Ассегай

— Даже львы?

Леон отвернулся, пряча улыбку.

— Вот увидишь.

Она улыбнулась в ответ.

Примерно через час Леон с Лойкотом вышли из деревни. Годом раньше, в сезон дождей, парнишка угонял отцовское стадо далеко на север, до самой железной дороги, и путь туда знал хорошо.

Стертые в кровь ноги почти зажили, так что Леон смог не только надеть, но и зашнуровать ботинки. Слегка прихрамывая, он спустился следом за Лойкотом к подножию горы и остановился, чтобы перевязать шнурки, а когда выпрямился и посмотрел вверх, то увидел на выступе женский силуэт. Лейтенант поднял руку в прощальном жесте, она не ответила — повернулась и скрылась из виду.

Кожа на подошвах загрубела достаточно быстро, и вскоре он мог не только поспевать за юным проводником, но и соперничать с ним в скорости. Шаг у мальчишки был широкий, легкий, он как будто не шел по земле, а летел над ней. И при этом комментировал все, что видел, так что рот у него не закрывался. Лойкот не пропускал ничего, и там, где Леон видел размытое серое пятно, его живой, ясный взгляд замечал даже лесную антилопу куду, притаившуюся в густой чаще на расстоянии трехсот ярдов.

Равнина, по которой они шли, изобиловала зверьем. Пренебрегая скачущими вокруг маленькими антилопами, паренек удостаивал своим вниманием только объекты покрупнее. Проведя неделю среди масаи, Леон, с детства отличавшийся способностью к языкам, понимал его болтовню без труда.

Выходя из деревни, они не захватили с собой никаких продуктов, что поначалу беспокоило Леона. Как вскоре выяснилось, тревожился он зря: Лойкот «подавал к столу» весьма разнообразные, хотя порой и довольно странные блюда, включая каких-то маленьких птичек и их яйца, саранчу и прочих насекомых, дикие фрукты и корешки. Однажды его добычей стала вспорхнувшая из травы шпорцевая куропатка, которую он поразил посохом прямо в воздухе. В другой раз юный охотник принес крупного варана, за которым пробежал по вельду не меньше полумили, прежде чем забил пресмыкающееся насмерть. Мясо варана напоминало вкусом курицу, и его хватило на три дня, хотя к концу останки уже колонизировали какие-то переливчатые голубые мухи и их жирное белое потомство.

Каждый вечер путники ложились у небольшого костра, укрываясь от ночной прохлады шукой, и просыпались рано, когда в предрассветном небе еще висела яркая утренняя звезда. Третье утро ничем не отличалось от двух предыдущих. Солнце еще не поднялось над горизонтом и лишь слегка рассеяло ночную тьму, когда Лойкот вдруг остановился и указал на акацию, до которой оставалось ярдов пятьдесят.

— Что такое? — спросил Леон.

— Ты разве не видишь? Раскрой глаза, М'бого.

Лойкот протянул посох, и только тогда Леон заметил в бурой траве между ними и деревом два черных клока, а присмотревшись, разглядел огромного льва. Растянувшись на брюхе, зверь, бесстрастно наблюдал за ними желтыми глазами. Выдавшие его черные клочки были кончиками ушей.

— Господи Боже!.. — прошептал Леон, невольно отступая.

Лойкот рассмеялся.

— Он знает, что я масаи, и убежит, как только я его окликну. — Парнишка помахал посохом. — Эй, Старый, скоро день моего испытания. Вот тогда мы и встретимся. Посмотрим, кто из нас лучше.

Лойкот имел в виду обязательное испытание на храбрость. Чтобы считаться мужчиной и иметь право воткнуть копье перед дверью любой понравившейся ему женщины, юный морани должен выйти один на один против льва и убить его ассегаем.

— Убойся меня, скотокрад. Убойся, потому что я — твоя смерть!

Он выставил посох наподобие копья и легкой, танцующей походкой двинулся к зверю. К величайшему изумлению Леона, хищник вскочил, угрожающе рыкнул и исчез в траве.

— Ты видел, М'бого? — возликовал Лойкот. — Видел, как Симба испугался меня? Видел, как он убежал от меня? Он знает, что я морани. Знает, что я — масаи!

— Ты просто чокнутый! — Леон разжал кулаки. — По твоей милости нас обоих слопают.

Напряжение и страх схлынули, и он с облегчением рассмеялся. Вспомнились и сказанные перед расставанием слова Лусимы. Масаи веками охотились на львов, безжалостно, поколение за поколением, преследуя этих хищников, и, может быть, страх перед охотниками как-то укоренился в памяти зверей? Может быть, высокий человек в красной шуке воспринимался ими как смертельная угроза?

Лойкот высоко подпрыгнул, изобразил триумфальный пируэт и повел лейтенанта дальше на север, продолжая сыпать наставлениями и поучениями. Замечая крупный след, он указывал на него и мимоходом описывал оставившего его зверя. И каждый раз Леона поражала глубина знания пареньком дикого мира и обитающих в нем тварей. Объяснение было простое: едва научившись ходить, мальчишка присматривал и ухаживал за стадами племени. Маниоро рассказывал, что даже самые младшие из пастухов могут днями идти по следу отбившегося животного и не терять его ни в вельде, ни в горах. Тем не менее Лойкот восхитил Леона еще раз, когда, остановившись на минутку, обвел концом посоха едва заметный отпечаток огромной круглой лапы. Солнце пропекло это место, и землю покрывала крошка глинистого сланца и кремневая галька. Без помощи мальчишки лейтенант никогда бы не распознал след слона.

— Этого я знаю, — продолжал Лойкот. — Много раз его видел. Бивни у него вот такие… — Он прочертил линию, сделал три больших шага и прочертил вторую. — Большой серый вождь.

Большой серый вождь…А что говорила Лусима? Ты должен пойти дорогой великих серых, которые не люди.Тогда эта фраза озадачила Леона, но теперь он вдруг понял: она имела в виду слонов!

Продолжая путь на север, Леон снова и снова возвращался к ее совету. Охота всегда увлекала его и манила. В отцовской библиотеке было немало книг, написанных знаменитыми охотниками. Читая их, он переживал те же приключения, что и Бейкер, Селоус, Гордон-Камминг, Корнваллис Харрис. Желание испытать нечто подобное и стало одной из причин того, что он записался в КАС, а не пошел по стопам отца, для которого любой вид деятельности, не направленный на обогащение, был «бездельем». С другой стороны, некоторые армейские чины только поощряли младших офицеров к участию в охоте на крупного зверя. Тому же капитану Корнваллису Харрису, служившему в Индии, дали, например, годичный отпуск, чтобы он смог поохотиться в неизведанных дебрях Южной Африки. Леон горел желанием посостязаться со своими героями, однако до сих пор такой возможности не предоставлялось.

Поступив на службу в КАС, он не раз и не два обращался к начальству с просьбой о краткосрочном отпуске, но командир батальона и его непосредственный начальник, майор Снелл, даже не рассматривал эти обращения.

— Если вы полагали, Кортни, что вступаете в армию для участия в большом сафари, то сильно ошиблись. Возвращайтесь к своим обязанностям. И запомните, я и слышать не желаю о подобной чепухе.

Так что до сих пор на охотничьем счету Леона было лишь несколько маленьких антилоп, газелей Гранта и Томсона, которых он подстрелил во время патрулей, чтобы накормить своих аскари. С замиранием сердца смотрел молодой лейтенант на разгуливающих вокруг великолепных животных — вот бы поохотиться когда-нибудь на них.

Может быть, советуя «пойти дорогой великих серых», Лусима имела в виду, что он должен стать охотником за слоновой костью? Заманчивая перспектива. Думая об этом, Леон уже веселее шагал за неунывающим Лойкотом. Жить приятнее, когда у тебя есть цель. В своем первом бою он проявил себя вполне достойно. Маниоро жив. Впереди замаячила новая карьера. А что самое приятное, в Найроби его дожидалась Верити О'Хирн. Да, жизнь хороша.

На пятый день Лойкот повернул на восток. Равнина сменилась лесистыми холмами, поднимаясь на которые они заглядывали в лежащие впереди мелкие долины. И вот в меркнущем свете вечернего солнца блеснуло что-то металлическое. Заслонившись козырьком ладони, Леон всмотрелся в даль.

— Да, М'бого, — кивнул Лойкот. — Это она, твоя железная змея.

Над далекими вершинами деревьев появлялись и растворялись черные клубочки дыма. Потом тишину прорезал печальный крик парового свистка.