Невольничий караван

— Там действительно львица, — сказал словак. — Я тоже должен зарядить ружье. Только где же у меня… — Он стал шарить по карманам в поисках патронов.

— Бессмысленно, — возразил немец. — Она будет здесь раньше, чем ты успеешь вставить в ружье патрон. Абу Дих сломал свое копье и теперь тоже безоружен, так что отправляйтесь отсюда оба! Быстро!

— Но моя пуля весит целые четверть фунта, а твоя…

— Исчезни! — закричал на него Шварц. — Иначе ты пропал!

Он снова улегся на землю в прежней позе и стал вглядываться вперед, не замечая, что его приказу последовал только Отец Смеха. Доблестный Стефан Пудель все же остался. Он спрятался за кустом в нескольких шагах от немца и, отыскав, наконец, свои патроны, начал перезаряжать ружье.

Разъяренная львица была уже совсем рядом. Она шла по следам своего мужа и, как и он, сначала повернула туда, где горел костер, и лишь потом перешла на другой берег пруда. За счет этого ее маневра словак выиграл время и все же успел привести свой агрегат в боевую готовность. Лапы львицы касались земли совершенно бесшумно, но по вибрации ее голоса был слышен каждый скачок, все больше сокращавший расстояние между врагами. Но вот, наконец, она подошла к кустарнику и за ветками показалась ее голова. Ослепленная яростью, она едва не проскочила мимо Шварца, но тот быстро выпрямился, чтобы привлечь ее внимание. Она увидела его и по инерции все же прыгнула, но не вперед, а в сторону, к скалам, и затем присела там, готовясь к следующему прыжку.

Шварц нагнулся снова и молниеносно направил на нее дуло своего ружья. Целиться было очень трудно, так как очертания львицы были почти неразличимы в тени скалы. Кроме того, на это совсем не было времени, так как возбужденный зверь вряд ли стал бы долго готовиться к прыжку, постепенно открывая глаза. Так и произошло. Не успела львица припасть к камням, как ее глаза засверкали зелено-желтыми огнями. Это был единственный момент, когда можно было стрелять, и Шварц выстрелил почти наугад, а секундой позже львица уже летела на него с яростным ревом. Прогремел второй выстрел немца, а затем, бросив ружье и тесно прижав к туловищу руки и ноги, он дважды перекувырнулся вперед, оказавшись в результате в пяти локтях от места, где только что лежал. Там он снова вскочил, выхватил нож и кинулся на землю.

Если бы он не так хорошо сгруппировался, львица непременно схватила бы его, но теперь он целый и невредимый стоял за ее спиной. Она знала это, и Шварц ждал, что она повернется к нему для последней схватки, но этого почему-то не произошло. Взгляд самки упал на лежащего перед ней льва, короткий прыжок — и она уже стояла над ним. Она тронула его мордой один раз, два, три раза, потом подняла голову и издала долгий, пронзительный, раздирающий душу вой, который неожиданно был прерван громким выстрелом. Это Отец Одиннадцати Волосинок, воспользовавшись моментом, проворно выскочил из кустов и, приставив дуло своего «слоноубийцы» почти вплотную к голове животного, всадил ему в мозг обещанные четверть фунта свинца.

Львица отлетела в сторону, как от сильного толчка, потом снова вскочила и повернула голову к новому врагу. Тот быстро перевернул свое тяжелое ружье, схватил его за дуло и стал лупить окованным железом прикладом по черепу зверя, крича при этом:

— Будь ты проклята, разрази тебя гром, ты, дьяволица! Ну что, как ты себя чувствуешь, ты, собака, ты, сука, ты, сучья мать?

Он вел себя так, будто перед ним была не львица, а какая-нибудь гиена, и его отвага могла выйти ему боком, но выпущенная им пуля сделала свое дело. У смертельно раненного зверя уже не было сил сопротивляться, и он медленно рухнул на землю под ударами словака.

— Вот она лежит! — вскричал тот, торжествуя. — Здесь, у моих ног, лежит львица. Я убил ее, как крысу, и у нее не хватило смелости показать мне свои зубы и когти. Подойдите же и посмотрите на нее!

Он наклонился и хотел дотронуться до животного, но Шварц удержал его и сказал:

— Осторожнее! Эти звери не прощаются с жизнью так просто. Мы должны быть уверены, что они мертвы.

Он зарядил свое ружье и дал льву и львице еще по пуле в лоб. Последняя слегка вздрогнула, значит, она действительно была еще жива.

Оба говорили достаточно громко, так что их могли услышать остальные. Поэтому к ним медленно приблизился Абу Дих и нерешительно спросил:

— Вы победили? Я могу подойти?

— Да, — ответил словак, — мы победили. Можешь подойти и оценить наш подвиг, потому что Пожиратель Стад отправился отсюда в страну смерти, и его подруга вместе с ним. Вот их тела, продырявленные пулями и избитые прикладами моего славного ружья, которому никто не может противостоять.

Абу Дих подошел и подергал льва и львицу за лапы, чтобы убедиться в том, что они в самом деле мертвы.

— Видишь, лежат и не шелохнутся, — гордо сказал маленький Стефан, поглаживая свои «пышные» усы. — После того, как мы с помощью наших пуль пообщались с этими львами, ты можешь играть с ними, как с крысятами.

— Хаджи Али тоже принимал участие в «беседе», — напомнил ему Шварц. — Он ведь лежал рядом с нами и бесстрашно встретил льва своим копьем. Мы скоро узнаем, кто из нас троих убил львов, и тому, кто уложил зверя, будет принадлежать его шкура. А пока притащите с той стороны огня, чтобы нам снова развести костер.

Арабы и джелаби слышали каждое слово, но все еще не решались приблизиться. Только когда оба человечка пришли к ним за огнем, они отважились выползти из-за тюков с поклажей, и шейх спросил:

— Вы живы? Значит, вас не проглотил «Господин с толстой головой» и его жена?

— И ты еще спрашиваешь? — отвечал Стефан. — Я не позволю себя проглотить ни льву, ни львице. Запомни это! И даже если сам шайтан пожалует, чтобы сожрать меня, неизвестно еще, кто исчезнет в чьем желудке: я в его или он в моем. Пойдите лучше и посмотрите на результаты схватки, в которой мы победили, причем заметьте себе, что Пожирателю Стад и его супруге не удалось повредить на нас ни одного волоска!

Арабы последовали его приглашению, но не особенно поспешно. Приблизившись настолько, чтобы видеть лежавших на земле убитых зверей, они остановились. И лишь когда разгорелся огонь и при его свете стало видно, как трое удачливых охотников безнаказанно орудуют над поверженными львами, хомры подошли совсем близко.

Теперь, наконец, когда они полностью убедились, что им не угрожает ни малейшая опасность, их страх прошел. Они обступили львов, и шейх возвел руки, требуя всеобщего молчания.

— Аллах-иль-Аллах ва Мухаммад расул Аллах [47], — сказал он патетическим тоном. — Он создал небо и землю, растения и животных и, наконец, человека. И когда все было готово, он создал еще мусульманина, и сделал его господином над всеми своими творениями. Ему подчинены даже самые могучие звери, и если они не хотят повиноваться ему, он убивает их своей сильной рукой. Этот убийца лошадей, верблюдов, быков и овец, что лежит сейчас перед нами, был голоден. Но вместо того, чтобы удовлетвориться мясом нечистой халлуф [48]или вави [49], он имел дерзость посягнуть на нас, любимцев Пророка, правящего раем. Он взял с собой жену — не законную свою жену: ведь когда он ее брал, кади не благословил их брак. Они жаждали нашей крови, предвкушали сладкий вкус нашего мяса и наших костей. Они хотели сожрать нас без уксуса и масла, без соуса и пряностей, так же, как рахам проглатывает пойманную гиену. Но Аллах не покинул нас. Мы прочли священную Фатху и суру «Йа син», слова которой защищают верующих во время опасности. И тогда на нас снизошли отвага и мужество, и силы наши утроились. Мы схватились за оружие и отправили пожирающего людей дьявола и его дьяволицу в преисподнюю, где они теперь жарятся на вечном огне, и мука их никогда не прекратится. Мы же теперь торжествуем, и дети наших детей с их внуками и правнуками вечно будут нас славить. По всем городам и деревням прокатится слух о нас, и музыканты ударят в литавры и заиграют на всех струнах. Ну, а теперь мы должны насладиться нашей победой и снять с убитых шкуру. Но прежде покажем им, как сильно мы их презираем, этих грязных червей, мы, герои, никогда не ведавшие страха!

47

Нет Бога, кроме Аллаха, и Мухаммед пророк его (араб.).

48

Дикой свиньи.

49

Шакала.