Соблазн в жемчугах

Саммерхейз расположился как можно дальше от этой компании и стал смотреть на воду со странным выражением лица.

– Неужели он собирается развлекаться с этими женщинами прямо у нас на глазах? – удивился Хоксуэлл, сев рядом.

– Я думаю, он недоволен, что мы не подождали до вторника, и хочет доказать, что независимо от наших планов не изменит своей привычки к оргиям. Посмотришь, он еще и нас пригласит присоединиться.

– Я надеюсь, что он хотя бы отложит все до того времени, когда мы поплывем обратно. Хороши мы будем, если пришвартуемся к тюрьме, полной преступников, в самый разгар его шоу. Среди заключенных может начаться бунт.

Саммерхейз бросил взгляд через плечо.

– Наши надежды на такт и здравый смысл, похоже, как всегда, напрасны.

Визгливый смех и вопли оглашали воздух. Хоксуэлл не отрывал взгляда от реки, размышляя о том, что нарушает закон, собираясь вторгнуться в целый ряд отвратительных плавучих тюрем и заявляя о своем праве найти Майкла Боумана.

Глава 26

– Я не понимаю, зачем ему нужен весь этот чертов антураж. Он металлург, возможно, радикал, и мы нашли его в вонючей плавучей тюрьме, – сердился Каслфорд. – Более того, не понимаю, как я оказался частью этого антуража.

– Ты заснул, как только мы уехали из министерства внутренних дел. Мы не могли тебя разбудить, сколько ни старались. Поэтому ты здесь, – успокаивал его Хоксуэлл.

Каслфорд нахмурился и снова посмотрел в окно.

– Три кареты, все с гербами. Прямо королевская свадьба, не меньше. Зачем Саммерхейз позвал Уиттонбери?

– Он едет за своей женой, а потом на некоторое время отправится в Эссекс.

– А почему ты здесь, со мной, а не в своей собственной карете?

– Потому что я предпочитаю твою компанию компании нашего нового друга.

Это объяснение вполне удовлетворило Каслфорда. Он совершенно не сомневался, что его компания всегда предпочтительнее. Он несколько раз зевнул, сложил на груди руки и устроился поудобнее.

– Тогда почему и Саммерхейз не с нами, чтобы наслаждаться моей компанией, а едет в своей карете?

– Потому что, ваша светлость, когда вы спите, вы брыкаетесь и размахиваете руками. Вы занимаете место на трех человек. Поэтому Саммерхейз поспешил перебраться в свою карету.

Хоксуэлл полагал, что теперь Каслфорд снова заснет и проспит до того времени, когда закончится последний акт драмы. Не тут-то было.

– Забавное выражение было на лице Сидмута, когда он схватил Томпсона за галстук, – усмехнулся он, передразнивая выпученные глаза и отвисшую челюсть министра внутренних дел, когда они ввалились в его кабинет.

Саммерхейз хотел выглядеть более пристойно. У Хоксуэлла было единственное желание – как можно скорее со всем покончить. А Каслфорд решил, что они будут штурмовать министерство внутренних дел так же, как взяли на абордаж плавучую тюрьму.

Не обращая внимания на протесты клерков и других сотрудников, они сегодня утром ворвались в офис министра внутренних дел Сидмута, подталкивая впереди себя испуганного Бертрама Томпсона.

Без всяких церемоний Хоксуэлл приказал Сидмуту сесть и выслушать их. Потом, тоже по приказу, Бертрам, решивший, что ему остается только во всем признаться либо умереть, выложил историю собственной бдительности, такую жуткую, что от нее похолодела бы душа любого англичанина.

– У меня вызвало раздражение заявление Сидмута о том, что его подозрения подтвердились, – сказал Каслфорд. – Какое самомнение! Он не хотел признавать, что мы раскрыли заговор, который он проворонил.

На самом деле заговор раскрыла Верити. Если бы не ее настойчивость в деле пропажи Боумана и многих других, Клебери и иже с ним продолжали бы свое черное дело.

– Я верю, что Сидмут что-то подозревал. У него есть там свой человек. Я с ним знаком. Это не кто иной, как Олбрайтон.

– Олбрайтон? Черт побери! Он вернулся?

– Да, живет, как порядочный сквайр, в Стаффордшире.

– Вот скучища. Он должен быть готов к тому, чтобы пустить себе пулю в лоб.

– Я тоже так думаю. Поэтому я и заподозрил, что он человек Сидмута. Но он не провокатор. Его роль мирового судьи делает это невозможным. Тогда что за этим стоит?

– Благодаря мне он больше не понадобится, – гордо заявил Каслфорд.

– Я вижу, что ты приписываешь заслугу себе одному.

– Так и должно быть. Это была моя идея – проверить плавучие тюрьмы, моя яхта совершила плавание, мой камердинер привел в порядок Боумана, на нем моя одежда, и это я заставил Томпсона заговорить.

Все это было правдой, особенно последнее. Хотя Хоксуэлл и не присутствовал при этом, но поверил.

– А что ты ему сказал? Или сделал?

– Что бы ни было, это сработало:

Хоксуэлл посмотрел на Каслфорда, но тот не моргнув выдержал взгляд.

– Полагаю, что лучше я, чем Олбрайтон.

Карета свернула. Хоксуэлл узнал дорогу, ведущую к «Редчайшим цветам». Его сердце дрогнуло, но он постарался взять себя в руки.

– Что это за место? – спросил Каслфорд, когда все три кареты остановились. Он высунул голову в окно и стал разглядывать дом и сад перед ним.

– Здесь живут подруги моей жены, – пояснил Хоксуэлл, собираясь открыть дверцу кареты. – С ними знакома и леди Себастьян.

– И все они такие же прелестные, как твоя жена?

Хоксуэлл подождал открывать дверцу.

– И не вздумай. Я уверен, что говорю и за Саммерхейза. Эти женщины как сестры по отношению друг к другу, и нам с Себастьяном придется расплачиваться за твое плохое поведение.

– Черт возьми, я просто спросил, хорошенькие ли они.

– Спи дальше.

Он вышел из кареты. Саммерхейз и Одрианна уже стояли у дверей.

– Господи, ну и зрелище, – сказала Одрианна, оглядев три их кареты. – Верити в своей комнате, Хоксуэлл, остальные – в оранжерее.

Саммерхейз передал ее чемодан кучеру.

– Почему бы вам тоже не приехать на несколько дней в Эссекс, Грейсон? – сказал он.

– Да, приезжайте, – поддержала его Одрианна. – Мне кажется, что Верити понравилось на побережье и она будет не прочь опять там побывать.

Саммерхейз печально улыбнулся, а потом многозначительно посмотрел на Хоксуэлла.

– Увидимся там или в городе, – сказал он.

Они попрощались и пошли к своей карете.

– А это карета Каслфорда? Зачем он вообще здесь? – спросила Одрианна. – А кто это сидит в карете Хоксуэлла?

Саммерхейз взял ее за руку.

– Я тебе все объясню по дороге. – Он подсадил жену в карету и, прежде чем сесть самому, снова оглянулся на Хоксуэлла.

Хоксуэлл проводил карету взглядом, а потом, глубоко вдохнув и стиснув зубы, подошел к своей карете и заглянул внутрь.

Сидевший там светловолосый молодой человек с зелеными глазами посмотрел на него с любопытством. Взгляд этих глаз был умным и доброжелательным.

Хоксуэлла вдруг охватил гнев, но он не выплеснет его на этого юношу. Верити заслуживает лучшего, решил он. И он вовсе не хочет, чтобы она думала, что им движет досада или ревность. Сегодня ему не нужно недопонимание.

– Пойдем со мной, – только и сказал он молодому человеку, открыв дверцу кареты.

Был чудесный осенний день – солнечный, с прохладным ветерком и ароматами еще цветущего сада. Верити сидела на подоконнике своей старой комнаты и смотрела в окно на кружащиеся в воздухе желтые листья.

Всю прошлую ночь они проговорили так откровенно, как могут только женщины. Верити наконец рассказала им о Бертраме, о своем страхе и перенесенных побоях. Она могла говорить об этом спокойно только потому, что уже вылила весь свой гнев, всю горечь в разговорах с Хоксуэллом.

Одрианна плакала, но она была единственной, кто так отреагировал. Оказалось, что Дафна давно подозревала нечто подобное. Селия тоже. А Кэтрин… Кэтрин поняла ее лучше, чем остальные, уж это точно.

Рассказывая об этих печальных годах, Верити освобождалась от негативных воспоминаний. Но страшно устала. Поэтому она крепко и долго спала и встала гораздо позже подруг.