А ты пребудешь вечно

— Никаких, как ты говоришь, ниточек. Как обычно, к нам обратилось множество людей с бесполезными заявлениями. Какая-то женщина нашла детскую перчатку возле одного из этих коттеджей, но эта перчатка не принадлежала Стелле. Один из тех, кто занимается частным извозом, сказал, что в пять тридцать подобрал возле сторожки Солтрема некоего пожилого господина и отвез его в Стоуэртои, но этот водитель был каким-то изворотливым типом и произвел на меня впечатление скорее охотника за сенсациями, чем человека, на слово которого можно положиться. Водитель фургона утверждал, что видел мальчика, выходившего из задней двери сдаваемого в аренду коттеджа, и, возможно, так и было. В этой части страны все оставляют задние двери своих коттеджей незапертыми. Люди считают, что тут нет преступности. Но водитель фургона сказал также, что слышал крики, доносившиеся из-за ограды «Равноправия», а мы знаем, что Стелла была жива и невредима до того момента, как отклонила предложение Хилла. Сомневаюсь, чтобы нам удалось когда-нибудь узнать что-то еще.

Уэксфорд выглядел усталым. Его лицо с отвисшим подбородком казалось еще массивнее, чем обычно.

— Я отдохну пару часов завтра утром, Майк, советую и тебе сделать то же самое. Мы оба смертельно устали. Отоспись.

Берден рассеянно кивнул. Он хотел сказать, что нет никакого смысла отсыпаться, когда тебе не с кем спать, по только подумал об этом. Идя к своей машине, он устало вспоминал те редкие, но восхитительные воскресные утра, когда Джин, обычно рано встававшая, соглашалась полежать в постели с ним до девяти. Лежа в объятиях друг друга, они прислушивались к тому, как Пат наливает им в кухне чай, и вытягивались в струнку, отпрянув друг от друга, когда она входила к ним с подносом. Вот какие были дни, но он не понимал этого тогда, не ценил и не наслаждался каждым мгновением, как следовало бы. А сейчас он отдал бы десять лет жизни за то, чтобы вернуть хоть одно такое утро.

Воспоминания снова причинили ему страдание, его единственным утешением было то, что Берден скоро окажется в обществе такого же несчастного, как он сам, человека, но когда инспектор вошел в постоянно открытую дверь, то услышал, как она радостно окликнула его, и притом так интимно, словно они были старыми друзьями.

— Я говорю по телефону, Майк. Проходите и садитесь. Чувствуйте себя как дома.

Телефон, видимо, в столовой, подумал он. Берден сел в другой комнате, чувствуя себя неуютно, потому что неопрятность всегда смущала его. Он просто диву давался, думая о том, как столь красивая и очаровательная женщина могла жить в таком беспорядке. Берден еще больше удивился, когда Джемма вошла, потому что это была совершенно другая женщина, лучезарно улыбающаяся, Почти элегантная.

— Вам не стоило торопиться из-за меня, — сказал он, стараясь не слишком пристально смотреть на ее короткое голубое, как оперение зимородка, платье, длинные серебряные цепочки и серебряный гребень в высоко поднятых волосах.

— Это звонил Мэтью, — сказала она. — Ему принесли телефон, и он звонил мне, лежа в постели. Он страшно волнуется из-за Джона, но я сказала ему, что все в порядке. Я сказала, что все будет в порядке в понедельник. У него и так полно забот, у бедняжки. Сам болен, жена ждет ребенка, он остался без работы, и теперь еще это.

— Остался без работы? А чем он занимается?

Она села напротив него, скрестив самые красивые ноги, которые, как подумал Берден, ему когда-либо доводилось видеть. Он уставился на пятно на полу, которое находилось в нескольких дюймах от ее ног.

— Он телевизионный актер, во всяком случае, когда есть работа. Он так страстно мечтает о том, чтобы его имя было широко известно. Проблема заключается в его внешности. О, я не имею в виду, что он некрасив. Он слишком поздно родился. Он похож на Валентино, а это не для нашего времени. Джон весь в него. Он уже и сейчас на него похож.

Мэтью Лоуренс… что-то знакомое.

— Мне кажется, что я видел его фото в газетах, — сказал Берден.

Она серьезно кивнула:

— Увивающимся за Леони Уэст, должно быть. Ее фотографировали повсюду, где бы она ни появлялась.

— Я знаю ее. Она — балерина. Моя дочь просто бредит балетом. Пожалуй, там я и видел вашего бывшего мужа, на снимках с Леони Уэст.

— Мэтью и Леони были долгие годы любовниками. Потом он встретил меня. Я училась театральному искусству, и у меня была небольшая роль в одном из телевизионных сериалов с его участием. Когда мы поженились, он сказал, что не будет больше встречаться с Леони, но на самом деле он женился на мне только потому, что хотел иметь ребенка. Леони не могла иметь детей, иначе он женился бы на ней.

Она сказала это очень спокойным прозаическим тоном, но сейчас вздохнула и замолчала. Берден ждал продолжения, уже не чувствуя усталости, больше, чем обычно, заинтересовавшись историей жизни другого человека, которая странным образом взволновала его.

Спустя какое-то время она продолжила:

— Я старалась сохранить наш брак и, когда родился Джон, подумала, что у нас появился шанс. Потом я узнала, что Мэтью продолжает встречаться с Леони. Наконец он попросил у меня развода, и я согласилась. Судья быстро вынес определение, потому что должен был появиться на свет ребенок.

— Но вы сказали, что Леони Уэст не могла…

— О, это была не Леони. Он так и не женился на ней. Она была намного старше его. Сейчас ей, должно быть, хорошо за сорок. Он женился на девятнадцатилетней девушке, которую встретил на вечернике.

— О господи, — сказал Берден.

— Она родила ему ребенка, но тот прожил всего несколько дней. Вот почему я держу пальцы скрещенными, когда думаю о них теперь. Этот мальчик должен выжить.

Верден не мог больше сдерживать свои чувства.

— Неужели вы не держите никакой злобы? — спросил оп. — По-моему, вы должны были бы возненавидеть и его, и его жену, и эту Уэст.

Она пожала плечами:

— Бедная Леони. Она слишком жалкая сейчас, чтобы ее ненавидеть. Мне она всегда скорее нравилась. Я не испытываю ненависти ни к Мэтью, ни к его жене. Они ничего не могли поделать. Они сделали то, что должны были сделать. Нельзя же ждать, чтобы все они испортили себе жизнь ради меня.

— Боюсь, что я слишком старомоден в этих вопросах, — сказал Берден. — Я верю в самодисциплину. Но они испортили жизнь вам, разно не так?

— О нет! У меня есть Джон, и благодаря ему я очень счастлива.

— Миссис Лоуренс…

— Джемма!

— Джемма, — смущенно сказал оп. — Я должен предостеречь вас, чтобы вы не возлагали слишком больших надежд на понедельник. Вы не должны вообще возлагать слишком больших надежд. Мой начальник — старший инспектор Уэксфорд — не слишком верит в достоверность этого письма. Он уверен, что это — фальшивка.

Она немного побледнела и всплеснула руками.

— Никто не стал бы писать подобного письма, — наивно сказала она, — если бы это не было правдой. Никто не может быть таким жестоким.

— Но люди жестоки. Неужели вы этого не знаете?

— Ни за что не поверю этому. Я знаю, что Джон будет здесь в понедельник. Пожалуйста… пожалуйста, не разубеждайте меня. Я верю в это, и это делает меня такой счастливой.

Он беспомощно покачал головой. Ее глаза были умоляющими, они умоляли его сказать хоть одно ободряющее слово. И тут, к его ужасу, она опустилась перед ним на колени и взяла обе его руки в свои.

— Пожалуйста, Майк, скажите мне, что вы верите, что все будет в порядке. Просто скажите, что шанс есть. Должен быть, правда? Пожалуйста, Майк!

Ее ногти впились в его запястья.

— Шанс существует всегда…

— Этого мало, этого мало! Улыбнитесь мне. Покажите, что шанс есть!

Он улыбнулся, почти с отчаянием. Она вскочила на ноги:

— Сидите здесь. Я сделаю кофе.

Вечер угасал. Скоро станет совсем темно. Он знал, что ему надо было сейчас уйти, пойти за ней следом и сказать: «Что ж, раз все в порядке, я пойду». Оставаться здесь не следовало, это явно выходило за рамки его обязанностей. Если ей необходимо общество, это должно было быть общество миссис Крэнток или одного из ее странных друзей.