Следы под окном

Василий Фёдорович Хомченко

Следы под окном

Дом гр-на Егорченко В.П. стоит на отшибе, на расстоянии восьмидесяти метров от двух других домов. Дом и двор обнесены проволочной сеткой. Перед фасадом дома — палисадник, огороженный частоколом, высота которого один метр сорок сантиметров… Мимо дома, в пяти метрах от палисадника, проходит просёлочная дорога. По фасадной стороне дома расположены три окна. В правом окне разбито нижнее правое стекло… По характеру осколков и пробоинам в стекле можно заключить, что стекло разбито выстрелом из ружья, заряженного мелкой дробью… Возле частокола обнаружены следы, принадлежащие, возможно, тому, кто стрелял…

Ах, если бы Алена Макаровна Комкова знала, что случится с ней в санатории! Если бы могла знать…

Путёвку Комкова получила впервые в жизни, притом «горящую», оставался только один день на сборы и дорогу до того санатория. А ехать из её посёлка до него надо было почти полсуток поездом. Профком льнозавода, на котором работала Алена Макаровна, долго уговаривал, и она согласилась взять путёвку — никогда в санаториях не бывала, а тут давали бесплатную.

Стояла весна, запоздалая, холодная, туманная — размазня, а не весна; только в середине апреля улыбнулась она тёплой солнечной усмешкой. Вот в эти апрельские дни и приехала Алена в санаторий, опоздав всего на день.

Ей сразу же все там понравилось: комната с лоджией, озеро, лес кругом, врачи и медсёстры, официантки, соседи по столу и соседка по комнате — худощавая, маленького роста, с сединой в густых, коротко подстриженных волосах, насмешливая и подвижная. Звали соседку Валерией Аврамовной, возраст её был предпенсионный — шёл уже пятьдесят третий год. Однако Валерия Аврамовна вела себя так, словно бросала вызов своему возрасту.

Первые вопросы, заданные ею Алене при знакомстве, были о муже:

— Замужем? Кто муж?

— Н-нет… — Алена растерялась от нескрываемого любопытства соседки. — Нет у меня мужа.

— Разошлись? Пьяница был?

— Да нет… Совсем не было. Не хватило мне, другие поразбирали, — попробовала она перевести разговор на шутку.

Валерия призналась, что и она не замужем.

— Был у меня муж, да спился. Инженер, вместе политехнический окончили. Выгнала. Ничего, мы себе тут заведём кавалеров. Может, кого-нибудь и насовсем приручу. А ты как?

Алена застенчиво усмехнулась:

— Куда уж мне невеститься. Сорок шестой идёт.

Вот так они и познакомились, поговорили, вроде бы и в шутку, о том, что, надо признаться, было в мыслях у Алены, когда ехала сюда: а вдруг кто-нибудь подходящий да встретится.

Во время обеда Валерия повела Алену в столовую, пообещав посадить за свой стол.

— У нас теперь стол будет симметричный: двое мужчин и мы вдвоём, — говорила она по дороге. — Мы с тобой, Алена, богатые, тут ведь мужчин мало. И ещё нам повезло — наши оба неженатые.

Их соседи сидели уже за столом. Валерия Аврамовна сначала представила Алену, потом мужчин. Старший был адвокат Зимин Аркадий Кондратьевич, высокий, худощавый, в очках, с короткими густыми седоватыми усиками. А второй — журналист (он назвал себя газетчиком) Цезарь Тимофеевич Лысцов. «Зовите меня просто Цезиком», — попросил он, и его потом все так и называли. Этому Цезику Лысцову, с выпуклым животиком, двойным подбородком и двумя полосками залысин было столько же, сколько и Алене, — сорок шесть. Приехали мужчины и Валерия вчера, так что Алене предстояло пробыть вместе с ними весь санаторный срок.

Приняли мужчины Алену весело, встали, поклонились, Зимин ещё и руку поцеловал, щекотливо дотронувшись кончиками усов, от чего Алена смутилась и по-девичьи покраснела — ей никто до этого руки не целовал.

— Очень рады такому соседству, — сказал Аркадий Кондратьевич. — Откуда прибыли?

— Из Сурова, — назвала Алена свой посёлок и место работы.

— Бывал в ваших краях, участвовал в выездной сессии областного суда.

— А кого судили? — спросил Лысцов. — Расскажите.

— Убийцу. Ничего интересного, — уклонился Зимин от ответа. — Преступление — вещь противная, не люблю об этом говорить. Если рассказываю, то о более весёлых эпизодах.

— Ну так расскажите о более весёлом, — не отставал Цезик.

— Весёлом? — Зимин задумался, усмехнулся, видимо, вспомнив что-то забавное. — А вот было недавно. Там же, в вашей области, — обратился он к Алене и назвал район. — Судили группу воров, а среди них была цыганка. Стала она просить у суда снисхождения, как кормящая мать. «Какая ж вы кормящая, — говорит судья, — вашему младшему ведь шесть!» — «Тарас, иди сюда, покормлю!» — позвала цыганка. Из коридора в зал вбежал цыганёнок и давай сосать у матери сиську.

Цезик вытащил из кармана записную книжку, начал записывать.

— Интересно, интересно, — крутил он головой, — где-нибудь можно использовать.

— Гонораром со мной поделитесь, — пошутил Зимин.

Пообедав, они вчетвером прогулялись вдоль озера, поговорили и разошлись по комнатам на тихий час.

— Ну, Алена, ты адвокату определённо понравилась, — категорично заключила Валерия Аврамовна, когда они закрыли дверь своей комнаты.

— Да что вы, — смущённо возразила Алена, — он просто вежливый человек.

— Не выпускай его, послушайся меня. А я возьмусь за Цезика. Расшевелю его.

Алена хотела сказать, что Цезик, пожалуй, молод для Валерии, да вспомнила, что и она намного моложе Аркадия Кондратьевича, и промолчала. «А, — подумала она, — все это пустое. Лишь бы время провести».

— Нам повезло, — не умолкала Валерия, — наши мужчины не пьют. Теперь ведь, когда знакомятся с женихом, чем интересуются? Не тем, каков он — красивый или некрасивый, любит или не любит, а пьёт жених или не пьёт. Вот времена наступили.

— Я бы не сидела вековухой, — призналась Алена, — женихи находились, да все пьяницы. А с ними жить — горе пить. Лучше уж одной.

— Таким и море по колено, — тяжело вздохнула Валерия, вспомнив про своего мужа. — И сколько ж их утонуло в этом море!

— Ой, и утонуло… А все-таки жаль их. Идёшь, а он, бедняга, лежит, как мёртвый, шевельнуться не может.

— Жалела и я раньше, а теперь травила б, как клопов.

Алена засмеялась, вспомнив случай, рассказала соседке:

— Зимой как-то шла я с работы, темно уже, а пьяный лежит — на снегу, без шапки. Мороз крепчает, замёрзнет, думаю. Подняла его, посадила, шапку надела. А он глаза продрал да — цап меня за грудь. Я ему как врежу по щеке и бежать.

Вот так поговорили они на эту неожиданно возникшую тему, будто не было больше о чем говорить, и улеглись в кровати. Валерия сразу заснула, а Алена, хоть и устала за дорогу, так и не смогла задремать. Лежала, перебирала в памяти, до малейших подробностей, все, что было в дороге и что произошло тут, в этот первый санаторный день. Когда закрывала глаза, мерещился стук колёс, приглушённая беседа попутчиков, выплывали лица людей, встреченных в санатории.

«Хорошо мне тут будет, — пришла она наконец к отрадному заключению. — И люди возле меня хорошие. Очень хорошие».

И начались для Алены санаторные дни, безмятежные, беспечные, когда с утра человека ждут одни приятные обязанности — не пропускать процедуры, не опаздывать в столовую, ложиться спать в определённое время. Все прежние заботы, связанные с работой и домашними делами, забылись, ни разу Алена о них не подумала, как ни разу не вспомнила, что на её маленьком огородике возле хаты пора сеять морковь, укроп, петрушку, сажать чеснок. Все это будто вычеркнулось из памяти, и думать не хотелось, даже противно было об этом думать.

Процедур ей было назначено немного: хвойно-желудочные ванны, кислородный коктейль, массаж плеча — рука побаливала. Не жизнь, а малина, как говорит Цезарь Лысцов, рай земной, только короткий, всего двадцать шесть дней. Как нигде, наслушалась тут Алена разных смешных историй, анекдотов, хохм и хохмочек. На каждом шагу розыгрыши, шутки, рассказы про выдуманные и невыдуманные комические случаи. Народ отдыхал в это время в основном городской, большей частью пенсионеры, люди бывалые, много чего повидавшие и пережившие, им было о чем рассказать.