Страница 66 из 70
Они прошли к машине Ника. Эта парочка представляла то еще зрелище. Боб по-прежнему хромал; он будет хромать до конца дней своих из-за глубокой рубленой раны на бедре, дошедшей вплоть до искусственного стального сустава. Ник как мог скакал на костылях.
— Если бы с нами был еще и барабанщик, можно было бы затянуть «Янки-Дудл», [40] — пошутил Боб.
Они пересекли стоянку перед управлением полиции Бристоля, где состоялась встреча. Погода была по южному знойной, душной; низкие черные тучи угрожали дождем. Ник повернулся к Бобу.
— Должен сказать, напарник, ты тот еще ковбой. У нас в Бюро нет никого, кто мог бы близко с тобой сравниться, а у нас работают очень неплохие ребята. В чем секрет, Боб? Как это можно объяснить? Никто не знает тебя лучше, чем я, но я ни хрена не понимаю.
— Вот мой старик, тот был настоящим героем. А я лишь его сын, стараюсь жить по его меркам, только и всего. Это плюс добрая старая подготовка морской пехоты, кое-какие природные способности, а также то, что можно назвать везением стрелка. То же самое было у Уайатта, [41]как и у Фрэнка Хеймера, [42]Мела Первиса, [43]Джелли Брайса [44]и других стариков. Похоже, и мне досталась крупица того же самого.
— У тебя есть то, что было у них, это точно, и это не везение, а кое-что другое. Такой арканзасский мальчишка, как ты, должен знать подходящее выражение. «Настоящий кремень» — тебе это ничего не напоминает? Если нет, попробуй обратиться к японскому: «самурай». Звучит знакомо? Ты ведь там был. Или любимое выражение морской пехоты: «старая закалка». Наверняка ты его слышал. А можно вернуться к древним грекам: «спартанец». Для тебя в этих словах есть какой-нибудь смысл?
— Не знаю, Ник. Может быть, все это действительно было лишь глупым везением. А может, все дело в том, кто я такой, только и всего.
— Ну хорошо, возвращайся домой, отдыхай, наслаждайся жизнью. Ты это заслужил. Отрасти брюшко. Народи еще детей. Умри дома в постели через сорок лет.
— У меня тоже есть такие мысли. Однако первым делом я собираюсь вернуться в Ноксвилл, чтобы забрать жену и дочерей. Господи, как же мне надоело ездить туда и обратно! После того как я покину эту часть страны, я больше никогда не проеду по тому участку автострады номер восемьдесят один. Сожалею, что ты не взял этого плохого парня, водителя. Представляю, что ты испытываешь.
— Мы его обязательно возьмем. Если он рассчитывал на долю добычи, то его надежды не оправдались, а это значит, что в ближайшем времени ему придется снова браться за работу. Но теперь мы уже знаем, к чему прислушиваться.
— Не сомневаюсь, вы его возьмете.
— Если Ники что-нибудь вспомнит, понимаешь, все, что угодно, но лучше всего было бы лицо. Мой номер у тебя есть. На этот раз я отвечу.
— Ты не думаешь, что…
— Его давно уже и след простыл. Поверь мне, он не станет ошиваться здесь, когда вокруг гудит растревоженный улей правоохранительных органов.
Они попрощались, неловко обнявшись, — двое крепких мужчин, которые не привыкли показывать свои чувства, но тем не менее все равно их испытывают, после чего Ник неуклюже забрался в машину, и водитель тронулся. Боб проводил взглядом своего самого близкого, возможно, единственного друга, повернулся и направился к своей взятой напрокат машине — надоевшему маленькому зеленому «форду», который за последнее время много набегался, доставляя его в самые разные места. Бобу уже приходила мысль купить настоящий хороший «додж чарджер», кроваво-красный, с мощным восьмицилиндровым двигателем, спойлерами и прочими наворотами, чтобы отпраздновать то, что он в очередной раз остался в живых.
Чувствуя всепроникающую боль в бедре, Боб приблизился к своей крошечной машине и с удивлением увидел, что кто-то поставил рядом новенький «додж чарджер», машину его мечты, но только черный и сверкающий. Дверь открылась, и показалось знакомое лицо. Это был молодой Мэтт Макриди, занявший в Бристоле четвертое место на МПСШ-44.
— Добрый день, комендор-сержант. Услышал об этой встрече и предположил, что смогу вас здесь найти.
— Привет, Мэтт, как дела? Прими мои поздравления с успехом в гонке.
— Сэр, по тому, что я слышал, это не идет ни в какие сравнения с той гонкой, которая выпала на вашу долю. Я просто езжу по кругу, и никто в меня не стреляет.
— Ну, в общем-то, я по большей части тоже ползал кругами, надеясь, что меня не подстрелят.
— Сержант Свэггер…
— Сынок, я же говорил тебе: просто Боб.
— Хорошо, Боб, хозяева гонок никогда ничего не скажут, но я все равно пришел, чтобы вас поблагодарить. Если бы эта проделка удалась, это стало бы ужасным пятном. Вы все остановили. Один полицейский признался мне, что вы сделали это в одиночку. Значит, никакого пятна нет. Никакой грязи. Никаких плохих воспоминаний. Больше того, мне почему-то кажется, что все те, кто не был ранен и не лишился своего дела, в каком-то извращенном смысле насладились случившимся. И гонки — по-прежнему главное.
— Спасибо, Мэтт. Кажется, все принимают меня за агента ФБР, и сейчас даже Бюро делает вид, что это так, поэтому, наверное, мне пора возвращаться на крыльцо своего дома.
— Сомневаюсь, что вы надолго там задержитесь. Но есть еще одно.
— Что?
— Тот человек, водитель.
— Да?
— Кажется, я знаю, кто он.
Этими словами молодой гонщик полностью завладел вниманием Боба.
— Отлично. Ты выдвигаешься на первую позицию в этой игре.
— Это человек, убивший моего отца. Во время гонок, одиннадцать лет назад. Он толкнул его прямо на ограждение, убил его на глазах у всех. Все знали, что это умышленное убийство, но расследования не было, потому что хозяева гонок не хотели расследования и скандала. Его просто вывели из игры, позаботившись о том, чтобы он больше никогда не выходил на старт.
— Значит, он — бывший гонщик?
— Лучший из лучших. Он мог бы стать богом. Воспитанный самым упорным учителем, закаленный самым твердым и жестким наставником, обученный не знать пощады, устрашать, побеждать или погибать в стремлении победить. Чудовище, а может быть, гений, вероятно, самый лучший ум и рефлексы гонщика в одном теле. Кто знает, кем он мог стать? Я вырос, слушая рассказы о нем. Каждый раз, когда какой-нибудь неизвестный одерживал победу в несанкционированных состязаниях вроде гонок от одного побережья к другому или к вершине горы либо когда кто-то демонстрировал высший класс вождения, скрываясь с добычей после ограбления банка, я всегда думал, что это Джонни.
— Похоже, ты его хорошо знаешь.
— Да. Когда-то я его любил. Наверное, я по-прежнему люблю его, несмотря ни на что. Это мой родной брат.
Глава 40
— Так, папа, давай-ка все выясним, — сказала Ники. — В моей собственной газете написано, что «подразделение ФБР преследовало грабителей до вершины горы, застрелило двоих преступников и сбило улетающий вертолет».
— Ну, раз так написано в газете, наверное, это правда, — ответил Боб. — Насколько я понимаю, неправду в газетах не пишут.
Он катил дочь в кресле-каталке по коридору клиники Ноксвилла. Ники была в голубых джинсах, тенниске, шлепанцах и бейсболке с надписью «ФБР», подаренной Ником.
— Но ведь это подразделение ФБР состояло всего из одного человека, который даже не был сотрудником Бюро. Это был ты, правда?
— У меня нет никаких комментариев для прессы.
— И вот еще, — добавила Ники, снова читая из газеты: — «Другие федеральные подразделения окружили баптистский молельный лагерь Пайни-Ридж, где нашли следователя управления шерифа округа Джонсон Тельму Филдинг и предъявили ей обвинение в подготовке ограбления, самого громкого преступления в штате Теннесси начиная с тридцатых годов. Филдинг оказала сопротивление при задержании и была убита на месте». Это ведь тоже ты.
— Честно, я не помню.
— Тебе не кажется, что ты уже слишком стар для подобных ковбойских подвигов?