Страница 29 из 63
Я вынула из шкафа кое-какие вещи и сложила их на кровать. Практически все они были куплены в недорогих сетевых магазинах. Элейн не надела бы такое даже под дулом пистолета, подумалось мне. Во время нашего медового месяца Питер торжественно вручил мне платиновую карту «Американ экспресс».
— Держи, и можешь ни в чем себе не отказывать, или как это принято говорить в таких случаях, — с улыбкой сказал он тогда.
К собственному изумлению, я вдруг расплакалась. Не нужны мне горы одежды. Будь это только в моих силах, я отдала бы все деньги Кэррингтонов, лишь бы Питера признали невиновным в гибели Сьюзен и Грейс. Я даже поймала себя на том, что мне хочется, чтобы Питер переехал ко мне в эту крошечную квартирку и отказывал себе во всем, чтобы расплатиться с займом на учебу, как это делал Гленн. Что угодно, только бы наша жизнь стала проще.
Я утерла слезы и подошла к комоду, на котором стояли фотографии. На одной из них мама с папой и со мной были сняты в больнице, сразу же после моего рождения. У них обоих были такие счастливые лица, они просто светились от радости. А я со сморщенным личиком, завернутая в одеяльце, таращилась на них. Мама, лежавшая на кровати с разметавшимися по подушкам волосами, казалась такой молодой и такой красивой. Отец, которому тогда было уже тридцать два, по-мальчишески озорно улыбался в камеру. Казалось, у обоих впереди еще долгая и счастливая жизнь, однако маме было отпущено всего две недели, прежде чем тромб, закупоривший сосуд, забрал ее у нас.
Об обстоятельствах ее смерти и о том, что я продолжала сосать ее грудь, когда отец обнаружил ее мертвой, я узнала, когда мне было около двенадцати.
Я показала этот снимок Питеру в первый его приход сюда, и он тогда сказал:
— Надеюсь, когда-нибудь и у нас с тобой будут такие фотографии, Кей.
Потом он взял фотографию, на которой я была снята с отцом незадолго до того, как папа уехал на своей машине в то безлюдное место и нырнул в Гудзон.
— Я прекрасно помню твоего отца, Кей, — сказал Питер. — Меня очень занимал вопрос, что побудило его стать садовником. Пару раз мы с ним имели на эту тему очень интересный разговор.
Продолжая утирать слезы, я подошла к каминной полке и забрала эту фотографию тоже.
Вечером, заручившись разрешением Питера, я сняла с места его любимую фотографию матери и еще одну, где он был снят с мамой и отцом, и выставила их на каминную полку в гостиной. К ним я добавила портрет моих родителей, привезенный из моей квартиры.
— Бабушки и дедушки, — улыбнулся Питер. — Когда-нибудь мы будем рассказывать о них нашим детям.
— И что мне рассказывать о нем? — кивнула я на отцовскую фотографию. — Что это тот самый дедушка, который покончил жизнь самоубийством и бросил свою дочь на произвол судьбы?
— Попытайся простить его, Кей, — негромко произнес Питер.
— Я пытаюсь, пытаюсь, — прошептала я, — но у меня не получается. Я просто не могу.
Я взглянула на фотографию, на которой мы с отцом были запечатлены вдвоем, и, как это ни смешно звучит, мне показалось, что он слышит мои слова и смотрит на меня с укором.
На следующее утро, как и обещали синоптики, выглянуло солнце и потеплело до десяти градусов. В девять утра я услышала доносящийся с улицы собачий лай и поняла, что полицейские возобновили поиски.
35
Николас Греко договорился с Барбарой Краузе, что подъедет к ней в прокуратуру в среду к половине четвертого.
— Вот уж не думал, что мы с вами так скоро встретимся, — сказал он ей.
— И я, признаться честно, тоже не ожидала вас видеть, — ответила она, — но вы здесь всегда желанный гость.
— Я пришел потому, что Филип Мередит нанял меня расследовать гибель его сестры, Грейс Мередит Кэррингтон.
Краузе давно уже научилась сохранять бесстрастное лицо в суде, но, услышав эту новость, не смогла скрыть удивления.
— Мистер Греко, если вам удастся откопать что-нибудь такое, что помогло бы нам доказать причастность Кэррингтона к ее гибели, я буду вам крайне признательна.
— Увы, я не волшебник. Мистер Мередит поделился со мной конфиденциальной информацией, обсуждать которую я пока не уполномочен. Единственное, что я могу сказать: у Кэррингтона был весьма веский мотив желать смерти своей жены. Однако, несмотря на это, я уверен, что в суде ни одно жюри присяжных не признает его виновным на основании только лишь этой информации. Вот почему я хотел бы взглянуть на досье, которое имеется у вас по этому делу, и побеседовать со следователями, которые выезжали на место происшествия.
— Нет ничего легче. Расследование вел Том Моран. Сейчас он на заседании, но примерно через час должен освободиться. Если хотите, можете подождать у него в кабинете и тем временем почитать материалы дела.
— Это было бы замечательно.
Барбара Краузе распорядилась, чтобы кто-нибудь из помощников принес ей досье, потом сказала:
— Мистер Греко, мы разобрали это дело чуть ли не по косточкам, но так и не нашли ничего, что можно было бы предъявить в качестве доказательства в суде. Судя по вашим словам, Филип Мередит все это время утаивал информацию, которая могла бы помочь следствию. Вне зависимости от того, удастся ли вам найти в деле что-либо существенное, я попросила бы вас убедить его пойти на сотрудничество с нами. Вы могли бы напомнить ему, что, если вина Кэррингтона будет установлена, семейство Мередит получит право подать против него гражданский иск на огромную сумму.
— Уверен, Филип Мередит прекрасно об этом осведомлен. Кроме того, думаю, в конечном итоге, даже если я не найду в досье ничего нового, его удастся убедить открыть вам то, о чем он рассказал мне.
— Мистер Греко, это поистине чудесная новость.
Следующие полтора часа Николас Греко просидел на единственном стуле для посетителей в тесном кабинете Тома Морана, делая аккуратные пометки в блокноте, который всегда носил с собой в портфеле. Из всех собранных Мораном фактов в особенности его заинтересовало упоминание о том, что в кармане нарядного костюма Грейс Кэррингтон была обнаружена сложенная в несколько раз страничка из номера журнала «Пипл» от 25 августа 2002 года, интервью с легендарной бродвейской звездой Мэриан Хоули. «Хоули только что начала выступать в своем сольном шоу, — записал Моран. — Бумага размокла, но текст можно было разобрать. На ней почерком Грейс Кэррингтон было нацарапано: „Заказать билеты“. Страничка хранится в папке с прочими уликами».
«Грейс Кэррингтон собиралась на бродвейское шоу, — подумал Греко, записывая число, которым был датирован номер журнала. — На человека, решившего покончить с собой, не очень похоже».
В тот вечер, когда утонула Грейс Кэррингтон, к ужину была приглашена еще одна супружеская чета, Джеффри и Нэнси Хаммонд; четыре года тому назад они проживали в Энглвуде. Греко очень надеялся, что они никуда не переехали. В таком случае он сможет переговорить с ними в течение ближайших нескольких дней.
За столом в тот вечер прислуживал Гэри Барр.
«Не так-то он прост, этот мистер Барр, — подумал Греко. — Подрабатывал у Олторпов, время от времени даже отвозил куда-то Сьюзен Олторп и ее друзей. Прислуживал на злополучном банкете в поместье Кэррингтонов в тот вечер, когда Сьюзен исчезла, и на завтраке на следующее утро. Был он в поместье и в ту ночь, когда утонула Грейс. Куда ни плюнь, везде мистер Барр. Пожалуй, стоит побеседовать с ним еще разок».
Было уже пять часов вечера, а Моран все не возвращался.
«После заседания ему наверняка захочется поскорее попасть домой, — подумал Греко. — Я позвоню ему завтра и договорюсь встретиться в более подходящее время».
Он вышел в коридор и заглянул в кабинет к Барбаре Краузе, чтобы отдать ей досье по делу Грейс Кэррингтон. Моран оказался у начальницы. Краузе взглянула на Греко с таким видом, как будто совершенно забыла о его существовании.
— Мистер Греко, — изрекла она, — боюсь, все разговоры придется отложить на потом. Мы с Томом едем в поместье Кэррингтонов. Похоже, ищейки нашли на участке еще чьи-то останки.