Миф о вечной любви

– Но он же искренне хотел загладить свою вину, – заговорила с жаром Олеся, – взял тебя на работу, когда никто не брал…

– По-твоему, я должен ему и тебе за это до конца дней своих в пояс кланяться?

– Я хочу лишь примирения. Мне тяжело, Руди тоже, потому он нервный. Пойми, это же давит на нас… Он сейчас в отъезде, два дня назад уехал внезапно… ночью вызвали, – зачем-то отчитывалась она перед Глебом. – Но приедет завтра! И завтра… мы могли бы… вечерком встретиться у нас, посидеть, прийти к согла…

Она осеклась на полуслове, не заметив ответного желания примириться в его глазах-колючках, к тому же он ее перебил, надо отдать ему должное, без враждебности:

– Я не наступаю на грабли дважды. Олеся, мы не виделись несколько лет. Давай и в будущем не встречаться, ладно? И не подсылай ко мне своих инициативных подружек, Альке я обещал, что встречусь с тобой, но только для того, чтоб сказать: забудь обо мне навсегда. Живи спокойно, счастливо, а если я тебе мешаю своим существованием, то извини, тут уже ничего не поделаешь. Прощай, Олеся, желаю удачи. Альке привет.

Прихватив недопитую бутылку минералки, он зашагал по аллее к выходу из парка, шел уверенно, твердой поступью. Говорят, одна походка может рассказать о человеке многое, но Олеся, не сводившая с него глаз, так и не поняла, каким же он стал. Глупости все это. Зато в процессе короткого диалога выработалось однозначное суждение: Глеб и раньше был максималистом, с тех пор ничего не изменилось, словно годы и неудачи не повлияли на его характер.

Потеряв Глеба из виду, Олеся прикурила от зажигалки, которую тут же спрятала в боковом кармашке сумочки, застегнув его на молнию. И перевела взгляд на кусты, деревья, янтарные пятна на земле… Тоскливо как-то.

На все вопросы следователя Ия отвечала – «нет…», «нет…», «нет…». После очередного ответа он затягивал паузу, на его непроницаемом лице обозначилось выражение скуки, кроме этого, казалось, что он не верит ей. Почему, собственно, не верит? А попробуй догадайся! Потому Ия, девушка неробкого десятка, и растерялась, долдонила слово «нет» все тише и тише, опустив ресницы, так как под его ледяным взглядом ощущала себя маленькой букашкой, которую эта махина раздавит не глядя.

Наконец следователь выпустил из пальцев авторучку, шумно вдохнул, и Ия заподозрила, что надоела ему до смерти, одновременно появилась надежда: он сейчас разозлится и прогонит ее. Она побежала бы отсюда галопом.

– Ну а другие слова вы знаете? – Не прогнал ее, а жаль.

– Да.

– Уже лучше. Как же так, гражданка? Вы ближайшая подруга Виктории, но по вашим ответам складывается впечатление, что у вас было шапочное знакомство.

А вопросы какие? Склонна ли была Виктория к депрессиям? Касалась ли она в разговорах темы самоубийства? Имела ли близкого друга? Вступала ли в конфликты с коллегами и друзьями? Не была ли свидетельницей преступления? Не баловалась ли изредка наркотиками? И так далее. Как должна была отвечать Ия, если за Тошкой пороков не числилось, а сомнительных связей и подавно? Следователь не дождался от нее оправданий и сделал окончательный и примитивный вывод:

– Выходит, вы ничего не знаете о своей подруге.

Что за человек! Ему непременно нужна червоточина, в этом случае его знания будут полными?

– Я знаю ее лучше кого бы то ни было, – произнесла первую длинную фразу Ия, но следователь не догадался, например, пошутить по этому поводу и тем самым разрядить напряженную атмосферу.

– Ну и что вы можете рассказать по данному делу? – сухо спросил он на выдохе.

То шумно вдыхает, то выдыхает, давая понять, что с тупицами работать – сущее наказание. Тупица, разумеется, она, а Ия привыкла к повышенному вниманию, восторгам, комплиментам. Какой бы ни был мужчина (низкий – высокий, толстый – тонкий, страшный – симпатичный), порисоваться перед интересной женщиной никто не откажется. Это первый мужик, причем нестарый, лет сорока, который не старался показать себя с выгодной стороны, скорей всего, он не имеет приятных сторон. Отношение следователя Ию задевало, если не оскорбляло – у нее окончательно пропало желание общаться с ним, поэтому она ответила кратко:

– Для меня смерть Виктории – неожиданность. Необъяснимая.

– И вы не знаете, кому выгодна ее смерть?

– Нет. – Хм, снова «нет».

– А ведь кто-то подпер ворота гаража, предварительно усыпив Викторию и оставив работать двигатель. Думаю, этому человеку она доверяла, а вы его или ее не знаете. Ну а с молодыми людьми она встречалась? Парень близкий был у нее?

Ия чуть не произнесла «нет» – это слово будто запрограммировано, но вспомнила:

– Олег. Не то чтобы… они пока только гуляли, в кафе сидели пару раз.

– Фамилия?

– Не знаю. Вы можете найти его по номеру телефона, номер в трубке Виктории…

Он ввинчивал в Ию взгляд, ввинчивал… словно подозревал ее во всех смертных грехах. Оказалось, так и есть:

– А вы где были до и после того, как она вам позвонила?

– Дома.

– Кто это подтвердит?

Он правильно трактовал ее молчание: на показаниях она поставила точку. Еще с минуту следователь строчил авторучкой по листу бумаги, задал пару несущественных вопросов и отпустил. А Ия уже думала, что ей уготовано место в тюрьме, тем более страшилок о злостных правонарушителях из органов полным-полно. К машине Рудольфа она еле приползла на непослушных ногах, а когда забралась в салон, попросила его:

– Поехали отсюда…

Глеб включил зажигание, мягко тронул машину с места, а Санька подозрительно косилась на него, ее разбирало любопытство. Нет, она не экстрасенс, не угадает, лучше напрямую спросить, что она и сделала:

– Кто та женщина, с которой ты сидел в кафе?

– Хм, – ухмыльнулся Глеб беззлобно. – Следила за мной?

– Еще чего, – фыркнула Санька. – Просто решила прогуляться по парку. Мне что, глаза надо было закрыть?

– Иногда не мешает закрывать глаза. Это была моя первая любовь.

– Красивая. – Таким тоном говорят о недостатках.

– Тебя в ее тряпки наряди, и ты будешь смотреться в сто раз красивей, а она… да, была когда-то милой, обаятельной, отличницей! Мы дружили.

От наблюдательной Саньки не ускользнула нежная тональность, да и улыбчивая физиономия Глеба навела ее на убийственную мысль:

– Ты до сих пор тащишься от нее?

– Глупости, – с той же улыбкой, будто впав в легкую эйфорию, сказал он. – С чего ты взяла?

Саньку буквально подбросило от возмущения, что случалось редко. Ей стоило огромных усилий не заехать ему в ухо, а сидел он очень удобно – боком, однако она ограничилась словесной атакой:

– Физия твоя стала совершенно бессовестной, когда ты заговорил о ней. И это при мне! Дома у него Жанна с животом, а в мечтах какая-то крыса! Пусть одетая в фирму, но крыса. Если узнаю, что ты обманываешь мою Жанку с этой… тебе не жить.

Глеб удивленно взглянул на свояченицу, а та и впрямь разозлилась: щеки запылали, глаза гневно его буравили, брови сошлись в прямую линию. Он опомнился, поняв причину ее гнева, и поспешил разуверить девушку:

– Я же сказал: былвлюблен! А это прошедшее время, раз ты не знаешь. Выглядит она сейчас уставшей и… и жалкой. Мы с ней долго дружили, как понимаешь, не только целовались. Но когда я служил в армии, Олеся вышла замуж. Очень удачно вышла, муж у нее бизнесмен, правда, сволочь редкая. Наверное, ей тяжело с ним, но это ее выбор, стало быть, и проблемы ее. А я люблю Жанну, ни на кого твою сестру не променяю, так что не психуй понапрасну.

– Правду говоришь? – не успокоилась Санька.

– Мне что, землю есть? Тогда поедем за город, там она чище.

– Землю? – скривилась она. – Не надо, я не садистка.

– Значит, продолжим знакомиться с городом.

Он подмигнул Саньке, после чего она сменила гнев на милость. Глеб умеет убеждать без стараний убедить, ему не нужно что-то там долго доказывать, ему веришь на слово, потому что есть более значимые вещи, чем клятвы и аргументы. Он наделен мистической убедительностью, наверное, если и солжет, в его устах ложь будет выглядеть чистейшей правдой.