Страница 11 из 71
— Ага, и гидрий расширяется, — понимающе подхватила Кейт.
— Да, и может разорвать оболочку газовых отсеков, поэтому иногда приходится выпускать часть его наружу.
— А наружная оболочка корабля, из чего она?
— Ткань, туго натянутая на алюмироновый каркас.
— Ткань? И все?
— Как ни странно, хлопок. Но он специально обработан, поэтому водонепроницаемый и негорючий.
— Это обнадеживает. А это куда идет? — Она указала на трап.
— На осевой мостик, — ответил я. — Туда идут три трапа. А с него по другим трапам можно попасть на марсовые площадки, одну на носу, другую на корме.
— Правда? — заинтересовалась она. — Какой оттуда, должно быть, интересный вид.
— Особенно в ясную ночь, когда звезды и все такое.
— Вы, наверно, все их знаете по именам.
Я рассмеялся:
— Не исключено.
— Мы можем туда подняться?
— Боюсь, что нет, мисс. Наверх допускаются только члены экипажа.
— О… — Она немножечко сникла. Я пожалел, что не могу сказать «да».
— А это двигатели? — спросила она, когда звук пропеллеров усилился.
Я кивнул.
— Вы, наверно, видели их, когда подлетали. Их по два с каждого борта. Я покажу вам. — Я свернул с килевого мостика в боковой проход, заканчивавшийся люком в корпусе корабля. Люк был открыт — прямоугольник синего неба и моря. Мы подошли поближе и поглядели на переднее моторное отделение левого борта — большой металлический отсек, прикрепленный к кораблю снаружи стойками и тросами. В задней, открытой части его вращался огромный пропеллер. Как и три других, приводивших «Аврору» в движение, этот отсек был около восьми метров в длину и трех — в высоту. Из люка туда вел трап. У него были поручни, но больше никакого защитного ограждения.
— Очень шумно! — прокричала мне Кейт.
— А представляете, каково работать внутри! — проорал я в ответ. — Механики носят специальные кожаные шумозащитные шлемы.
Я бывал там несколько раз, и не хотел бы я такой работы. Следить за пропеллерами — холодно, шумно и скучно. Я мог бы порассказать Кейт о самих двигателях, и как они используют горючее Аруба, и сколько в них лошадиных сил, и какое количество оборотов в минуту они могут делать, но подумал, что ей это будет скучновато.
— Такое впечатление, что они вот-вот отвалятся, — заметила Кейт, когда мы вернулись от шума машинного отделения назад, на килевой мостик.
— Моторные отсеки приварены, — пожал я плечами, — они такая же часть «Авроры», как та, на которой мы стоим.
— Я лучше не буду слишком уж задумываться об этом, — сказала она. — Вас ведь это совсем не тревожит, правда? Вы будто рождены для всего этого.
— Тут вы правы, — ответил я. — Я и родился на воздушном корабле.
— Не может быть! — восхищенно воскликнула она. — Вы меня разыгрываете!
— Нет, — сказал я гордо. — Мои родители уехали из Европы во время Великой Иммиграции. Не на таком дирижабле, как этот, заметьте. Это был грузовой корабль, и в нем все просто сидели друг на друге. Мама была беременна, но я должен был появиться только в следующем месяце, так что они решили, что это безопасно. Но я родился раньше, на полпути, над Атлантикой.
— Бедная ваша мама, — посочувствовала Кейт. — С ней все было в порядке?
— К счастью, да. И со мной тоже. Один из пассажиров оказался акушером, а другой — студентом-медиком, и вдвоем они справились. Я был крохотный и легкий как перышко.
— А с тех пор вы когда-нибудь еще летали? — Ее темные глаза смотрели на меня так, будто я рассказывал самую невероятную из волшебных сказок.
— Ну, вообще-то только последние три года. Но я вырос на рассказах отца. Когда мы приехали в Северную Америку, ему было нелегко найти работу. Мы объехали всю страну, прежде чем обосновались в Лайонсгейт-Сити и он получил работу на линии Лунарди, сначала на одном из их грузовых кораблей.
— Но его, наверно, подолгу не бывало дома, — отозвалась она.
— Да. Но он писал нам и во время увольнений был с нами. А какие истории он рассказывал!
— Какие? — спросила она.
Я вздохнул:
— Он побывал везде. Видел, казалось, все чудеса света. Когда он гостил дома, я мог думать только о том, как бы мне хотелось уехать вместе с ним.
— Он, наверно, был хороший рассказчик.
— Исключительный.
— Мои родители на рассказы не щедры, — заявила Кейт. — Я все узнавала из книг. И еще от дедушки. Он рассказывал мне сказки, когда я была совсем маленькая, придуманные истории — когда я немножко подросла, и настоящие — когда я стала еще старше. Он тоже был путешественником.
— А ваши родители — нет?
— Нет. Они подарили мне этот тур на день рождения. Но они оба заняты, вот и послали со мной мисс Симпкинс. Это ли не удача? — весело сказала она.
— Она кажется очень преданной.
— Да, в один прекрасный день она станет прекрасной женой какому-нибудь диктатору.
Я рассмеялся.
— К счастью, она много спит. Это просто смешно. Мне вообще не нужна компаньонка! Что может со мной случиться на воздушном корабле? И я всего две недели пробуду в Сиднее, прежде чем вернуться домой.
Не слишком-то счастливо звучал ее голос, когда она говорила обо всем этом. Мы медленно шли назад, в нос корабля, к его пассажирской части. Никто из нас, похоже, не спешил окончить экскурсию.
— Скажите мне, — попросила Кейт, — на какой высоте летит «Аврора»?
— По-разному, мисс. Сейчас — примерно двести метров.
— И мы будем придерживаться этой высоты всю дорогу?
— Зависит от ветра. Мы можем подняться выше, если в каком-нибудь месте воздушные течения будут более благоприятны.
— Как высоко?
— До тысячи двухсот метров. Но капитан любит лететь на такой высоте, чтобы пассажирам было на что посмотреть из окон.
Какими же внимательными были ее глаза. Редко мне попадался такой отличный слушатель, и это едва ли не смущало меня.
— А наша скорость?
— Было сто двадцать километров в час, когда я смотрел в последний раз.
Она рассеянно кивнула, точно мысленно просматривала некую карту, ища что-то.
— А корабль всегда следует в Сидней по одному маршруту?
Я кивнул:
— Мы меняем его только из-за ветра или штормового фронта.
Я подумал, может, все эти вопросы потому, что она боится лететь. Мне не очень-то верилось, что кто — нибудь вроде нее, с такими-то деньгами, мог никогда не бывать прежде на воздушном корабле. Но есть люди, которые всегда желают ощущать под ногами землю.
— Вам не стоит опасаться, мисс, — сказал я. — «Аврора» — один из лучших кораблей, что бороздят небо. Мы тысячи раз обогнули земной шар без единого происшествия.
— О нет, я не боюсь. Просто любопытно. Но курс корабля действительно один и тот же?
— Ну, на самом деле он немножко меняется. — Я любил рассматривать навигационные карты во время полетов, и иногда наш курс был похож на серию зигзагов, когда мы летели на крыльях ветров между областями высокого и низкого давления и уклонялись от штормовых фронтов.
Она задумчиво кивнула.
— Есть что-то конкретное, что вы хотели бы увидеть, мисс? — спросил я. Я подумал, может, она хочет увидеть извержение на каком-нибудь вулканическом островке или стадо китов.
Отвечая, она глядела в пол.
— Вы были на борту «Авроры» в прошлом году, примерно в это же время, когда она спасла поврежденный аэростат?
Я уставился на нее точно громом пораженный.
— Это я заметил его во время вахты.
Она коснулась моей руки своей, такой холодной, что у меня мурашки побежали.
— Вы первый увидели его? С марсовой площадки?
И я рассказал ей и, должен признаться, получил удовольствие от своего рассказа, снова переживая то волнение, когда объяснял, как мы подошли поближе и пытались втащить гондолу внутрь с помощью шлюпбалки. Как мне пришлось раскачиваться, и цеплять крюк за раму, и рубить канаты.
— Вы тот самый, кто запрыгнул в гондолу?
Я кивнул.
— Юнга?
Я немного разозлился.
— Капитан попросил меня, и я это сделал. Он знал, что я смогу.