Страница 32 из 43
Опарин произнес это с таким выражением, словно работал президентом «Лукойла». На его форме красовался знак в виде молнии на фоне согнутого дерева. Ледогоров вспомнил табличку на дверях кафе: «Объект охраняется охранным предприятием „Смерч"».
— Работаешь здесь? — он сам понимал идиотизм вопроса, но просто не знал, о чем говорить с бывшим сослуживцем и уже проклинал момент, когда решил зайти пообедать именно сюда.
— Ну! — Опарин расплылся в улыбке. — Фирма!
Ледогоров не сдержался и усмехнулся. Паша это заметил.
— А чего? — в голосе его просквозила обида. — Серьезная компания. С улицы не берут. Работа суточная. Через двое на третьи. Я еще в одном месте подрабатываю. Баксов шестьсот выходит. Не то что в ментуре! И нервы никто не треплет.
Ледогоров кивал, стараясь как можно быстрее съесть горячую шаурму. Аппетит окончательно улетучился. Опарин тараторил без умолку, даже не интересуясь, слушают его или нет,
— Я тут в уважухе. Может, скоро старшим объекта сделают. Там майор бывший с ПВМ. Он ни хрена не справляется. В частном бизнесе, Саня, выживает не всякий! Это в ментовке все равны, а здесь свое место заработать надо.
Создавалось впечатление, что Опарин лично раскрутил самую крутую в городе «охранку». Ледогоров усиленно жевал, продолжая кивать в такт его излияниям. Большой размер порции неожиданно начал раздражать. Было очень душно. Нагретый солнцем воздух смешивался с жаром из кухни.
— Жизнь на «гражданке» — это не ментура…
В кафе вошли двое: высокий седой мужчина в строгом костюме, с явно военной выправкой и коренастый парень в таком же как у Опарина черном «милитари». Паша сидел спиной к выходу, продолжая болтать без умолку. Они подошли. Седой тронул его за плечо.
— Опарин! Почему отвлекаемся?! Почему посторонние за служебным столом?! Почему спиной к входу?! Работать надоело?! Хочешь свалку металлолома охранять?! Где дубинка? А?!
Паша вскочил. Он был похож на старшеклассника, застигнутого военруком курящим в школьном туалете. Ледогоров доел шаурму, допил кофе и потянулся за салфеткой.
Седой смерил его командирским взглядом.
— Вы кто? Ваши документы!
Ледогоров вытер губы и бросил розовый бумажный шарик в тарелку.
— А ваши?
Не вставая, он показал удостоверение. Седому пришлось согнуться, чтобы его прочесть. Парень в форме равнодушно смотрел в стену.
— Извини, майор. — Седой выпрямился. — Я сам бывший подполковник милиции. Вот проверяю несение службы охранниками фирмы.
Ледогоров убрал «корки» и кивнул.
— Все-таки документы можно?
В принципе, все это ему было на хрен не нужно. Просто хотелось чуть осадить нагловатого бывшего «подпола». Напомнить ему, что он «бывший». «Бывший»! А ведь через пять дней…
— Пожалуйста!
Он только чуть глянул в массивное удостоверение с оттиском «ОП „Смерч"». Поликарпов А. А. состоит в должности начальника первого дивизиона.
«Хорошо, что не эскадрона или батареи.»
— Спасибо. Счастливо, Паша.
Он начал протискиваться между уже порядком заполненными столиками и усмехнулся, услышав, как у него за спиной Седой повернулся к своему спутнику.
— Костя! Пометь себе, — выписать этому барану штраф в размере оплаты трех смен.
Вечерело.
В отделе стояла мертвая тишина. Все двери заперты. Никого. Ледогоров открыл кабинет. На столе тихим потрескиванием бурчал телефон. Утром он убавил громкость звонка до минимума.
— Да?
— Саша! Это Копылов! Я слышал, что ты уходишь? А я? А дело? А Кобалия?
В голосе Лени слышалась почти детская обида. Ледогоров молчал.
— Так же нельзя! Мы поймаем его! И посадим!
Ледогоров облизнул губы.
— Леня! Я перезвоню попозже.
Едва трубка легла на аппарат, он снова разразился своим тихим бормотанием.
— Да, Леня.
— Это я, — Полянского было слышно как из соседнего кабинета. — Я уже знаю. Это все из-за меня.
— Еще один. Все прогрессивное человечество солидарно…
— Не юродствуй! Если бы я…
— Хватит, Серега! Как теща?
— Плохо. Но я…
— Даже и не думай! Сиди там. Жаннку поддерживай. Ни один бандит не стоит близких.
Полянский молчал.
— Слышишь?
— Слышу. Ты только глупостей не делай, а?
— Не буду! — соврал Ледогоров. — Пока. Звони.
Жара не спадала. День.клонился к вечеру. Он достал из стола деньги, принесенные Че-лышевым и пересчитал их. Снова заговорил телефон. Юлька.
— Привет. Ты как?
— Нормально.
— Точно?
— Точно.
— Точно-преточно?
— Да.
В ее тоне чувствовалось явное недоверие. Она даже вздохнула.
— А я работу нашла. Лучше прежней.
— Здорово.
— Ты правда рад?
— Конечно.
— Я уже дома. Жду тебя и очень люблю.
Он сунул деньги в карман.
— Я скоро.
Последние языки солнца выползали из кабинета, оставляя следы в виде глубоких синих теней.
— Точно кушать не будешь?
Мама поставила на стол сахарницу и две знакомые с детства фарфоровые кружки с рисунками из «Золотого Петушка».
— Нет! Я только-только.
— Зачем есть где-то, незнамо что, если до дома пять минут ходьбы. Ледогоров не ответил, помешивая крепкий душистый чай.
— Спасибо за лекарства, сынок. Я даже не представляю, сколько они стоят.
Он махнул рукой.
— Мне ребята бесплатно достали.
Пригубил чай.
— Мам, я увольняюсь из милиции.
Она никак не отреагировала. Отломила кусочек пряника, подвинула ему розеточку с вареньем.
— Что-нибудь случилось?
Он усмехнулся.
— Нет. Просто устал. Хочу спокойной жизни. Хочу семьи. Хочу денег.
Она кивнула.
— И куда ты пойдешь?
— Мало ли хороших мест? Вон сколько бывших наших ребят в службах безопасности работают.
Она опять кивнула. Он рассердился.
— Я думал, ты обрадуешься! Ты же сама этого всегда хотела. А сидишь мрачнее тучи.
Мама прожевала пряник и замахала руками.
— Что ты, что ты! Я просто очень хочу, чтобы все было так, как ты действительно хочешь, сынок!
— Так я хочу!
— Ну и замечательно.
За окном набегали сумерки. Ледогоров поднялся.
— Пойду домой. Устал.
— Конечно, сынок, — мама помялась секунду. — Доктор звонил. Сказал, что у тебя срок кодировки уже вышел. Спрашивал, надо или нет снова… — Она умолкла.
Он взял ее за руку.
— Не волнуйся! Уже ничего не надо.
— А может…
— Не может.
Мать кивнула, но глубоко в глазах ее продолжала гнездиться тревога. Ледогоров поцеловал ее в сухую щеку.
— Меня даже не тянет.
Она снова кивнула.
— Проводи меня до дверей.
Теплый воздух, струящийся от остывающего асфальта, делал вечерний пейзаж размытым как акварель. Пахло бензином, гарью и сиренью. Ледогоров поддал носком кроссовки пустую банку. Она с лязганьем покатилась по тротуару. Немногочисленные прохожие обернулись. От второго удара она вылетела на мостовую и хрустнула под колесом грузовика. Ледогоров достал сигарету, повертел ее в пальцах и убрал обратно в пачку. Было душно.
Грозы хочется, но ее нет. Хочется ветра, но и его нет. Даже темноты нет настоящей. Вместо нее серо-коричневая дымка, слегка колышущая занавеску.
— Ты никогда мне этого не простишь.
— Не говори ерунды.
— Я всегда тебя чувствую.
— Чушь! Причем здесь ты!
На потолке пляшет синий отблеск работающего в окне напротив телевизора. Внутри него мечутся тени.
— Я знаю.
— Прекрати.
— Я знаю.
— Прекрати, я сказал!
— Ты никогда раньше на меня не кричал.
Он садится и тянется за сигаретами. Огонек зажигалки вспыхивает во мраке теплым маячком.
— Извини.
Она целует его в спину.
— Я же говорю — не простишь.
Он не отвечает. Она приподнимается и приникает к нему всем телом.