Страница 9 из 10
Тигр долго плавил стеарин на донышке, чтоб надежно прилепить свечу к подсвечнику, ведь не редкость, когда свечи падают даже не от ветерка, а сами по себе. Установив ее, он опустил подсвечник на пол, присев на корточки, щелкнул зажигалкой и поднес огонек к фитилю. Свеча, потрескивая, загорелась, через минуту пламя установилось ровное и спокойное. После этого тигр повернул все газовые конфорки и, бросив последний взгляд на бесчувственную Альку, вышел из кухни, плотно прикрыв дверь.
В машине он, с безразличием глядя на дом, закурил и ждал достаточно долго, прежде чем рвануло. А рвануло так, будто бомба взорвалась, выбросив клубы пламени из окон первого этажа. Одновременно он завел мотор и дал по газам…
Смерть Виктории негативно сказалась на Ие, обе действительно были как сестры, Ия переживала потерю глубоко и сильно. Рудольф кое-как привел ее в равновесие, под его чуткой опекой она немного оправилась от удара, но вчерашний поход к следователю расстроил Ию, она даже отказывалась говорить на эту тему. Однако остались позади целых три дня отдыха вместо намеченных двух, следовало браться за работу, а переживания заглушить. Но Ия находилась все еще во вчерашнем дне, Рудольф, управляя машиной, то и дело косился на нее и наконец не выдержал:
– До сих пор ты подавлена! Не знал, что тебя так легко выбить из седла, мне казалось, у тебя сильный характер.
На его замечание она отреагировала нервно:
– Ты разочарован?
– Напротив, – улыбнулся Рудольф, дотронувшись до ее колена. – Слабая женщина пробуждает в мужчине первобытные инстинкты защитника и добытчика. Не пойму, чем он тебя так достал, что ты сама не своя? Хамил?
– Да вопросы задавал… Скажи, зачем спрашивать, имела ли склонность к суициду Виктория, если следователь точно знает, что смерть ее подстроили? Я чувствовала себя дурой.
– Не обращай внимания, у них же свой стиль поведения и сто версий. Какую-то версию надо взять за основу, не так-то это просто, как я понимаю.
– Он интересовался моим алиби, значит, меня подозревает?
– Расслабься, ничего он тебе не предъявит, – ободрил ее Рудольф. – Нечего предъявить, а что пугает… плюнь! Да я заставлю его собственную лапу по локоть сожрать, если он вздумает тебя кошмарить.
Подействовало. Ия улыбнулась, прислонила голову к его плечу и с чувством признательности произнесла:
– Спасибо. Как я раньше жила без тебя?
– Я тоже тебя люблю. Извини…
Кого обозначает мелодия звонка, Ия прекрасно знала, поэтому отстранилась от Рудольфа, нахмурившись, надо сказать, он тоже был не рад.
– Руди, ты где сейчас? – залепетала Олеся по громкой связи, он намеренно включил звук, для Ии.
– В дороге, – он взял агрессивный тон. – За рулем! (Намек, чтоб она была краткой.)
– Руди, тебе надо срочно приехать…
– У меня пока нет самолета.
– Руди, Аля погибла. Взорвалась в своем доме. Насмерть.
– Взорвалась?! – опешил он. – Где она бомбу взяла?
– На кухне, – всплакнула жена. – Говорят, газ пошел. Скорей всего, Аля забыла зажечь конфорки, потом либо свет включила, либо зажигалку…
– Похоже на нее, – заворчал он. – Нажралась в лоскуты, а контроля у Альки не было и в трезвом состоянии. Надо же, обеспечила себе громкий выход на кладбище.
– Руди, когда ты приедешь?
– Как только, так сразу, – буркнул он с нескрываемой досадой и, чтоб не слышать нытья жены, отключил мобильник, не извинившись, что прерывает диалог.
Его отношение к Альке было ближе к негативному, на то есть причины, однако смерть вносит поправки в отношения. Жалко дуру. Но ее смерть помешала ему, теперь он вынужден отложить разговор с женой на тему «я люблю другую» до лучших времен, кажется, судьба снова предала его, став на сторону Олеськи.
– Кто такая Аля? – полюбопытствовала Ия.
– Олеська росла с ней, они подруги. Ну и я вынужден был терпеть Альку, с моим характером это подвиг, она была беспардонная, к тому же пила наравне с мужиками. Я не выношу пьяных баб, безобразнее зрелища не бывает. Но Алькин отец – крупный бобр, в свое время помог мне, в общем, я из благодарности к нему терпел эту тупую корову.
– Не говори так, она же погибла.
– Ты не знаешь ее. Ладно, не буду. Ия, я высажу тебя возле офиса, а сам поеду… ты же понимаешь?
Она умела держать себя в руках, но сегодня не тот случай. Не сказав ни «да», ни «нет», Ия отвернула лицо к окну, конечно, ей обидно, он регулярно кормит ее «завтраками», тем не менее Ия никогда не настаивала, чтобы он бросил семью, нет-нет, идея развода принадлежит ему.
Но если б можно было подслушать мысли, они предательски нашептали бы, что Ие, в сущности, плевать на какую-то Олесю. Нет мозгов удержать мужа, кто же в этом виноват? Уж точно не Ия, которую нельзя назвать воровкой, крадущей отца у детей, ведь любить и заботиться о них он может, не живя в одном доме с их матерью. И нельзя ее упрекнуть, что она из меркантильности спит с Рудольфом, что руководит ею голый расчет – вот уж чего нет и в помине.
Он будто угадал, какие мысли терзают Ию, сжал ее кисть, лежавшую на колене, и мягко (ах, если б видела и слышала Олеся, не поверила б ни глазам своим, ни ушам) сказал:
– Прости. Оттяжка ничего не значит, так сложилось. Ну, не сегодня, так завтра… через день…
– Я рискую упасть в твоих глазах, но признаюсь, мне будет плохо… мне всегда плохо, когда тебя нет рядом.
– Потерпи, Ия. Не добивать же Олеську? Хотя я согласен уже на все, потому что, как и ты, плохо переношу разлуку с тобой.
М-да, суть перемены в том, что с Ией он становится сентиментальным, его тянет на высокопарности – сам себя не узнает. Но в этом же и заключается жизнь: узнавать, преодолевать, обновляться, иначе начинается застой, ничто не радует.
– Подруга… – задумчиво произнесла Ия. – Как в моем случае.
– Что? – выкручивая руль на повороте, спросил он.
– Ничего. Совпадение, не более.
Несмотря ни на что, они отлично провели время вместе, Рудольф только укрепился в решении оставить Олесю, посему на его оптимистичное настроение не могло повлиять угнетенное состояние Ии.
Кабинет был похож на ремонтную мастерскую, заваленную деталями автомобилей, – наверняка здесь можно собрать из запчастей парочку легковушек. Давид Наумович, с повышенным интересом рассматривая Саньку, переспросил, будто не расслышал:
– Кем-кем?
– Автомехаником, – повторила она.
– И что, у тебя, типа, образование?..
– Среднее специальное, но знаний и умения на кандидатский максимум, – с достоинством отчеканила Санька.
Чувствуя, что брать ее на работу он не хочет из-за патриархального склада характера, она не отказалась от удовольствия хотя бы прорекламировать себя. А что, всем не по нраву, когда топчут их самолюбие, Санька не исключение. Тем более, как выражается Глеб, она – ядерная бомба замедленного действия, бомбе-то достаточно одного удара, чтобы взорваться, а тут почти удар: отказ.
Наумыч выпятил губу и кинул косой взгляд на Глеба, тот живо включился в диалог:
– Она правда толковая. У нас же есть свободное место…
– Он еще не уволен. – Фраза была равносильна отказу, и Глеб понимал Наумыча: такую возьмешь – проблем не оберешься.
– Ну, с испытательным сроком возьми, – настаивал он. – Не пожалеешь. Она не пьет, не устраивает перекуров, не придет с бодуна и тем более не прогуляет.
Пожилой человек очередной раз смерил суровым взглядом Саньку в обтягивающих джинсах и кожаной куртке с молниями, она ему явно не нравилась по многим причинам, но основная – женщина-механик, девчонка, это же нонсенс. Однако он улыбнулся, прищурив один глаз, и внезапно махнул рукой:
– Иди за мной.
Спустились по железной лестнице, которая пружинила под ногами, будто доживала последние денечки, в ремонтное отделение. Несколько легковых автомобилей разных марок стояли хаотично, возле двух Санька заметила мужчин в рабочих робах, но они прошли в дальний угол к машине, накрытой брезентом. Наумыч при помощи Глеба стащил брезент и, положив ладонь на капот, представил: