Невольничий караван

— Он действительно собирается напасть на нас?

— Без сомнения, эфенди. Он громко объявил нам об этом своим рычанием и сдержит свое слово. Мы должны немедленно навьючить наших животных и покинуть это опасное место!

— Ты хочешь сказать, что мы должны бежать?

— Да, и как можно скорее!

— Четырнадцать мужчин? От этой крысы?

— Эфенди, это не крыса!

— Самая настоящая крыса, хотя и очень большая. Впрочем, кто хочет бежать — пожалуйста! Но верблюды останутся здесь, потому что я их нанял.

— Но он же может разорвать их!

— Я компенсирую тебе ущерб.

— Да, но он может убить и меня!

— Ну что ж, в таком случае, ты сегодня же попадешь к Аллаху в рай, так что можешь этому радоваться.

— Ну уж нет, с этим я не спешу!

— Можешь отправляться на все четыре стороны, но, отойдя от костра, которого лев боится, ты подвергнешь себя еще большей опасности. Ты даже не сможешь разглядеть зверя в кромешной темноте, и он нападет на тебя так быстро, что ты и оглянуться не успеешь.

— Аллах, Аллах! Значит, по-твоему, мы должны оставаться здесь и спокойно ждать, кого из нас он выберет для сегодняшнего ужина?

— Зачем ждать? Лучше я его убью.

— Ты? Один? Ведь никто не отважится тебе помочь.

— А разве я этого требую?

— Так ты собираешься выступить против него в одиночку? Скажи мне, эфенди, ты сумасшедший?

— Нет. Я убивал очень опасных зверей. Правда, непосредственно со львом я еще не общался, но надеюсь, что сегодня он не даст мне упустить такую возможность. Заодно я позабочусь о том, чтобы он не причинил вам вреда.

В это время лев снова подал голос. Теперь это был не гром и не рев, а короткий, совершенно непередаваемый ропот, при звуке которого всем присутствующим показалось, будто у них живьем сдирают кожу с черепа.

— Он все ближе! — запричитал шейх. — Он уже прошел половину пути и будет здесь уже через четверть часа. О, мои верблюды, мои прекрасные верблюды!

— Ты сам верблюд! Вместо того, чтобы ныть, лучше помоги нам сделать необходимые приготовления. Мы должны заставить его повернуть к тому месту, где я буду его поджидать. Мы находимся посередине между скалами и источником, следовательно, он может подойти к нам или справа, или слева. Сделайте костер побольше и разведите его поярче, тогда он не решится броситься сюда. Затем накрепко привяжите животных к кустам, чтобы они не убежали. После этого, если угодно, можете спрятаться за тюками с поклажей.

Все эти приказы он отдавал с хладнокровием унтер-офицера, инструктирующего на плацу своих солдат.

— А что будешь делать ты, господин? — спросил словак.

— Я пойду к месту второй стоянки, затушу там костер и буду поджидать зверя.

— И ты в самом деле собираешься пойти туда совсем один?

— Да. Я думаю, мне вряд ли понадобится помощь.

Арабы и джелаби поторопились подбросить в костер дров и привязать животных. После этого все они забились в узкую щель между поклажей и скалами. Около Шварца остались только венгр и Али, которые принялись помогать ему тушить другой костер. Не успели они с этим закончить, как лев снова дал о себе знать, как будто в последний раз призывал людей подумать, не лучше ли им отказаться от мыслей о сопротивлении. Да, на этот раз это было настоящее рычание «в полную силу»: сначала глухо рокочущее, как гул начинающегося землетрясения; затем нарастающее до мощного грудного рыка, который переходил в пронизывающий насквозь, поистине сатанинский гром, от которого, казалось, дрожала земля. Это действительно был властный и воинственный вызов даря зверей, и теперь Шварц понял, почему арабы так часто называют его Абурад — Отец Грома.

— Он уже не более, чем в тысяче шагов от нас, — послышался из укрытия голос шейха. — О, Аллах! Прочтем же священную Фатху, а затем громко прочитаем суру «раскалывания», восемьдесят четвертую в Коране! Через пять или шесть минут неминуемая смерть обрушится на нас.

Верблюды дрожали и скулили от страха. Они лежали на земле, тесно прижавшись друг к другу и вытянув вперед шеи. Ослы, наоборот, судорожно бились и пытались вырваться на волю.

Шварц взял свое большое ружье, венгр вооружился одним из тех доисторических, устрашающего вида ружей, которыми так дорожит всякий уважающий себя джелаби и о которых уже упоминалось выше, а Али схватил длинное, тяжелое, окованное железом копье, с которым никогда старался не расставаться.

— Теперь ступайте к остальным, — прошептал немец своим помощникам.

— Господин, тебе не справиться одному, — возразил ему словак.

— Обо мне не беспокойся! Уверяю тебя, что на равнинах Северной Америки мне удавалось счастливо избегнуть и куда более серьезных опасностей.

— Может быть, но сейчас будет встреча с самим львом, а ты пришелся мне очень по душе, и я не покину тебя.

— Да пойми же, ты только навредишь мне с твоей огненной палкой.

— О, нет, господин, тут ты ошибаешься. Это мой катил-аль-фил [46], и его пуля пройдет насквозь через все тело льва. Поступай как знаешь, но я все равно останусь с тобой!

Он сказал это таким решительным тоном, что Шварц понял: всякие уговоры бесполезны. Между тем время шло, и нельзя было терять ни секунды. Поэтому немец сдался, сказав:

— Ну хорошо, тогда держись позади меня и не начинай стрелять, пока я сам не выпущу две пули.

Он еще раз осмотрел свое ружье, отошел вперед примерно на десять шагов и вытянулся на земле, опершись на левый локоть таким образом, чтобы в любой момент оттолкнуться, вскочить и успеть отбежать в сторону. Словак улегся рядом с ним в такой же позе, и оба приготовились ждать, когда вдруг услышали за спиной тихий шорох. Обернувшись, они увидели Али, Отца Смеха, который стоял прямо за ними на одном колене, вцепившись обеими руками в копье, которое он держал весьма странным образом. Острие его было направлено вперед, а другой конец прочно уперся в землю, так что из своего лежачего положения он никак не мог бы ударить им зверя.

— Что ты здесь делаешь? — раздраженно спросил Шварц.

— Если вы не убьете его сразу, он прыгнет на вас, — отвечал тот, — тогда вы сразу бегите отсюда, а я остановлю его моим копьем, на которое он напорется.

Шварц хотел что-то ответить, но был заглушен новым ревом хищника. Теперь он звучал совсем рядом и еще ужаснее, чем раньше. Лев был в какой-то сотне шагов от них.

Итак, решающий миг наступил, и если до сих пор страх все же шевелился в глубине души каждого из этих трех отважных людей, то теперь от него не осталось и следа. Глаза и руки охотников стали еще вернее, и сердца их забились спокойнее, чем прежде.

— Ты не дрожишь? — спросил венгр.

— Нет, — отвечал Шварц.

— Я тоже нет. Теперь он может появляться!

Позади них был лагерь. Туда лев вряд ли мог ворваться, так как его отпугивало высокое жаркое пламя. По левую руку от них располагался пруд, а справа возвышались скалы. Между ними лежало свободное пространство примерно в пятьдесят шагов шириной, посреди которого и находились стрелки. Если бы их расчет на то, что зверь появится впереди, оправдался, ему невозможно было бы их обойти: он должен был бы или пробежать вплотную рядом с ними, или броситься на них.

Шварц снял свои защитные очки и пристально всматривался в местность перед собой. Вдруг, так неожиданно, что все испуганно вздрогнули, с другого берега пруда, прямо у его края, в двадцати шагах от охотников снова раздалось рычание.

— Теперь внимание, — прошептал словак.

Опасность удвоила остроту его зрения. Что же касается слуха, то он больше ничем не мог быть ему полезен, потому что в этом момент шейх громко начал читать выбранную им восемьдесят четвертую суру: «Во имя Аллаха милостивого, милосердного. Когда небо раскололось, и послушалось своего Господа, и обязалось, — и когда Земля растянулась и извергла то, что в ней, и опустела, и повиновалась своему Господу и обязалась… О, человек! Ты стремишься к своему Господу устремлением…»

46

Слоноубийца (араб.).