Выжжено

Надо поговорить с Блоком… Нет! Ни в коем случае. Когда тот слышал про ЦРУ, он сразу приходил в неистовство.

Как бы чего не вышло! Голос Таггарда до сих пор звучал у него в ушах. Эти рассудительные фразы, и каким он казался по-отечески заботливым, прямо дядя родной!

И воспоминания о дне презентации. Он вновь и вновь прокручивал их. И, чёрт бы их побрал, всё выглядело так, будто она и впрямь подъехала к нему целенаправленно. А он, оголодавший, сразу и не смекнул…

В какой-то момент он даже проглотил пару таблеток, чтобы успокоиться. Кажется, они подействовали быстрее, чем обычно, хотя он почти не превысил дозу. Ему стало лучше.

Он её спросит. Очень просто. В ближайшие выходные, когда снова полетит в Нью-Йорк, он поговорит с ней.

Маркус упал на кровать, закрыл глаза и почувствовал, что ему страшно. Он не знал точно, чего боится: может, правды? Или чувства, что его обманули?

Следующие дни он провёл как в тумане. Действие таблеток как будто больше не ослабевало, он так и бродил с пустой, соломенной головой, а вокруг словно поднимался пар от дерьма.

Глубина скважин дошла до двух тысяч пятисот метров, и всё впустую. Три тысячи. Арабские геологи уже открыто не сдерживали насмешек.

– Мы сейчас глубже формации «Араб-Д», в которой залегает практически вся нефть на востоке Саудовской Аравии, – сказал Маркусу техник Джим Энглес, приземистый человек с волосатыми руками. – Потому они и смеются.

– Понятно, – сказал Маркус, ничего не поняв. Как же так? Выходит, метод Блока не безошибочен?

Блок уходил от объяснений. Маркус очень долго скрёбся в дверь лаборатории, прежде чем тот впустил его.

Австриец кипел от ярости: теперь ему всё ясно, он понял, что стоит за всей этой игрой; саудовские геологи срывают его работу, учёная сволочь, свора академиков, они подменили их пробы почвы, он может это доказать.

– Нам придётся всё пройти заново, всё, строго от начала до конца, перепроверить каждую цифру, каждый замер провести заново, слышите, Маркус?

Рассказать ему о встрече с церэушником сейчас было бы невозможно.

– Звоните Турберу! Нам тут нужны наши собственные люди. Исключительно свои специалисты и буровые техники, в случае необходимости пусть наймёт людей дополнительно. Но мы должны контролировать всё, абсолютно всё делать сами, своими руками. – Блок сжал кулаки. – Им меня не одолеть. Меня ещё никто не побеждал, и это не удастся никому и никогда.

Маркус отрицательно помотал головой.

– Карл… Зачем? Надо просто бросить всё это. Скажем, что исследования показали, что в Саудовской Аравии нет других нефтяных полей. И точка. Шейхам облом. И пусть кто-нибудь попробует доказать обратное, а?

– Поджать хвост, как побитая собака? – Блок смотрел на него с негодованием. – Да они только этого и ждут!

– Ну и что? Какая нам разница, сколько у саудовцев нефти.

– И хорош же я буду после этого! Ведь это будет означать, что мой метод не работает. И на другой же день каждому крикуну будет ясно как дважды два, что метод и не мог работать, что просто вылез такой выскочка, который ничему не учился, ничего не кончал, не имеет никакого диплома. Нет уж. Этот вариант даже не рассматривается. Я не позволю вешать на себя всех собак.

Несмотря на сумеречное состояние, на Маркуса в этот момент снизошло озарение. Он вдруг понял то, чего не понял Таггард: почему они здесь.

– Карл, – спокойно сказал он, – я думаю, это задание с самого начала было задумано как отвлекающий манёвр. Саудовцы хотят занять нас, чтобы воспрепятствовать нашим поискам нефти в других местах мира. Ведь это могло бы нанести урон их престижу и положению на нефтяном рынке.

Но Блок совсем не слушал его, только повторял своё: «Звоните Турберу!»

– Только свои люди, своё оборудование! Иначе нельзя. И все накладные расходы пусть вставит в счёт, слышите? Всё до мелочей.

Маркус смотрел на своего партнёра с ватным отрезвлением. Блок скорее сотрётся в порошок в этой борьбе, он лучше погибнет, но никогда не сдастся.

Проклятье, во что он сам-то вляпался?

Выходные. Впервые Маркус взлетал из каверноподобного аэропорта Дахрана без всякого предвкушения радости. При пересадке он как на автопилоте шёл уже привычными путями, полный боли, которой он не знал названия. Как на автопилоте садился в лимузин, в котором Эми-Ли в тоненьком, даже не доходящем до колен летнем платье, выгибалась на сиденье и шептала:

– В спешке я забыла натянуть трусы, представляешь…

Маркусу показалось, что он выдохнул впервые за весь этот день:

– Мне нужно с тобой поговорить.

Эми-Ли оглядела его – встревоженно и недовольно, что её выбили из настроения.

– Что-то случилось?

– Я встречался с одним человеком. Он рассказал мне, будто ты уже не раз сходилась с мужчинами, чтобы вытягивать из них информацию для твоего отца. – Ему больно было говорить это. Как будто он вырывает у себя из мяса тот самый гарпунный крючок. К тому же сам себе он казался просто глупцом, смехотворно ревнивым, по-детски незрелым. Он ещё не договорил до конца, как ему уже стало ясно, насколько беспочвенным было это обвинение и какое прозрачное намерение стояло за ним. Только слова уже нельзя было остановить, они срывались у него с языка будто сами собой. – С тех пор я спрашиваю себя, неужели и со мной то же самое?

Он посмотрел на неё. Наверное, ей следовало бы дать ему пощёчину, и тогда бы он провёл все выходные, ползая перед ней на коленях и вымаливая прощение.

Эми-Ли села, поправила платье, лицо её превратилось в непроницаемую маску. Взгляд соскользнул с него и перешёл на проносящиеся мимо улицы.

– О чёрт! – пробормотала она.

Маркус смотрел на неё, не понимая. Этот гул в его ушах, что это – шум мотора? Или кровь шумит в голове? Снаружи солнце палило так, будто хотело сжечь город.

Его как будто подменили, снова и снова уверяла Эми-Ли, когда они сидели на ковре её гостиной, он слушал, а она рассказывала. О своём одиноком детстве. О сексе, её волшебном царстве, в котором она была королевой. Об учителе английского, с которым она спала, когда ей было шестнадцать, потому что она знала, что он к ней неравнодушен. И как потом, несмотря на плохие отметки, она выдержала экзамен.

– То есть проституция, – без выражения сказал Маркус.

Эми-Ли пренебрежительно отмахнулась. И слово как будто отскочило от неё.

– Это всегда было делом обоюдным. Мужчины получали победу, а я получала своё. А папа просто умел превращать информацию в деньги.

– И он находит это нормальным?

– Китайцы думают о сексе иначе, чем люди Запада. – Она некоторое время задумчиво смотрела в пустоту. – Он никогда не говорил: переспи с тем-то и с тем-то. Он это даже порицал. Однако выгоду никогда не упускал, таков уж он. – Она откинула назад свои чёрные волосы. – О вашей презентации, и в чём там дело, я узнала от одного человека из «PPP», с которым у меня кое-что было раньше. Я привела в действие все рычаги, чтобы попасть туда. И потом выбирала между тобой и Блоком…

– Ты думала, что метод известен нам обоим.

Она вздохнула.

– Да. Но потом это становилось всё менее важно, тут ты должен мне поверить!

– Твой отец потребовал от меня, чтобы я выдал ему секрет метода. Только после этого он даст согласие на свадьбу.

Её лицо было непроницаемым, как никогда.

– Про это я не знала.

– И я должен тебе верить?

– Но я так и думала. После того, как он узнал о методе, а я не смогла ему добыть его, он был совершенно… как бы это сказать?.. – Она помотала головой. – Всё это было ошибкой, теперь я это вижу. Нельзя делать то, что делала я, но это я заметила только потом. Я трусила, да, если признаться. Я думала, наплевать на это и забыть, что прошло, то прошло, считается только то, что будет… Я надеялась, что смогу уйти от этого. Но, видимо, это уходит не так просто. Видимо, человека всегда настигает то, что он когда-то сделал.