Отчаянные

К трем часам дня он понял, что пора что-то решать. Хэл знал, что едва ли переживет еще одну ночь на такой высоте. Он был крайне истощен, а до любого из нижних лагерей, где условия были немного полегче, путь лежал неблизкий.

Алекс фактически мертв, убеждал себя Хэл. В сознание он уже не придет. Протянет не более часа. А что, если все-таки сознание вернется к Алексу, хотя бы на долю секунды?

Хэл собрал рюкзак.

Каково ему будет, когда он обнаружит, что Хэл бросил его?

Хэл надел ботинки.

Что он умирает в одиночестве?

Хэл усилием воли заставил себя выйти из палатки и зашагал вниз. Назад он ни разу не оглянулся.

На том бы история с Алексом и окончилась, да по дороге ему повстречались два альпиниста из каталонской экспедиции: Хэл узнал ее руководителя, Мигеля Фонта.

— Где твой напарник? Отстал, что ли? — Фонт ткнул пальцем в облако. Они слышали, что два человека из экспедиции Хэла задерживаются.

— Он не вернется, — только и нашел что ответить Хэл.

— Может, помочь? Тебе что-нибудь нужно?

— Нет, ничего.

Каталонец пожал плечами:

— Ладно, тогда мы пошли.

Хэл продолжал спуск, и думать забыв про встретившихся ему испанцев, хотя, наверно, задумался бы, знай он, что спутником Фонта был фоторепортер газеты «Эль Периодико». Расстегнув — просто так, из любопытства — вход в палатку Хэлаи обнаружив в ней Алекса, в котором еще — еле-еле — теплилась жизнь, фотограф не замедлил воспользоваться представившимся ему шансом. Он сделал снимки умирающего Алекса и с соответствующими комментариями отослал в газету.

На следующий день статья под крупным заголовком «Брошен на погибель» появилась на первой полосе «Эль Периодико». В ней автор беспощадно критиковал проводника, оставившего своего спутника умирать в одиночестве. «Хэл Map с готовностью принял доллары Алекса Чесмена, — писал он, — и так же, не раздумывая, бросил своего раненого подопечного, когда тот нуждался в нем больше всего». Одно из лондонских изданий перепечатало эту статью, и спустя сутки история трагической гибели Алекса Чесмена уже облетела весь мир.

Оправдываться было бесполезно. Не имело смысла доказывать, сколь близок сам он был к той критической точке, когда под воздействием высоты в его организме могли начаться необратимые процессы. По-настоящему понять это были способны лишь те, кто на себе испытал жестокий нрав гор. Несколько авторитетных альпинистов вступились за Хэла, но, с точки зрения обывателя, Хэл Map заслуживал всяческого осуждения.

По возвращении в Анкоридж Хэл закрыл на два месяца свое агентство и уединился в своих любимых Чугачских горах. В конце лета он решил окончательно закрыть «Горные вершины» и полностью посвятить себя работе в Службе горнолавинного надзора.

* * *

Хэл осушил чашку с горячим питьем и посмотрел на Джози.

— Вот и все, — подытожил он. — С тех пор я зарекся подниматься на эту вершину.

— Глубоко тебе сочувствую, — сказала Джози. — Даже представить не могу, каково тебе было, когда он умирал на твоих глазах… Это, наверно, ужасно.

— Не то слово.

В палатке повисло тягостное молчание, и даже неунывающий Нима не мог найти нужных слов, чтобы разрядить атмосферу.

На следующее утро, через силу позавтракав мюсли с какао, Джози последовала за Хэлом по леднику к Кала-Паттару — каменной скале, с которой, она надеялась, ей наконец-то удастся взглянуть на Эверест.

С каждым часом все острее ощущалось воздействие высоты. Джози чувствовала, как от недостатка воздуха что-то сжимается у нее в груди. Она карабкалась, не отрывая глаз от неглубоких отпечатков, оставляемых на тропе ботинками Хэла.

Неожиданно Хэл остановился и, махнув Джози, театрально поклонился:

— Добро пожаловать на Кала-Паттар. А вот это — Эверест.

Да, вот он, Эверест. Гора, которую она до сих пор видела

только на фотографиях, сейчас стояла прямо перед ней — грозная, невероятно огромная. Ради этого зрелища она и добиралась сюда. Они сидели бок о бок, в молчании созерцая громаду из камня и льда, вздымающуюся над соседними зазубренными гребнями.

— Ты и впрямь стоял на самой вершине? — первой нарушила молчание Джози.

— Да. Это самое прекрасное место на земле.

— Потому ты и поднимался туда столько раз?

Хэл положил под спину рюкзак и откинулся на него, сцепив на затылке руки.

— Пожалуй.

Джози последовала его примеру. Перед Эверестом она чувствовала себя ничтожно маленькой.

— Не понимаю, как вообще можно решиться на такое восхождение, — проронила она, ошеломленно взирая на величавую громаду.

— Многие решаются, слишком многие, — отозвался Хэл.

Внезапно ее пронзила мысль, от которой она похолодела:

— А ведь там Себастьян. Там, наверху, его могила. Он лежит где-то под самой вершиной.

Хэл молчал.

Джози сосредоточенно разглядывала Эверест, отмечая каждую деталь его рельефа — расселины, ущелья, готовые в любую минуту обрушиться ледяные карнизы, — будто искала в них ответ на вопрос, не дававший ей покоя с первых шагов этой маленькой экспедиции. Чем же гора так пленила Себастьяна?

Минуты текли. На склон Эвереста начало надвигаться облако, сгущавшееся прямо на глазах.

— Нужно установить табличку, — напомнил ей Хэл.

Он извлек из рюкзака медную пластинку, сделанную по эскизу Деборы. На ней были выгравированы силуэт Эвереста и фамилии членов экспедиции Рика с указанием даты их гибели.

Джози взяла табличку в руки. Она видела ее впервые.

— Красивая. Молодец Дебора.

Нима уже побывал здесь за два часа до них, он принес на Кала-Паттар килограммовый пакет цемента. Хэл выкопал в земле ямку, насыпал в нее цемент, добавил воды из фляжки и лопаткой замесил раствор.

Они решили прикрепить табличку на небольшом карнизе, обращенном к Эвересту. Хэл выровнял цемент и вдавил в него памятный знак. А потом взял видеокамеру и запечатлел стоящую на его фоне Джози.

— Вот и все? — спросила она.

— Да. Все. Теперь домой.

Гора уже пряталась в клубах облаков, мешавших Джози в последний раз взглянуть на Эверест. Она помолилась за Себастьяна и вслед за Хэлом стала спускаться вниз к тропе, ведущей к зеленым долинам и Катманду.

Ночью, едва Джози закрыла глаза, в ее воображении тотчас же выросла величавая каменно-ледяная пирамида — именно такая, какой она предстала ее взору в просвете облаков. Что же все-таки открыло ей мимолетное знакомство с Эверестом? Почему этот повергающий в трепет силуэт так прочно врезался в ее сознание?

Глава 7

Хэл смотрел на проступавшие в рассветных сумерках очертания Скалистых гор. Знакомые хребты казались из самолета просто мелкими складками на поверхности земли. Пальцами обеих рук Хэл помассировал шею, затекшую за шестнадцать часов полета, и вздохнул с облегчением, когда командир объявил, что через двадцать минут самолет приземлится в аэропорту Ванкувера.

Там его встречали Рейчел с Деборой. Рейчел опиралась на трость. Хэл поцеловал их обеих.

— Похудел, — заметила Рейчел.

— А ты научилась ходить. — Рейчел еще заметно хромала, но нога заживала быстро. — К Рождеству танцевать будешь.

Они приехали домой к Деборе и, усевшись на кухне, стали делиться новостями.

— Ну что, прикрепил табличку? — спросила Дебора.

— Да, все нормально, — ответил Хэл. — Я сделал пару снимков для тебя. На днях напечатаю.

— Спасибо, Хэл. Словно камень с души свалился…

— Ну как Джози? — осведомилась Рейчел. — Не очень тебя достала?

— Она молодец. Думаю, путешествие пошло ей на пользу.

— Горная болезнь ее не мучила?

— У ее оператора были проблемы. На подходе к базовому лагерю пришлось отослать его назад. А Джози до самого Кала-Паттара шла как на воскресной прогулке.

— А как съемки?

— Мы периодически получали отзывы из Лондона. Похоже, за ходом нашей экспедиции следили миллионы телезрителей. Ну, а у вас тут как дела?

Рейчел показала на стопку писем на кухонном столе: