Страница 2 из 14
Нестеренко на цыпочках подошел к двери спальни, заглянул. Жена и шестимесячная дочурка мирно посапывали на кровати; на спинке манежа досушивались пеленки.
Когда брился, вдруг подумал: "В отпуск бы…" И защемило внутри, и вспомнилось: туман над родным приднепровским селом, за рощицей сверкает речной плес – словно кто-то обронил новую серебряную монету в густое высокое разнотравье. Дымок костра лениво плывет к лесу, щекочет ноздри, водную гладь изредка морщит рябь – жирует рыба на зорьке…
Нестеренко повздыхал, заторопился, порезался. Залепив кое-как царапину на подбородке газетным обрывком, принялся за стирку пеленок.
Улыбнулся, припомнив выражение на лице матери, когда она впервые увидела его за этим занятием. Мать приехала погостить, чтобы посмотреть на долгожданную внучку. Сухо поджав губы, молча отстранила его от тазика, все прополоскала, а затем долго молчала, уединившись на балконе.
Хотела поначалу погостить подольше, но уже через неделю после приезда засобиралась обратно. Ох, мама, в том ли счастье, чтобы мужик в женские дела не совался? Но ничего. Все поправится к лучшему. Они же не чужие.
Одеваясь, нечаянно дотронулся до шрама. Зарубка на память о службе в погранвойсках, след пулевого ранения. "Сырая тяжесть сапога, роса на карабине. Кругом тайга…" – замурлыкал под нос. Прошли годы, а нет-нет, да и шевельнется в глубине души томление – по нелегким солдатским будням, по друзьям-товарищам, по таежным рассветам, вкрадчиво скользящим по вершинам вековых сосен…
Завтракал капитан второпях, посматривая на часы – не опоздать бы: сегодня он в дежурной оперативной группе МУРа.
3
Михрюта, покуривая, свысока посматривал на Семена Яцышина. Глядя на них со стороны, можно было подумать, что они родные братья – невысокого роста, худощавые, с невыразительными лицами. Но если Михрюта был немного вяловат в движениях и медлителен в разговоре, то Семен напоминал своими повадками старого мудрого хорька – стремительный, с острым хитрым взглядом, с крепкими, жилистыми руками, в которых угадывались цепкость и недюжинная сила. Посмеиваясь над шуточками Кучкина, он хищно обнажал мелкие желтые зубы и морщил длинный, чуть вздернутый нос.
Они разговаривали уже битый час, а Михрюта все еще ходил вокруг да около главного, что привело его в старый барак на окраине города.
Наконец с решительным видом потушил окурок, сунул руку в карман и положил на стол перед Семеном золотую монету.
– Вот… Это, так сказать, должок…
Семен на монету посмотрел с безразличием. И только его серые, выцветшие глаза вдруг потемнели, спрятались под припухшими веками.
– Мало? Что молчишь, Сема? – Михрюта самодовольно ухмыльнулся и закурил снова, пуская дым колечками.
– Где взял?
– Хе-хе-хе… Ишь ты – где взял… Где взял, там уже нет.
– Еще есть?
– С тобой мы квиты, Сема. Долг я тебе вернул, с лихвой. Да и не по карману тебе…
– Ты что, мой карман насквозь видишь?
– Да ладно тебе, не заводись… – Михрюта заерзал на стуле. – Мне нужен "купец" побогаче, с хорошей деньгой.
Семен, натянуто улыбнувшись, спросил:
– Так все-таки, сколько их у тебя? – кивнул на монету.
– Тебе-то какая разница?
– На нет и суда нет. Бывай здоров…
– Сема, я ведь серьезно… Посоветуй надежного человека при деньгах. Ты ведь в курсе…
– А ты откуда знаешь? – Яцышин побледнел от злобы. Ржавые точки крупных веснушек, которые прятались под загорелой кожей, вдруг густо высыпали на щеках.
– Да уж знаю. Слыхал. И глаза на месте, – Михрюта заговорщицки подмигнул. – Да ты не сомневайся, у меня как в могиле…
Короткие, покрытые густым рыжим волосом пальцы Семена намертво вцепились в тощую шею Кучкина.
– Язык вырву!
– С-сема-а… – хрипло выдавил тот из себя и затряс головой.
– Вот так оно лучше… Есть у меня на примете кое-кто, – неожиданно спокойно произнес Семен. – За ценой стоять не будет. Сколько там их у тебя?
– Это… В общем… шесть штук… – "притемнил" Михрюта.
– Ну? Ай да Кучкин… – изобразил добродушную улыбку Семен.
Теперь он уже знал, как поступить…
Через неделю Семен отправил в Москву телеграмму: "Зиселевичу Артуру Борисовичу. Срочно высылай копию трудовой книжки", что означало: "Приезжай немедленно, есть "товар". И с той поры Михрюта Кучкин исчез.
4
Троллейбус медленно вырулил на проезжую часть, и вскоре сверкающее огнями здание аэровокзала осталось позади. Высокий бородач в пиджаке из коричневой кожи недовольно посмотрел на беспокойного рыжеволосого соседа и, отвернувшись, крепче сжал ручку небольшого чемодана.
За окнами проплывали окутанные предрассветной дымкой дома столицы, прохожие торопливо шагали по мостовым, стараясь согреться на ходу, – лето в Москве выдалось прохладным, с надоедливыми дождями.
Бородатый изредка бросал короткие тревожные взгляды по сторонам. Его темные выпуклые глаза слегка косили. Рыжеволосый, устроившись позади, дышал ему в затылок луком и перегаром.
Троллейбус подкатил к остановке. Мужчина поставил багаж между ног и принялся шарить по карманам в поисках монеты. И в этот миг рыжий схватил чемодан и стремительно выскочил из троллейбуса.
– Куда?! – рванулся за ним бородач. – Стой! Сто-ой!!! Помогите, украли!
Вор бежал на удивление резво, но на этот раз зря понадеялся на быстроту ног – взвизгнув тормозами, патрульная машина отрезала ему все пути, и вскоре возбужденная толпа окружила незадачливого похитителя.
– А-а, Сява… Ты опять за свое? – лейтенант милиции крепко держал его за локоть.
– Гражданин начальник, бес попутал. Ей-богу. Пошутил.
– Знаю я твои шуточки. Ну-ка, садись в машину. Товарищи, чей груз? Подойдите, пожалуйста, ко мне…
Люди заволновались в попытках найти владельца. Тщетно. Он исчез.
5
Микроавтобус с дежурной оперативной группой МУРа сбавил ход, съезжая на ухабистую грунтовую дорогу. Черноволосый кудрявый эксперт ЭКО [1]Геворг Арутюнян с досадой выругался по-армянски и бросил на сиденье недочитанный журнал "Огонек". Пес по кличке Амур, который, положив лобастую голову на мощные лапы, подремывал у ног сержанта-кинолога, вздрогнул и неодобрительно покосился в его сторону. Немолодой судмедэксперт, полный мужчина в очках, страдальчески поморщился и незаметно для остальных принялся массировать живот. Только Нестеренко не обращал внимания на тряску, сидел с отрешенным видом, глядя на березки, подступившие к дороге почти вплотную. Арутюнян было обратился к нему с каким-то вопросом, но, заметив, что капитан не слушает, обиженно умолк и нахохлился, отчего стал похож на тощую взъерошенную птицу с длинным горбатым клювом.
У водохранилища, куда по вызову прибыли оперативники, толпились рыбаки. Это они вызвали милицию, наткнувшись на утопленника, на шее которого висела тонкая прочная веревка с привязанным тяжелым зубчатым колесом. Лицо покойника было обезображено.
Пока эксперты осматривали труп, Нестеренко слушал показания.
– …Ну, значит, забросил я крючок подальше – авось клюнет. Клев сегодня не ахти какой, ветер задувает. С пяти часов сижу и только две рыбешки – срамота одна… Вначале я был вон под теми кустами. Вот и подумал – дай-ка попробую с обрыва, там глубина приличная, глядишь, повезет. А крючок возьми и зацепись. Я еще подивился – с чего бы это? Места тут чистые, без коряг и водорослей… – Аккуратный дедок с бородкой клинышком, в старомодном парусиновом пиджаке, чувствуя себя в центре внимания, с увлечением жестикулировал. – Жалко крючок стало, сын из заграничной командировки привез, норвежский – во сталь! – разделся я и полез за ним. Плаваю я хорошо, на Волге-матушке вырос… Нырнул, пощупал – и обмер! Утопленник! Ну, если честно, испугался до смерти. Не каждый день ведь такое… Ребят вот позвал, вытащили мы его из воды, а оно вишь какое дело…
[1] ЭКО – экспертно-криминалистический отдел.