Страница 5 из 14
Стараясь не шуметь, что, впрочем, у меня плохо получилось, я кое-как продрался через кустарник и засел в зарослях бурьяна. Отсюда мне открылся вид на небольшой луг, полого спускающийся от леса. Метрах в двухстах передо мной, как на ладони, был маленький хутор. Обычный такой хутор — за небольшим дощатым забором жилой дом-мазанка и еще три постройки, явно хозяйственного назначения. От ворот хутора небольшая колея вливалась в дорогу, которая с одной стороны вливалась в лес, из которого я вышел, а с другой — шла через луг с обратной стороны хутора и терялась где-то за изгибом стены леса.
Как раз в тот момент, когда я преодолел заросли кустарника, возле ворот хутора остановился мотоцикл. Возможно тот самый, который проехал мимо меня в лесу. Тут же из дома кто-то выбежал, видимо хозяин, обычный такой деревенский мужик, каких и сейчас можно увидеть где-то в селе — кепка, какой-то старый черный пиджак, мешковатые штаны, сапоги — и, что-то говоря, бросился открывать створку ворот. Немцы стояли возле мотоцикла. Один, вроде бы водитель стоял ко мне спиной и, в левой руке, держал за цевье снятый со спины карабин, а правой жестикулировал — видимо тоже что-то говорил. Второй немец стоял ко мне в пол-оборота и прикуривал сигарету.
Мужик наконец-то открыл ворота и тот немец, который с сигаретой, прошел во двор, попутно отпихнув с дороги хозяина. Второй немец взял карабин на перевес и шевельнул стволом, явно показывая хозяину что б тот шел впереди. Грамотно. Страхуется, гад! Следит что б мужик не оказался у них за спинами. Все трое оказались во дворе. Все это время хозяин что-то усердно говорил. Ганс, который шел впереди, не обращая ни малейшего внимания на хозяина, распахнул дверь вошел в дом. Хозяин собрался было двинуться за ним, но его остановил вскинутый карабин второго немца и они оба остались во дворе. Несколько минут ничего не происходило. Один немец видимо шарил по дому, а второй караулил хозяина, который мял в руках кепку и все время косился на дом. Вдруг из дома раздался женский визг. Хозяин дернулся в сторону дома, но немец прикладом сбил его с ног и прижал к земле стволом карабина. Из дверей, не переставая кричать, вылетела и растянулась перед порогом женщина, а вслед за ней, что-то говоря, вышел второй немец. Хозяин задергался пытаясь встать и до меня долетел сухой щелчок выстрела.
Намерения двух гансов, стоящих посреди двора над трупом хозяина и истошно визжащей женщиной, не оставляли никаких иллюзий. Немцы, вначале явно собиравшиеся просто ограбить одинокий хутор, нашли себе новое развлечение. Один из них грубо толкнул на землю бьющуюся в истерике женщину и начал расстегивать ремень. Второй в это время явно хохотал, впрочем, не опуская оружия. Блин, да что же они творят? Мотоциклисты эти — явно разведка или передовой дозор какого-то подразделения. Какого же они, вместо того, что б выполнять свою задачу, занимаются тут грабежом? Или просто солдатня решила развлечься? Застань их командир за таким занятием — будет такой залет… Если не боятся, то, наверно, оторвались от своей части далеко. А значит…
Вот как бы вы поступили на моем месте? Умный человек, скорее всего, предпочел бы просто тихо скрыться, не рискуя выступить против двух хорошо вооруженных и, явно хорошо умеющих пользоваться оружием, солдат. Но, оказалось, что в такой ситуации, когда два подонка на моих глазах только что убили ни в чем не повинного мужика, а теперь явно собрались изнасиловать женщину, я совсем не умный человек. Ну и, конечно, не последнюю роль в принятии решения сыграл оттягивающий карман ТТ.
Впрочем, ума и выдержки не устраивать "кавалерийский наскок" на гадов, выскочив из леса и, стреляя, броситься на помощь даме, у меня хватило. Я передернул затвор пистолета, подобрал и засунул в карман выскочивший патрон, который, оказывается, был в стволе и, пригнувшись, побежал в сторону хутора. Немцы меня не замечали. Один был слишком занят, пытаясь удержать девушку в удобной для него позе, а все внимание второго было приковано к этой картине, вызывавшей у него безудержный хохот. Незаметно я добежал до забора и затаился. Теперь следует тихо подойти к уродам на дистанцию, с которой я не промахнусь. В общем, близко надо подойти. Медленно, стараясь не шуметь, я начал красться вдоль забора. Хотя, наверно, можно было и шуметь — непрерывный женский визг, в котором уже сложно было разобрать что-то членораздельное, заглушил бы и топот роты солдат по брусчатке. Когда я добрался до ворот и осторожно заглянул во двор один из немцев уже приступил к своему грязному делу — мне как раз были видны его тощий зад, качающийся между бьющимися женскими ногами. Второй немец стоял ко мне спиной и явно готовился сменить первого — карабин прислонен к стене, а сам он возится с ремнем. Именно он, как представляющий наибольшую угрозу, и получил первые две пули в спину. Правда, выстрелил я раз пять — три раза промазал. Как только грохнули выстрелы, насильник скатился со своей жертвы и попытался вскочить на ноги, но, запутавшись в штанах, которые он так и не удосужился снять полностью, грохнулся обратно на землю. И получил носком сапога по зубам. А потом пулю в перекошенное от ужаса лицо, которая на выходе снесла ему весь затылок и забрызгала землю мешаниной из крови, мозга и осколков костей.
Во многих фильмах и книгах герои часто задаются вопросом: каково это — убить человека? Начинают расспрашивать собеседников что те чувствовали убив и т. д. А вот ничего я не чувствовал кроме дикой волны адреналина. Может совесть посчитала мои действия достойной расплатой за убийство безоружного сельского мужика и изнасилование, а может она этот момент вообще проспала… Но, в любом случае, никакого раскаяния я не испытывал и все мысли были только о том, что надо очень быстро отсюда валить пока на выстрелы не сбежались все немцы в округе.
Отвернувшись от трупа я увидел, что жертва насильника — девчонка лет двадцати — поскуливая пытается отползти подальше от меня.
— Тихо-тихо… Все хорошо… Они тебя уже не тронут… — девочку надо как-то успокоить, но к сожалению я далек от психологии и абсолютно не знаю что надо делать в таких случаях.
Говоря еще что-то, на мой взгляд, успокаивающее, я подошел к девочке, присел на корточки и попытался дотронутся до нее — успокаивающе погладить по плечу или еще что-то в том же духе. За что и был больно укушен. Блин! У меня абсолютно нет времени ждать пока закончится истерика! Просто уйти — тоже неправильно. Рано или поздно сюда придут немцы и, думаю, не стоит объяснять, что они сделают с девчонкой, после того как найдут возле дома мотоцикл и два трупа своих товарищей. Девушку здесь оставлять нельзя. Но в таком состоянии сама она за мной не пойдет. Не тащить же ее на себе, связанную и брыкающуюся! Может холодной воды на нее вылить? Быстро осмотрев двор никаких признаков ведра с водой я не нашел, а зайти в дом и оставить девушку одну я не рискнул. Пришлось, увернувшись от новой попытки меня укусить, схватить ее за плечи и хорошо встряхнуть.
— Успокойся, говорю тебе! Все, никто тебя не тронет!
Скулеж снова перешел в визг. Блииииин! Может она свихнулась от шока? Я отвесил ей хорошую пощечину, потом вторую — девушка замолчала. Первый раз бью женщину. Но это же в лечебных целях, да?
— Успокойся! — тихо, но твердо, глядя ей в глаза сказал я. — Я тебя не трону.
Девушка огромными, блестящими от слез и страха глазами смотрела на меня.
— Эти, — кивок в сторону трупов, — тебя тоже больше не тронут. Успокоилась?
Через долгие-долгие полминуты девушка кивнула. В ее глазах снова начал появляться разум. Слава Богу! С истерикой мы разобрались.
— Я мимо проходил. — успокаивающим тоном продолжил я. — Решил помочь. А теперь надо быстро отсюда уходить пока не пришли другие немцы. Понимаешь?
Она снова кивнула.
— Вот и умница! А теперь идем в дом и ты очень быстро собираешь еду, берешь что-то из его одежды, — я кивнул в сторону лежащего посреди двора хозяина дома. — обувь, ценные вещи и мы уходим.
Я отпустил девушку и она, все еще опасливо оглядываясь, то на меня, то на трупы, нетвердой походкой пошла в дом. Внутри дом был… как обычный сельский дом. Только всего одна комната. Я осмотрелся: простой стол без скатерти возле стены, рядом валяется перевернутый стул, лавка вдоль стены возле стола, еще одна — возле другой стены, большой сундук, печь с лежанкой, которую загораживала сейчас сорванная занавеска… В общем, ничего согбенного.