Мертвая хватка

— Энтони!

— Я сейчас, — отозвался он. — Просто надо кое-что проверить.

У дверей дома Гай Новак поцеловал Бет на прощание.

— Спасибо, что побыла с девочками.

— Без проблем. Всегда рада помочь. И еще… прими мои соболезнования. Я очень огорчилась, услышав, что произошло с твоей бывшей.

«Ничего себе свидание получилось, — подумал Гай. — Интересно, увижу ли еще Бет, или этот день отпугнул ее раз и навсегда? Впрочем, даже если и не увижу, не слишком расстроюсь».

— Спасибо еще раз, — произнес он вслух.

Гай затворил дверь и направился прямиком к бару. Он никогда не был пристрастен к алкоголю, но сейчас чувствовал острую необходимость выпить. Девочки наверху, смотрят какой-то фильм. Крикнул, что они могут не спешить, досмотреть до конца. За это время Тиа успеет приехать и забрать Джил. А сам он сможет подготовиться, придумать, как лучше сообщить страшную весть дочери.

Гай налил себе виски из бутылки, к которой не прикасался, наверное, года три. Опрокинул рюмку, горло так и обожгло, налил еще.

Марианна…

Он помнил, как все у них начиналось, — летний роман на побережье. Оба работали в ресторанчике, обслуживали толпы туристов. Мыть и убирать заканчивали в полночь, брали с собой одеяло, сидели на пляже и смотрели на звезды. Волны разбивались о берег, ноздри щекотал изумительный аромат солоноватой воды, омывал их обнаженные тела.

Потом каникулы кончились, и они разъехались по своим колледжам — он в Сиракузы, она в Делавер. Каждый день созванивались, долго болтали по телефону. Писали друг другу письма. Потом он купил старенький «олдсмобиль Сьерра», и каждый уик-энд уезжал к Марианне. Дорога занимала часа четыре. Путь казался бесконечно долгим. Не терпелось выскочить из машины и заключить ее в объятия.

И вот теперь он сидит в этом доме, поворачивает время вспять в воспоминаниях: то, что казалось таким далеким и навеки ушедшим, снова было рядом.

Гай глотнул еще виски. Алкоголь хорошо согревал.

«Господи, я же любил Марианну, а она все испортила. Ради чего? Такой ужасный конец!.. Забили до смерти. Лицо, которое я так нежно целовал на пляже, треснуло, точно яичная скорлупа. Ее восхитительное тело валялось в грязном глухом проулке, точно мусор… Как люди теряют друг друга? Когда человек так влюблен, когда хочет проводить все время с любимой женщиной, когда все, чем они занимаются, кажется столь завораживающе прекрасным, как могло получиться, что все это вдруг исчезает?»

Гай перестал корить себя. Залпом выпил стаканчик, встал, пошатываясь, налил еще.

«Марианна сама подготовила себе смертное ложе. Тупая сучка. Зачем ты шлялась там, Марианна? Что искала? Проводила пьяные ночи в душных прокуренных барах, искала партнера на одну ночь? Куда это завело тебя, единственная моя любовь? Это приносило тебе удовлетворение? Радость? Стремилась заполнить пустоту? Ты имела красивую умную дочь, мужа, который боготворил тебя, дом, друзей, общение, жизнь… Неужели этого недостаточно? Тупая сумасшедшая сучка».

Он откинул голову назад. Месиво, в которое превратилось ее красивое лицо… никогда не забудет это страшное зрелище. Можно, конечно, попробовать отогнать страшную картину, запрятать в самый дальний уголок памяти, но все равно как-нибудь ночью чудовищный образ вновь всплывет перед глазами и будет преследовать.

«Это нечестно. Ведь я был хорошим парнем. Это она, Марианна, решила разрушить свою жизнь. Все что-то искала. Но занималась не саморазрушением — уж слишком много жертв оставила на своем пути. И все ради чего — какой-то недостижимой нирваны?..»

Он сидел в темноте и репетировал слова, которые скажет Ясмин. «Надо попроще, — подумал он. — Сказать, что мама умерла. А как — не говорить. Но Ясмин любопытна. Ей нужны детали. Войдет в Интернет и отыщет их или услышит от друзей в школе».

Еще одна родительская дилемма — говорить всю правду или выкручиваться, лгать, пытаясь защитить от реальности? Нет, защита здесь не сработает. Уж Интернет позаботится о том, чтобы не оставить секретов. Так что придется рассказать все.

Но постепенно. Не сразу. Начать с самого простого.

Гай закрыл глаза. Он ничего не услышал, не почувствовал приближения, как вдруг чья-то ладонь плотно закрыла ему рот, а к щеке прижалось острое лезвие, царапая кожу.

— Тс-с, — прошептал ему в ухо чей-то голос. — Не заставляй меня убивать девочек.

Сьюзен Лориман сидела одна на заднем дворе.

За этот год сад ее расцвел, просто преобразился. Они с Данте много работали здесь, но редко наслаждались плодами своего труда. Что ж, надо попробовать посидеть среди зелени и мелкой фауны, посидеть и расслабиться. Но наметанный глаз сразу замечал недоработки. Это растение засыхает, другое нужно подрезать, еще одно цветет не так пышно, как в прошлом году. Сегодня она попробует отогнать все голоса и хоть ненадолго слиться с природой.

— Милая?

Сьюзен не сводила глаз с сада. Данте подошел сзади. Положил ей руки на плечи.

— Ты в порядке? — спросил он.

— Да.

— Мы найдем донора.

— Знаю.

— Мы не сдадимся. Соберем всех, кого знаем, они сдадут кровь. На коленях будем стоять, если понадобится. Знаю, родственников у тебя мало, зато у меня полно. Мы всех проверим. Обещаю.

Она кивнула.

«Кровь, — подумала она. — Кровь в данном случае ничего не значит. Ведь Данте не отец Лукаса».

Сьюзен теребила золотой крестик на шее. Наверное, стоит сказать ему правду. Но она слишком долго лгала. Почти сразу после изнасилования переспала с Данте. Они часто занимались любовью. Как она поняла? Почему? Когда Лукас родился, она была уверена — мальчик сын Данте. Странно все же. Изнасиловали ее лишь раз. С Данте они занимались любовью беспрерывно. И в голову не могло прийти, что Лукас не его сын, так что она заставила себя забыть ту историю.

Но на самом деле, конечно, не забыла. Никогда не сможет перешагнуть через это, вопреки тому, что говорила мать: «Так лучше всего. Иди вперед и не оглядывайся. Защищай свою семью…»

Она надеялась, что Айлин Гольдфарб сохранит все в тайне. И никто больше никогда не узнает правду. Родители знали, но оба уже умерли — отец от сердечного приступа, мама от рака. А когда были живы, и словом об этом не обмолвились. Ни разу. Правда, и особой близости между ними не было, они никогда не звонили спросить, как она поживает, справляется ли с детьми и хозяйством. Даже бровью не повели, когда через три месяца после изнасилования она и Данте сообщили, что они скоро станут бабушкой и дедушкой.

Айлин Гольдфарб хотела найти насильника, проверить, не подходит ли он.

Но это невозможно.

Когда Данте уехал с друзьями в Лас-Вегас, Сьюзен ничуть не расстроилась. К тому времени их отношения уже преодолели стадию неопределенности, и пока она задавалась вопросом, не слишком ли молода, чтобы выходить замуж, жених решил повеселиться с дружками, попытать счастья в игре и, возможно, посетить стрип-клуб.

До той ночи Сьюзен Лориман не отличалась особой религиозностью. Да, по воскресеньям родители водили ее в церковь, но в душу это не запало. Она выросла, расцвела, превратилась в настоящую красавицу, но родители продолжали держать ее в строгости. Естественно, настал момент, когда Сьюзен взбунтовалась. Однако после той ужасной ночи снова замкнулась в себе.

Она с тремя подружками отправилась в бар в Уэст-Оранж. Подруги были незамужними, ей тоже хотелось казаться свободной, тем более что жених удрал от нее в Лас-Вегас. Ну, не совсем свободной, не до конца. Она почти замужем, счастлива с любимым, но пофлиртовать, хотя бы немного, не повредит.

И она пила и вела себя, как другие девушки. Но выпила лишку. Казалось, в баре стало темней, а музыка громче. Она танцевала, голова кружилась.

Время бежало, подружки спелись с какими-то парнями и исчезали одна за другой. Дружная их стайка быстро редела.

Позже она прочтет, что есть специальные таблетки — «расслабон», или «помощь насильнику», так их называли. Может, ей подсыпали в выпивку? Она помнила очень мало. Даже не поняла, как оказалась в машине с каким-то мужчиной. Плакала, просила выпустить, но он не отпускал. В какой-то момент даже достал нож и приставил к горлу. Потом привез в мотель. Обзывал ее грязными словами и насиловал. А когда она пыталась сопротивляться, бил.