Выжжено

То, чтоон говорил и какговорил, звучало впечатляюще. Пугающе. Почти убедительно.

Маркус откашлялся.

– Сэр, – сказал он устало, – я ничего не привнёс в вашу деревню. Я ничего здесь не построил и не купил, я оказался здесь случайно. И у меня есть серьёзные опасения, что вы недолго будете довольны мною. Несмотря ни на что, я полагаю, что лучше мне уехать отсюда, как только дорога освободится от снега. Всё, о чём бы я хотел попросить, это несколько литров горючего.

Подбородок его преподобия дрогнул.

– Боюсь, не получится.

– У вас нет запасов?

– Запасы-то есть. Надёжно припрятанные. Но я не могу вас отпустить. Я не могу быть уверен, что вы никому не расскажете о нас. Пойдут слухи, и на нас обрушатся тысячи беженцев.

Маркус оцепенел. Это означало открытым текстом, что он здесь под арестом!

– Сэр, я обещаю вам…

– Я думаю, мы поняли друг друга. Вы можете возвращаться к своей работе.

После нескольких морозных дней, когда деревню продувало таким ледяным ветром, что у Маркуса просто отваливался нос, – зимняя куртка из канадского супермаркета для такой погоды не очень годилась, – наконец снова пошёл снег. Густые хлопья кружились в воздухе, который от этого казался тёплым.

Каждый шаг по белому великолепию давался с трудом. Утром мужчины расчищали дороги, а снегопад продолжался, и назавтра предстояла та же работа. После этого Маркус еле-еле ворочал свою тележку. Сено в тележке успевало отсыреть, пока он довозил его до хлева.

Едва он прикрыл за собой дверь, как она бросилась к нему из темноты, прижалась, влажно задышала ему в лицо:

– Где ты пропадал?

Ребекка…

Маркус отпрянул, но позади была дверь.

– А где я должен быть?

– Я тебя ждала. – От неё исходили огненные волны.

– Для чего же?

– Не скажу. – Она обыскивала жадным взглядом его лицо. Руки её непрерывно двигались, но она всё же не посмела дотронуться до него. К счастью. – Ты не хочешь поцеловать меня? – спросила она и жадно приоткрыла губы.

Маркус проглотил комок в горле.

– Знаешь, я думаю, нам лучше оставить это.

– Давай!

– Твой отец оторвёт мне голову.

– Но он же нас не видит.

– Кроме того, ты слишком молода.

– Вовсе нет. Мне почти шестнадцать. Считай, что шестнадцать.

– То есть четырнадцать.

– Если ты мне не веришь, – выдохнула она, – можешь сам проверить, настоящая ли я женщина.

Никогда ещё он не слышал в женском голосе столько желания, даже когда они с Эми-Ли… И то, что некая абсолютно несознательная часть его тела дико возбудилась, тоже не делало положение легче.

– Ребекка, перестань. Ты милая девушка, но ты здешняя, а я нет, то есть… между нами ничего не может быть. Понимаешь?

Её взгляд задрожал.

– Ты не можешь отказать мне, – шептала она. – Я тебя хочу, слышишь? Ведь я же тебя люблю…

Единственная возможность приглушить её подростковое либидо, раздумывал он, это сделать ей больно.

– Но я тебя – нет.

Она отпрянула, как будто он её ударил. Какое-то время он видел блеск в её глазах, не понимая, то ли это ужасная боль, то ли неистовый гнев, потом она отвернулась и без слов убежала.

После этого Ребекка больше не попадалась ему на глаза. За лошадьми ухаживал другой, безрадостного вида парень лет двадцати. У него была мощная челюсть, прямые как солома волосы, и, разговаривая, он не смотрел тебе в лицо. Казалось, проблема разрешилась.

Однажды вечером после патрулирования он зашёл на сеновал, вспомнив во время обхода, что не повесил вилы на место. Джек этого не любил.

Он вошёл в сарай через узкую боковую дверь и услышал в темноте давящиеся звуки.

– Хмф, хмф, хмф, – будто кого-то душили и тот сопротивлялся изо всех сил.

Маркус пригнулся. Что делать? Звать на помощь слишком долго. Он схватил первую попавшуюся палку, какой обычно погоняли скот, и пошёл с ней на звуки удушения.

Они исходили сверху, с сенного чердака. Он тихо поднялся по лестнице и осторожно заглянул через решётку…

Сквозь узкое окошко в крыше проникал луч лунного света, и прошло несколько секунд, прежде чем Маркус разобрался в том, что видел: скомканная одежда, раскинутые нагие ляжки, а между ними волосатая задница, учащённо ходившая ходуном.

Маркус вытянул шею насколько смог. И правда, Ребекка. Мужчину он не узнал, только увидел, что тот зажимает ей рот рукой, чтобы приглушить крики.

Ну и странное, однако же, занятие – секс, если смотришь на него со стороны. Ну хорошо, с этим, кажется, всё устроилось. Маркус осторожно спустился вниз и торопливо вышел. Что же касалось вил… Нет, пусть уж лучше Джек ругается.

Глава 42

Доротее пока приходилось чуть ли не радоваться высоким ценам на бензин, поскольку именно они в первую очередь и привели к ней покупателей. Она ещё раз повторила акцию с листовками, что тоже оказало действие, и рисунки Юлиана людям понравились – однако обольщаться не стоило: большинство пришли, чтобы сэкономить бензин на поездке в супермаркеты Дуффендорфа.

Как бы то ни было, в настоящий момент дела её маленького магазина шли в гору. Магазин казался уже чересчур маленьким. Всё утро шла бойкая торговля; иногда Доротея не успевала пополнять товары. Всё чаще её спрашивали, не может ли она работать и вторую половину дня. Может, и правда сделать это следующим шагом? Шагом, которого она пока страшилась. Нанять кого-нибудь было ужасно сложно. Она уже наводила справки, получила по заказу несколько брошюр, но после их прочтения ей стало просто дурно. Так много предписаний, которые необходимо выполнять! Кроме того, это был и немалый финансовый риск: если она наймёт продавщицу, а та, например, тут же заболеет или вдруг окажется беременной – а задавать такой вопрос при найме противозаконно! – то ей придётся выплачивать зарплату и дальше, ничего за эти деньги не получая. Это сразу же погубит её маленькое предприятие.

Теперь, когда в новостях сообщалось о росте случаев банкротства фирм и увеличении числа безработных, Доротея смотрела на это другими глазами. Её удивляло, что вообще кто-то кого-то ещё нанимает.

Она жадно продолжала читать записную книжку старой госпожи Бирнбауэр. Добрая часть прибыли, узнала она, таится в том, чтобы закупать товары как можно дешевле и всегда быть в курсе цен и возможностей закупок. После этого Доротея снова переговорила с несколькими крестьянами, и один симпатичный молодой человек, которому она, должно быть, нравилась, сообщил ей, что супермаркеты плохо платят и вообще заносчивые, неприятные клиенты. Доротея обнаружила, что она хоть и заказывает не так много продуктов, зато может лучше платить, кроме того, крестьянам с окрестных ферм не так далеко ехать к ней, что тоже было веским доводом. Так у неё появились соглашения на поставку картофеля, лука и нескольких сортов овощей из зимнего запаса. Весной к этому прибавится свежий салат, определённую часть которого она имела право вернуть, если он испортится, не будучи продан; тогда он пойдёт на корм скоту.

Кроме того, она – ещё один совет от Амалии Бирнбауэр – прибила на видном месте у двери доску объявлений. Старая доска ещё стояла в сарае; её оставалось только помыть и прикрепить к стене. Она служила ещё в шестидесятые и семидесятые годы, но потом хозяйка её всё же сняла, потому что доска постепенно пустела, на неё перестали обращать внимание. А пустовать доске было негоже, так она считала. То, что доску пришлось снять, послужило ей поводом к философским размышлениям о глупости людей, которые из-за нескольких марок доверились большим, непроницаемым торговым сетям и допустили то, что жизнь в деревне, где раньше были и магазины, и свои хозяйства, и торговая площадь, и другие места встречи, умерла тихой смертью. У людей слишком много машин, – таков был её вывод.

Доска объявлений не должна пустовать: Доротея позвонила в правление спортивного общества и общества туризма и напрямую предложила им размещать объявления на её доске, где их увидят многие. К своему стыду, председатель общества туризма даже не знал, что в деревне есть магазин.