Выжжено

– Эх вы, – шепнул ему на ухо, среди прочего, Таггард. – Вам нужно дизельное топливо? Котельный мазут – то же самое. В моём доме мазутное отопление, вы это помните? Конечно, котёл пуст – но лишь для отопительной системы. Его пополняют, когда в нём ещё остаётся десятая часть, вы этого не знали? Его нельзя опустошать совсем, потому что десятая часть – это отстой, полный взвесей и примесей. Мой котёл засорился, после этого я его отключил, но последняя десятая часть всё ещё в бакс. Добрых тридцать галлонов, навскидку. Вам нужно только слить его и отфильтровать…

Мазутный бак стоял в дальнем конце гаража, без особых мер предосторожностей, за исключением того, что он был отнесён как можно дальше от жилой зоны. Внизу находился сливной кран.

Маркус собрал с полок все бумажные фильтры для кофе, какие нашёл, и отправился к баку.

То была кропотливая работа: слить в кастрюлю поллитра мазута, потом процедить через фильтр в канистру. Когда фильтр забьётся чёрной, зернистой грязью, выбросить его, вставить новый, и так далее. Вначале он чувствовал вонь, потом чувствительность притупилась.

Часа в четыре утра его машина была заправлена, а в багажнике стояли ещё две полные канистры. Он упаковал свою сумку, прихватил и грязное бельё, все деньги, какие нашёл, и запас продуктов. Кое-что из инструментов. Немного, чтобы не нагружать машину. Груз стоил топлива. Напоследок он забрал и записные книжки Блока, которые со времени его прибытия так и валялись на стопке старых газет, собирая пыль. Пусть они ничего не стоили, но ведь ради них он сюда и приехал.

Так он, по крайней мере, говорил себе когда-то. Теперь он уже и не знал, зачем провёл здесь всю зиму. Знал только, что надо жить дальше.

И вот он открыл гараж, тихо-тихо, бесконечно осторожно. Ночь хоть и была в этот час самая глубокая, зато и звуки разносила далеко.

Тишина. Ни души. Тревоги никто не поднял.

Маркус подошёл к машине. Внутреннее освещение салона он предусмотрительно отключил и дверцу открыл заранее. И теперь, усевшись, он не захлопнул дверцу, а лишь притянул её, взялся за ключ зажигания, включил аккумулятор. Сейчас. Ну, заведись! С полоборота!

К кому он обращал эту просьбу? Не к богу преподобного Смолла, уж это точно. Маркус повернул ключ, стартёр взвыл как сирена, и мотор схватился. Газ. Поехал наугад, без света, лишь бы разогнаться, чтобы они уже не смогли его остановить.

Но никто и не пытался. Маркус включил стояночный свет, нашёл направление и поехал наугад, прочь из деревни Bare Hands Creek, в лес, до самой дороги, где он включил фары и нажал на газ.

Глава 47

Было холодно, сквозь веки проникал свет, а он лежал, скрючившись и втиснувшись куда-то. На заднем сиденье машины, обнаружил он, открыв глаза. Ах да, верно. Ну, это не так страшно. Пусть никогда в жизни он не сможет больше разогнуться, зато он на свободе.

Было слишком холодно. Одеяло, которое он прихватил с собой, не грело. Чёрт. Он с трудом приподнялся. Стёкла запотели; но было видно, что уже день. Он вспомнил, как остановился на ночлег на узкой лесной дорожке, за кустами.

Не разгибаясь выбрался на сырой, леденящий воздух. Ага, распрямиться всё же удалось… Его шумно освистали птицы.

Он снова влез в машину, на водительское место. Немедленно проверить, заведётся ли машина. Времена, когда можно было вызвать службу спасения, наверняка прошли навеки, думал он, включая зажигание. Выждал, повернул ключ – и мотор заработал.

Полчаса спустя Маркус доехал до какого-то посёлка. Небольшого, в две дюжины домов вдоль дороги. Он остановился перед маленьким супермаркетом. Деревня выглядела мёртвой, однако на двери магазина висела табличка «Мы открыты».

Дверь действительно открылась, с тихим, шаркающим звуком. Где-то в глубине звякнул колокольчик.

Рядом с кассой был бар, перед ним стояло три высоких табурета. Один – с лопнувшей обивкой. Над кофейной машиной на стене был прикреплен американский флаг, рядом стоял старый телевизор. Многообещающе. И газеты были, даже много, хоть и лежали в беспорядке и пожелтели от времени.

Маркус нашёл «Washington Post», датированную началом февраля, другие газеты были либо ещё старше, либо местные, так что проку от них не было.

– Новые больше не поступают, – объяснил надтреснутый голос.

Маркус обернулся. Из-за полки выступила старуха, опираясь на клюку карамельно-розового цвета.

– Машина не приходит, – продолжала она. – Не знаю, почему. Я звонила, но так и не поняла, чего они мне объясняли.

Маркус взял «Post».

– Ничего. Возьму вот это. – Старая газета была ему даже больше кстати, чтобы узнать о том, что произошло в мире за это время. В Саудовской Аравии был новый король, к тому же избранный народом. Это было интересно.

– Я вам отдам её за доллар. Потому что она уже не новая.

Маркус выудил из кармана долларовую купюру и положил её у кассы.

– Скажите, а нельзя ли кофе?

– Только свежезаваренный. Одна чашка. Семьдесят центов.

– О'кей.

Она достала из коробки фильтр и вставила его в машину.

– С молоком? – спросила она, пока аппарат шипел, и взяла молочную бутылку, в которой была какая-то бледная, творожистая субстанция. – О, оно уже испортилось.

– Я всё равно пью только чёрный, – поспешно сказал Маркус.

– И без сахара? – Она взяла чашку и половину расплескала, пока донесла до стойки.

– Не надо, спасибо. – Маркус указал на полку, где лежали печенья, упакованные поштучно. – Можно взять вот это?

– Цена на упаковках.

Он выбрал себе безымянное овсяное печенье с не очень толстым слоем сахарной глазури. На вкус оно было как солома. Маркус поискал на упаковке срок годности и обнаружил, что он истек ещё полгода назад.

– Все уехали, – сказала женщина. – Хотели и меня заставить уехать вместе с ними, представляете? А кто же позаботится о кошках, спросила я. И кто присмотрит за магазином? Кто-то же должен за ним присмотреть. – Она с сомнением оглядела свои запасы. – Ну вот. Сейчас почти никто не приходит. Можно было бы, наверно, и уехать.

С виду ей было не меньше восьмидесяти. Седая, измождённая, растрёпанная. Вдоль лица виднелись белые линии – возможно, шрамы от подтяжек. От неё исходил сладковатый запах духов, к которому примешивались следы других, неаппетитных ароматов.

В следующем посёлке ему придётся попросить, чтобы кого-нибудь прислали за ней. Но в полицию он не пойдёт. Разве только анонимно позвонит.

Это навело его на мысль.

– Скажите, а телефон у вас работает?

Она недоверчиво глянула на него.

– А что с ним сделается?

– А нельзя ли мне позвонить?

Она издала чавкающий звук.

– Двадцать центов за единицу. Только я должна надеть очки, иначе не увижу счётчик.

Телефон действительно работал. Даже связь с заграницей установилась без проблем. Пока шли гудки, Маркус соображал, который сейчас час в Германии. Ведь не ночь же, а? Нет, если здесь часов десять, то там… восемнадцать? Вечер.

– Вестерманн, – ответил звучный голос Фридера.

– Привет, брат! – сказал Маркус. – Это я.

Тот ахнул:

– Ну и выдержка у тебя! Исчезаешь на несколько месяцев, а потом просто говоришь «привет»!

– А что мне ещё говорить?

Фридер помедлил.

– Тоже верно. – Кажется, он всерьёз за него тревожился. С другой стороны, чему удивляться после того, как цивилизация столкнулась с айсбергом по имени «Peak Oil» и уже готова была затонуть. – Ты где? И как ты там?

– Я где-то в Айдахо, и я в порядке… Ну, не очень хорошо, но и не плохо. – Маркус кашлянул. – Чего я звоню… Ты был прав. Отца убили. Я встретил одного человека, который был в этом замешан.

– И кто он?

– Он уже умер.

– Нет, я имею в виду, он был из ЦРУ?

– Вроде того. – И Маркус коротко обрисовал брату то, что узнал от Таггарда, а потом спросил: – Тебе о чём-нибудь говорит понятие «остракция»?

– Остракция? – Фридер долго раздумывал. – Нет. Никогда не слышал.