Страница 22 из 43
Славно поработали. Что же, теперь у меня есть веские аргументы для отстранения Жигарева от командования ВВС. Поставим на его место Новикова, а Голованова – на комдива восемьдесят первой авиадивизией, которая до сих пор не подготовилась к удару на Берлин. Включим в нее и его полк тоже. А Глазунова поставим готовить побольше новых спецназовских групп. Пусть так и остается на будущее – спецназ у армии, осназ у НКВД.
Москва за нами.
Ребята, не Москва ль за нами?
Умремте ж под Москвой!
И умереть мы обещали
И клятву верности сдержали…
5 августа 1941 г. Западный фронт.
– Товарищ лейтенант, немцы, – прервал сон Петра Ершова голос посыльного. Лейтенант мгновенно проснулся и недовольно покачал головой, глядя на часы. Оказывается, он проспал целых четыре часа и его так никто и не разбудил. За неделю, в течение которой фронт застыл на одном месте, все как-то расслабились. К чему приводит такое, Петр уже видел, не первый день на фронте.
– Связь? Васильев где?
– Нету связи, товарищ лейтенант. Три минуты назад прервалась. Васильев вас ждет.
В траншее действительно стоял один из двух сержантов, оставшихся во взводе, Васильев, основательный, неторопливый и хозяйственный сибиряк. Не дожидаясь команды, он доложил:
– Прибежал к нам один красноармеец с первого эшелона. Говорит, немцы наше охранение в ножи взяли и без выстрела ворвались в окопы. Большинство ничего и понять не успело, а капитан Львов и лейтенант Иванов сразу руки вверх подняли. Теперь наверное переправу наводят. Боец говорит, что моторы слышал. Скорее всего танки у них, товарищ лейтенант.
Лейтенант, не удержавшись, сплюнул. Струсили, гады. Бывало и такое, бывало. Лично пришлось одного подполковника под Могилевым арестовывать, который знаки различия срывать и сдаваться приказывал. Теперь тот подпол на том свете объяснения дает, а лейтенант и большинство его бойцов не только из окружения вышли, но и живы и по-прежнему с немцами дерутся.
'Вот ведь черт, а только позавчера стоявшую батарею дивизионок начальство куда-то отвело. Остался у взвода всего один расчет противотанкового ружья, и все. Да еще гранаты'. Но к гранатам лейтенант относился с предубеждением. РГД-33 граната неплохая, но в использовании сложноватая. Ее бросать надо уметь, на весь взвод хорошо, если пять – шесть человек умеет. Против танков гранаты необходимо в связку упаковать, причем так, чтобы она не рассыпалась при любых обстоятельствах. А то и себя подорвешь, и товарищей угробишь. Бывало такое, особенно с новичками. Не во взводе Ершова, но бывало. 'Но как немцы сквозь Львова прошли? Без единого выстрела, что интересно' – поднимая бинокль, подумал Ершов. Его взвод стоял во второй линии обороны, растянутой, но вполне боеспособной обороны. Участок считался не танкоопасным, первую линию, которую занимала сводная рота капитана Львова, прикрывало заболоченное русло реки. Сама речка неширокая, да и глубиной не отличалась, но на дне ее били холодные ключи, отчего течение ее было довольно бурным. Но, несмотря на все препятствия, немцы уже вышли ко второй линии обороны, вышли без единого выстрела.
– С окопов людей снял?
– Сразу, товарищ лейтенант.
– Тогда всех по укрытиям, оставить наблюдателей. Ждем.
Васильев, козырнув, отбежал, а Ершов продолжил наблюдение, стараясь разглядеть, что же происходит впереди и дожидаясь появления противника. Долго ждать не пришлось.
В бинокль ясно было видны три небольших клина немецких танков. Впереди каждого шел тяжелый Т-4, с коротким 'окурком' семидесятипятимиллиметрового орудия, сзади два средних танка с более тонкими и длинными стволами, за ними три легких, вооруженных совсем малокалиберной пушечкой. За каждым клином шло, с трудом догоняя, несколько гробообразных угловатых бронированных грузовиков, над бортами можно было различить каски сидящей внутри пехоты. Пока лейтенант рассматривал приближающихся врагов, откуда слева, из-за леса, донесся отдаленный гром. Похоже, началось и там.
– До роты танков и столько же пехоты. Артиллерии не видно. Как же они сюда проскочили? – произнес негромко, скорее для себя Ершов. Но его услышал стоящий рядом сержант Васильев.
– Лейтенант, перебьют они нас ни за понюх табаку, – сержант с надедой смотрел на Ершова. – надо что-то делать.
'Что делать? Была бы артиллерия, сейчас бы живо этих наглецов утихомирили. А так остается подпустить поближе и подороже продать свои жизни', – эти мысли, похоже, неведомым образом отразились на лице Петра, Васильев обреченно кивнул, словно соглашаясь и с потемневшим лицом отвернулся назад. И тут же повернулся с повеселившим лицом.
– Товарищ лейтенант, артиллерия!
И действительно, к пулеметному окопу, расположенному сразу за НП, расчет подкатывал небольшую, ладную пушечку – 'сорокопятку'. Артиллеристы быстро, в один момент, сменяя пулеметчиков, закатили орудие прямо в пулеметный окоп, расширили немного для того, чтобы развести и укрепить станины, подносчики уже из передка вытащили снаряды, протирают их ветошью. Здорово работали артиллеристы, учебу прошли, видно сразу, хорошую.
Подошел лейтенант, лет на пять постарше Петра, поздовровоался, посмотрел в бинокль, достал блокнот и начал вычислять прицел. У сержанта рядом с ним буссоль. Это такой прибор, оптический, при помощи которого артиллеристы могут высчитывать точные координаты. Правда, высчитывать тут уже особо и не надо было. Немцы вот они, рядом.
А Васильев, не выдержав, уже материт артиллеристов, что они долго не открывают огонь. Да и другие орут со всех сторон:
– Ну что вы там копошитесь!
– Подавят нас сейчас вместе с вашей пушкой!
– Или стрелять нечем?
Тут Петр решил с лейтенантом переговорить. Оказалось что прислали их батальону в помощь целую батарею из четырех орудий. В полосе взвода тоже взвод разместился, огневой, под командой этого лейтенанта, Ивана Полозова, ветерана Финской, отступающего со своими орудиями от Гродно. Кто-то из начальства учел, что в такое жаркое лето болотистые берега подсохли и немцы вполне могли найти проходы.
– Две пушки. Маловато вас будет, – озвучил свои мысли Ершов. – Видел я, как сорокопятки по немецким танкам стреляли. Бьют, бьют, а подбить не могут.
– Не волнуйся, лейтенант, танки мы остановим, – успокоил его Полозов, – наводчики у меня хорошие, опытные. Ты, главное, свое дело сделай, пехоту от танков отсеки, залечь заставь. Иначе нам точно не удержаться.
– Не учи ученого, – с иронией ответил Петр, ничуть не успокоенный заверениями артиллериста. – Чем-нибудь еще помочь?
– Да, – ничуть не смутился лейтенант-артиллерист, – пошли несколько бойцов с шанцевым инструментом. У меня сержант их у вон тех кустов ждет. Пусть помогут ездовым запасные позиции для орудий окопами оборудовать.
Ершов только кивнул и, скомандовав Васильеву, побежал по траншее. Отправив шестерых солдат вместе с Васильевым к кустам, лейтенант еще раз пробежался по траншее, инструктируя пулеметчиков и противотанкистов. Немцы, по-прежнему не стреляя, приблизились на полсотни метров. Танки задвигали башнями, как будто выцеливая окопы обороняющихся. И тут артиллеристы открыли огонь. Ершов, остановившись, посмотрел на работу артиллеристов. Как они стреляли! Первым летел осколочно-фугасный снаряд. Ложился прямо перед танком. Порванные гусеницы, выбитые передние катки. А потом – несколько точных попаданий бронебойными. В башню или под нее, в люк механика-водителя, в борта. Похоже, что, когда осколочный рвал гусеницу или нарушал ходовую каким-либо другим образом, танк резко разворачивало. Наводчик на это рассчитывал и стерег этот момент уже с бронебойным в стволе.
Не прошло и минуты, а три немецких танка горят. И хорошо горят! 'Вот тебе и сорокапятки!' -успел подумать Петр, когда на окопы обрушился огонь уцелевших немецких танков. Снаряды проносились над головами обороняющихся и оглушительно рвались близи от зарослей кустарника, на месте, где посланные Ершовым бойцы начали рыть запасные окопы. 'Понятно, немцы приняли их за линию обороны, а хорошо замаскированные окопы (все же опыт- великая вещь), не заметили' – приподнявшись после очередного залпа, оценил обстановку Петр. И в этот момент, когда сорокопятка успела выстрелить еще раз, заставив вспыхнуть один, неосторожно высунувшийся из-за прикрытия танков, БТР, когда ободренные поддержкой артиллерии бойцы плотным огнем уложили пехоту немцев, заставив нюхать землю, откуда-то со стороны противника что-то утробно и страшно взвывает. Уже привыкшие к тому, что любой непонятный звук означает неведомую опасность, обстрелянные в предыдущих боях бойцы не размышляя повалились на дно окопа. – Ложись! – скомандовал Ершов. Едва он успел упасть, больно ударившись губой о неожиданно подвернувшуюся ножку буссоли, как с неба обрушился пронзительный визг, напоминающий о минометном обстреле. Земля внезапно будто разверзлась от урагана взрывов и дергается, даже как бы стонет, дрожит, в тщетной попытке сопротивления ломающей ее страшной силе взрывов. Время тянется мучительно медленно, кажется, ч то все вокруг уже разлетелось вдребезги и только приятная холодная жесткость стальной трубки перед лицом не дает окончательно в это поверить.