Перекресток

– Ты, Пётр, придираешься к терминам…

– Ага, вот оно!… Сам в своей узкой специализации держишься за формальности, а немного забрался в близкие отрасли, так позволяешь себе некорректности. Нет уж, дружище! Будем, как говориться, взаимно терпимыми в мелочах. В конце концов, практика – критерий истины. А тебе, слава Богу, хватило предпринимательских и организаторских способностей, чтобы реализовать свою идею в нескольких успешно работающих изделиях без всяких теоретических дискуссий. Теперь настало время массового тиражирования. Тем более что мы имеем кровно заинтересованного в этом адресата.

– Кстати, Пётр, ты в случае успеха нашей затеи становишься завом по рекламе и пиару.

– Брось, Юра… Это не моё, а твоё детище. Мой интерес в этом деле чисто идейный. Я хочу помочь батьке Лукашенко на кривой козе объехать кремлёвских топливно-энергетических шантажистов. Тем более что у меня есть в загашнике ещё пара идей в развитие данной темы. Ну а ты, разумеется, получишь в результате реализации идеи некоторый профит. И это справедливо.

– Тогда действуй!… Я полностью доверяю тебе запуск проекта.

– Благодарю за доверие, – усмехнулся Ларионов.

Глава 4

Как у всякого политического журналиста и аналитика, у Ларионова были некие связи. В частности, в посольстве Республики Беларусь. После разговора с Юрием он подготовил соответствующее оформление предложений Муравьева и начал обзванивать своих знакомых из белорусского посольства. Увы, все они уже были на других должностях и в других странах. Однако его инициативы были замечены и ему предложили встретиться с весьма ответственным чиновником посольства.

В назначенный день и час Пётр с пакетом документов пришёл в здание на Маросейке. Признаться, он немного опасался исхода своего разговора. Ларионов много и плодотворно работал в разное время с белорусскими коллегами. Они всегда производили на него самое лучшее впечатление своей основательностью, обязательностью и дисциплинированностью. Все эти качества можно было в двух словах оценить как добротную консервативность.

Но наши недостатки суть продолжение наших достоинств. Для того чтобы оценить прорывную идею, нужно быть натурой достаточно раскованной. Немного даже раздолбайской. Это плохо сочетается с консервативностью в любом из её вариантов. Как то воспримет его инициативу высокопоставленный белорусский чиновник?

К счастью для Ларионова, его собеседник оказался неожиданно молод. Он был остроумен, жив и весел. Пётр сразу успокоился. Такого типа люди в принципе способны воспринимать прорывные идеи.

Впрочем, как он и ожидал, беседа вскоре свелась к двум вопросам, которые они поднимали при обсуждении с Муравьевым. Но если по проблеме невозможности внедрить прорывные идеи в России белорус оказался весьма осведомлённым, то по вопросу, как технология Муравьева соответствует элементарным законам физики, он был весьма въедлив.

Пётр, как можно более убедительно, украшая каждый свой тезис многочисленными примерами из истории техники, пытался показать собеседнику, что ничего сверхъестественного в технологии Муравьева нет. Напоследок он прибег к следующему аргументу.

– Николай Михайлович, я вижу, что лично вас я убедил. Более того, вы оценили экономическую и политическую перспективность данной технологии. И именно поэтому вы хотите быть более уверенным в обосновании своей позиции перед своими экспертами. Или я не прав?

Вместо ответа молодой дипломат искренне рассмеялся. Ободрённый такой реакцией, Ларионов продолжал.

– Я понимаю ваши сомнения. Но, если внимательно их проанализировать, привести, так сказать, к общему знаменателю, то выяснится, что они касаются, в основном, неких теоретических частностей. Разработчики вполне могут доказать, даже не апеллируя пока к самому мощному своему аргументу – практическому опыту, что их технология отнюдь не находится в вопиющих противоречиях с общепринятой теорией. Остаются, повторяюсь, некоторые частности.

Но эти частности не должны влиять на принятие политического решения. Приведу один пример из истории техники. К концу Первой мировой войны все воюющие страны, вместе взятые, производили сотни и даже тысячи самолётов в год. Однако полноценной теории винта ещё не существовало. Представьте себе, как глупо выглядели бы военные руководители этих стран, если бы отказались от производства и применения самолётов на этом основании. И ждали, например, начала 1920-х годов, когда Жуковский эту теорию наконец-то создал.

– Интересный аргумент. Впрочем, вы правы, меня вы почти убедили. И я лично обязательно прослежу судьбу вашей записки у наших ответственных товарищей.

– Тогда самый сильный аргумент практического характера под самый занавес, в порядке закрепления вашего личного впечатления. Обращу ваше внимание на экономический и производственный аспект внедрения…

– Я уже понял, что технология предельно проста.

– Она ещё и баснословно, именно баснословно, дешева! Если киловатт установленной мощности на энергоустановках стоит от 300 до 2000 долларов, то в рамках этой технологии киловатт стоит… один рубль! Почувствуйте разницу!

– Постойте, постойте, киловатт установленной мощности – понятие из области электроэнергетики…

Белорус впервые открыто проявил свою профессиональную осведомлённость в вопросе, дотоле дипломатично скрываемую.

– Да, но мы можем говорить и о киловатте тепловой энергии в установках теплоснабжения. Когда речь идёт о ТЭЦ, это вообще вполне приемлемо, ибо мы получаем и тепло и электроэнергию на одной и той же станции.

– Всё же, говоря о тепле, гораздо привычнее измерять его не в киловаттах а в килокалориях.

– Согласен. Но не в этом суть! И тепло и энергия могут быть в итоге оценены эквивалентно. Так вот, «наше» тепло или «наша» энергия дешевле традиционно получаемых тепла и энергии в среднем в тридцать тысяч раз.

– Впечатляет…

– Это не только впечатляет, это даёт и очень выигрышную для нас оценку риска принятия решения о массовом внедрении предлагаемых технологий. Поясню свою мысль. Допустим, наша технология вообще чудесна, но дорога. Тогда, принимая решение о её использовании, можно опасаться, что большие деньги будут потрачены впустую. В случае, если технология не сработает. Опасение этого риска, особенно в напряжённой экономической ситуации, вызовет известную насторожённость. Так?

– Разумеется.

– Но в нашем-то случае риска нет вообще! Вдумаемся, при текущей эксплуатации энергетики или ЖКХ в год заменяются около одного процента соответствующих фондов. Может быть, больше, может быть, меньше, но порядок цифр приблизительно таков. Говоря попросту, труб, котельных, насосных и т. д. То есть, допустим, чисто условно, у вас все эти фонды оценены в тридцать миллиардов долларов. Так вот, в год вы фактически строите новых объектов, взамен выбывших, как минимум на триста миллионов. А то и больше. Понятно излагаю?

– Пока, да.

– Так вот, чтобы полностью, я повторяю, полностью дооснастить все ваше ЖКХ предлагаемыми установками, то есть к «вашему» киловатту или килокалории прибавить одну «нашу», которая обходится в тридцать тысяч раз дешевле, потребуется всего один миллион долларов. Это в триста раз меньше, чем вы тратите на ежегодные ремонтные и регламентные работы в вашем ЖКХ. Это не та сумма, которой нельзя было бы рискнуть даже в очень напряжённой ситуации. Но… миллион долларов – и через полгода для теплообеспечения Белоруссии станет потребляться в два раза меньше стремительно дорожающих российских нефти и газа. И это сэкономит вам сотни миллионов долларов. Если не миллиарды.

– Это фантастика!

– Это реальность. Вернее, это может стать реальностью, если будет принято соответствующее решение. Все, замолкаю. Я выполнил свой гражданский и свой… родовой, что ли, национальный, долг. Больше я ничего не могу сделать. Остальное – в ваших руках.

Они попрощались очень тепло, почти дружески. Но, выйдя на улицу, Ларионов почувствовал вдруг дикую усталость. Пётр сделал все что мог. И эта исчерпанность своих возможностей выматывала гораздо больше, чем перспектива больших трудностей, большой работы или тяжёлой борьбы.