Страница 27 из 29
От духовки к духовке, мимо десятифутовой плиты, мимо глубоких жаровен, наполненных кипящим маслом, огибая угол разделочного стола, Кертис спешит в узкий проход, в котором лежат резиновые коврики. Он пригибается, чтобы не попасться на глаза ковбоям, когда те войдут на кухню. Старается никого не толкать, протискивается мимо, обходя то справа, то слева, но теперь его уже заметили.
– Эй, парень.
– Что ты тут делаешь, мальчик?
– Tener cuidado, muchacho! [30]
– Осторожнее, осторожнее!
– Loco mocoso! [31]
Он как раз добирается до следующего прохода в глубинах огромной кухни, когда слышит прибытие двух ковбоев. Сомнений в том, что пришли именно они, а не кто-то еще, нет. С наглостью и жаждой крови, присущей гестаповцам, они шумно открывают вращающуюся дверь, их шаги гулко разносятся по всей кухне.
Работающие на кухне разом замолкают и застывают, как манекены. Никто не хочет узнать, кто эти незваные гости, никто не решается привлечь их внимание звяканьем кастрюль, возможно, потому, что все боятся, а вдруг эти двое – агенты федеральной иммиграционной службы, выискивающие иностранцев, находящихся на территории Соединенных Штатов без должного разрешения, а на кухне такие, конечно же, работают. Впрочем, если агенты в плохом настроении, они могут изрядно потрепать нервы и тем, у кого документы в полном порядке.
Но одним своим появлением ковбои помогли Кертису найти союзников. Мальчик на четвереньках пробирается по проходам, а повара, пекари, рубщики овощей и посудомойки уходят с его пути, своими телами стараются укрыть его от глаз ковбоев, жестами показывают, он это понимает, в какой стороне находится дверь черного хода.
Мальчик испуган, рот внезапно наполняется горечью, легкие сжимаются с такой силой, что ему едва удается протолкнуть в них воздух, сердце стучит, как паровой молот… и при этом он остро чувствует сводящие с ума запахи жарящихся курицы и картофеля, тушащейся свинины. Страху не удается полностью заглушить голод, и, пусть слюна горькая, есть хочется ничуть не меньше.
Шум, который он слышит, указывает на то, что убийцы пытаются выследить его. Работники кухни начинают возмущаться, сообразив, что ковбои – не сотрудники правоохранительных органов, возражают против их вторжения в святая святых ресторана.
У стола с чистыми тарелками Кертис останавливается и, оставаясь на корточках, решается поднять голову. Заглядывает в зазор между двумя башнями тарелок и видит одного из преследователей в пятнадцати футах от себя.
У охотника симпатичное, потенциально приветливое лицо. Если б он не злобно хмурился, а улыбался, кухонные работники сразу прониклись бы к нему доверием и сами указали бы, где искать мальчика.
Но, хотя внешность людей иной раз обманывает Кертиса, тут у него сомнений нет: перед ним человек, у которого из каждой по́ры по всей поверхности тела изливаются токсины убийства, уже замариновавшие его мозг. И выжать капельку сладкого сока из отжимок персика куда легче, чем каплю жалости из сердца этого охотника, милосердием не отличающегося от каменного истукана.
Пока он пробирается по проходу, за столами которого готовят салаты, мрачный ковбой смотрит направо и налево, отшвыривает тех, кто мешает ему пройти, мужчин и женщин, словно они не люди, а мебель. Его напарник не идет следом, должно быть, заходит с другой стороны.
Протесты работников кухни стихают, возможно, потому, что охотники не реагируют на слова, а их убийственно-холодные взгляды ясно говорят о том, что не стоит вставать у них на пути. Таких людей иной раз показывают в телевизионных выпусках новостей. Они открывают стрельбу в торговых центрах или в офисных зданиях, потому что жена решила подать на развод, потому что их уволили, безо всякого «потому что». Однако кивками и движениями рук работники кухни продолжают направлять Кертиса к черному ходу.
Согнувшись в три погибели, раскинув руки для равновесия, совсем как испуганная мартышка, мальчик огибает угол стола для разделки мяса и видит повара, который, застыв как столб, широко раскрыв глаза, смотрит на охотников. Одетый во все белое повар, должно быть, по совместительству ангел, учитывая, что в руке он держит пластиковый пакет с сосисками для хот-догов, который только что взял из открытого лотка-охладителя за его спиной.
Раздается сильный грохот, звенят пустые кастрюли. Кто-то ворвался на кухню через вращающуюся дверь из коридора, ведущего к комнатам отдыха. Следом за ковбоями. Вновь эхом отдаются от стен тяжелые и быстрые шаги по выложенному плитками полу. Голоса. Крики: «ФБР! ФБР! Не двигаться, не двигаться, не двигаться!»
Кертис хватает пакет с сосисками. Повар от испуга отпускает его. С добычей в руках мальчик проскакивает мимо повара, навстречу свободе и сытному обеду. Он изумлен появлением агентов ФБР, но столь неожиданное развитие событий совершенно его не радует.
Дождь зачастую переходит в ливень, как говаривала его мать. Она не утверждала, что первой высказала эту мысль. Универсальные истины часто находят отражение в расхожих клише. При ливне реки выходят из берегов, и внезапно нас заливает. Но если начинается наводнение, мы не паникуем, не так ли, мой мальчик? И он всегда знал ответ на этот вопрос: « Нет, мы никогда не паникуем». А если бы она спросила: « А почему мы не паникуем при наводнении?» – он бы ответил: « Потому что на панику у нас нет времени: мы плывем».
За его спиной, где-то на кухне, звенят разбивающиеся об пол тарелки, грохочут сброшенные со столов кастрюли, звенят о плитки пола ножи, ложки, вилки, словно колокола, объявляющие о начале какого-то демонического праздника.
Потом гремят выстрелы.
Глава 15
Кофе так долго настаивался, что стал горьким. Но Микки и не возражает, что он крепче обычного. Более того, рассказ Лайлани поднял столько горечи из глубин души Микки, что другого кофе ей в этот момент просто не надо.
– Так ты не веришь, что Лукипела улетел с инопланетянами, – в голосе Дженевы не слышно вопросительных интонаций.
– Я делаю вид, что верю, – ответила Лайлани. – В присутствии доктора Дума я всему верю, радуюсь тому, что скоро, через год, через два, Луки вернется к нам в новеньком теле. Так безопаснее.
Микки едва не спросила, верит ли Синсемилла в то, что Ипы «засосали» Луки в летающую тарелку. Потом поняла, что женщина, с которой она столкнулась чуть раньше, не просто поверила этой сказочке. Не составило труда убедить ее и в том, что Луки и сострадательные гости с дальних миров посылают понятные только ей приветственные послания повторными показами «Сайнфелда», рекламой на коробках кукурузных хлопьев или траекториями пролетающих мимо птичьих стай.
Лайлани наконец-то положила в рот первый кусочек от второй порции пирога. Жевала очень медленно, печеные яблоки столько жевать нет нужды, не отрывала взгляда от тарелки, словно раздумывала, а чем, собственно, вкус второй порции отличается от первой.
– Как он мог убить беспомощного ребенка? – спросила Дженева.
– Именно это он и делает. Как почтальон разносит почту. Как пекарь печет хлеб, – Лайлани пожала плечами. – Почитайте о нем в газетах. Сами увидите.
– И ты не обращалась в полицию, – констатировала Микки.
– Я же ребенок.
– Иногда они прислушиваются к детям, – заметила Дженева.
Микки по собственному опыту знала, что скорее наоборот.
– Независимо от того, поверили бы они тебе или нет, они бы, конечно, не приняли версию твоего отчима о целителях со звезд.
– Они бы и не услышали от него эту версию. Он говорит, что Ипам известность ни к чему. И дело не в скромности инопланетян. Они к этому подходят очень строго. Если мы кому-то скажем о Луки, говорит он, они никогда не привезут его назад. У них большие планы, цель которых – обеспечить развитие человеческой цивилизации до уровня, который позволит Земле вступить в Галактический конгресс, иногда он называет этот орган Парламентом планет, и реализация этих планов требует времени. А пока они творят много добрых дел, оставаясь за кулисами, спасают нас от атомной войны и от хронической перхоти, им не хочется, чтобы невежественные копы беспокоили их, рыская по горам Монтаны и в других местах, где они любят появляться. Поэтому мы можем говорить об Ипах только между собой. Синсемилла полностью с этим согласна.
30
Tener cuidado, muchacho! – Осторожнее, мальчик! ( исп.)
31
Loco mocoso! – Не путайся под ногами! ( исп.)