Страница 32 из 32
Путники погрузились в полную темноту и, проследовав под мрачными сводами, выехали на свет. Джезаль сощурился.
Невообразимое количество людей заполнили выложенное камнями пространство перед ними. Они собрались по обе стороны дороги, их сдерживала городская стража. При виде Джезаля они стали хором выкрикивать радостные приветствия. Джезаль даже подумал на мгновение, что они ошиблись, ожидая какую-то важную персону. Гарода Великого, например (больше никаких великих людей он не знал). Но вскоре среди общего шума он стал различать имя Луфар. Девушка, стоявшая впереди, бросила Джезалю цветок, тут же раздавленный копытами его лошади. Она что-то кричала, и он не мог разобрать слов, но уже не сомневался: люди ждали его.
— Что происходит? — шепотом спросил он первого из магов.
Байяз усмехнулся так, будто ничего неожиданного для него здесь не было.
— Думаю, что жители Адуи хотят отпраздновать твою победу над мятежниками.
— Неужели? — Джезаль поморщился и неопределенно махнул рукой, отчего приветственный гул усилился.
Толпа становилась гуще по мере того, как они ехали по городским улицам. Люди заполняли все свободное пространство. Они теснились на узких улочках, высовывались в окна домов, шумно выражали свою радость и приветствовали всадников. С какого-то балкона высоко над улицей бросали цветы. Один цветок зацепился за седло Джезаля, он взял его и стал удивленно вертеть в руке.
— Это все… для меня?
— Разве не ты спас город? Разве не ты остановил мятежников, не пролив ни капли крови с обеих сторон?
— Но они разбежались сами. Я ничего для этого не делал.
Байяз пожал плечами, взял у Джезаля цветок, понюхал его, потом легко отбросил прочь и кивнул головой на компанию восторженных лавочников, толпившихся на углу улицы.
— Похоже, они с этим не согласны. Так что закрой свой рот и улыбайся. Это хороший совет на все случаи жизни.
Он старался, но улыбка выходила натянутая. Логен Девятипалый его бы не одобрил, подумал Джезаль. Если бы требовалось нечто обратное — унизить себя, — с этим он сейчас справился бы легко. Джезаль нервно поглядывал вокруг, уверенный, что толпа скоро разглядит в нем жулика, а именно так он и чувствовал себя; тогда возгласы умиления и цветы сменятся злобными выкриками и содержимым ночных горшков.
Но этого не случилось. Восторги продолжались, пока Джезаль и длинная колонна солдат, следовавших за ним, медленно двигались по району Трех Ферм. С каждой пройденной улицей Джезаль успокаивался. Он уже думал, что он и в самом деле достиг чего-то значительного. Возможно, он и вправду был бесстрашным командиром, умелым переговорщиком. Если люди, живущие в городе, хотят сделать из него героя, убеждал себя Джезаль, невежливо отказывать им.
Через ворота стены Арнольта они вступили в центральный район города. Джезаль гордо сидел в седле, выпятив грудь. Байяз следовал за ним на почтительном расстоянии, предоставив ему возглавлять колонну. Приветственный шум нарастал, когда они скакали по широкому Срединному проспекту, пересекали площадь Четырех Углов и направлялись к Агрионту. Похожее чувство он испытывал после победы на турнире, только сейчас ему потребовалось гораздо меньше усилий, и так ли уж все это ужасно? Кому это повредит? Девятипалый и его скромность пусть идут ко всем чертям. Джезаль заслужил внимание. С его лица не сходила лучезарная улыбка. Он вскинул руку и в самодовольной уверенности стал приветствовать толпу.
Огромная стена Агрионта показалась перед ним, и Джезаль пересек ров, направляясь к караульной будке с южной стороны крепости. Он проскакал по длинному туннелю, ведущему в крепость. Позвякивание лошадиных подков и топот сапог королевской гвардии эхом отдавались в темноте за его спиной. Он медленно проследовал по аллее Королей, ощущая на себе одобрительные взгляды выточенных из камня огромных монархов прошлого и их советников, проехал между высокими зданиями, облепленными зеваками, и вступил на площадь Маршалов.
Собравшихся людей аккуратно развели по обе стороны огромного пространства, освободив в середине длинный проход, выложенный камнем. В дальнем конце площади были возведены широкие ряды скамеек, малиновый балдахин отмечал место присутствия государя. От шума и всей этой картины захватывало дух.
Он вспомнил триумфальный прием, устроенный в честь маршала Варуза, когда тот вернулся после победы над гурками. Джезаль, еще подросток, тогда смотрел на все происходившее широко раскрытыми глазами и поймал на себе один мимолетный взгляд маршала, сидевшего на сером боевом коне. Но он не мог представить себе, что однажды сам въедет верхом на эту площадь славы. Это все еще казалось странным, если сказать по чести. Ведь он одолел беспорядочную толпу крестьян, а не самую могущественную нацию Земного круга. Однако вряд ли он мог судить о том, кто достоин триумфа, а кто нет.
И Джезаль пришпорил коня, проезжая между рядами улыбающихся лиц и поднятых рук. Сам воздух был наполнен поддержкой и одобрением. Он видел, что мужи закрытого совета собрались у первого ряда скамеек. Он узнал архилектора Сульта в ослепительно белом одеянии, верховного судью Маровию в торжественно черном платье. Его недавний учитель фехтования маршал Варуз тоже был там, лорд-камергер Хофф — рядом с ним. Они аплодировали, по большей части с легким оттенком презрения, и Джезаль счел это проявлением неблагодарности. В самой середине, усаженный в золоченое кресло и надежно поддерживаемый, располагался сам король.
Джезаль, полностью свыкшийся с ролью победоносного героя, натянул поводья, заставив лошадь встать на дыбы. Ее передние копыта театрально бились в воздухе. Не сходя с седла, он приблизился к королевскому помосту и грациозно опустился на одно колено, склонил голову и ожидал благодарности короля, окруженный восторгами и аплодисментами толпы. Может быть, его снова продвинут по службе? Даже пожалуют титул? Было трудно поверить, что совсем недавно он размышлял о тихой жизни в забвении.
— Ваше величество…
Он услышал, как Хофф произносит эти слова, и, не поднимая головы, исподлобья взглянул на короля. Король спал. Его глаза были закрыты, а рот открыт, нижняя губа отвисла. Это вряд ли могло удивить, ведь король был стар и дряхл, но Джезаль почувствовал обиду. Уже второй раз король проспал его триумф. Хофф осторожно, насколько возможно, подтолкнул короля под локоть и, когда тот опять не проснулся, был вынужден наклониться к его уху и прошептать:
— Ваше величество…
Продолжить он не успел. Король накренился, голова его низко склонилась, и он внезапно выпал из золоченого кресла, распластавшись перед потрясенными членами закрытого совета, как выброшенный на берег кит. Его алое одеяние распахнулось, открыв огромное влажное пятно на брюках, корона упала с головы, подскочила и с шумом покатилась к флагам.
Послышался одновременный вздох множества людей, прерванный визгом какой-то женщины в задних рядах. Джезаль потрясенно смотрел, как лорд-камергер опустился на колени и склонился над лежавшим неподвижно королем. Все стихло, люди на площади затаили дыхание. Потом Хофф медленно поднялся на ноги. Его вечно красное лицо побелело.
— Король умер! — возвестил он.
Его голос разнесло эхо, отразившееся от стен башен и зданий, окружавших площадь. Джезаль мог лишь горько усмехнуться. Удача поманила его и исчезла. Уже никому не придет в голову славить его.
Слишком много ножей
Логен сидел на камне в двадцати шагах от тропы, по которой Круммох вел их в горы. Он знал все дорожки, Круммох-и-Фейл, все тропинки на Севере. Так говорила молва, и Логен надеялся, что на самом деле так и есть. Ему не хотелось угодить в засаду. Они шли на Север, к горам. Они надеялись, что Бетод слезет с холмов и двинется за ними на Высокогорье. Что Союз пойдет следом и запрет Бетода в ловушку. В общем, слишком много надежд, ужасно много.
Стоял жаркий солнечный день, и земля под деревьями была покрыта крупными квадратами теней и прорезана линиями яркого солнечного света, перемещавшимися всякий раз, когда ветер шевелил ветви деревьев. Время от времени солнце, проникая сквозь листву, ударяло Логену в лицо. Птицы щебетали, издавали трели, деревья шелестели и поскрипывали, насекомые парили в неподвижном воздухе, а трава в лесу была усеяна белыми и голубыми цветами. Настоящее лето на Севере, но Логена оно не радовало. Лето было лучшим временем для того, чтобы убивать. Людей, простившихся с жизнью в хорошую погоду, ему довелось повидать куда больше, чем тех, кто умер в непогоду. Так что он зорко поглядывал по сторонам, всматривался в деревья, внимательно наблюдал и прислушивался.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.