Облава

– Не появлялись? – спросил Иванчиков у отделённого.

– Мы их не видели. И люди говорят, будто не видели, – ответил Бобков.

Савки среди бойцов не было. Бобков сказал, что тот где-то поджидает у дороги, чтобы первым их встретить.

– Чудики, – сказал Иванчиков, – что ж вы тут на виду торчите? Если те комиссары вас заметят, они и не сунутся сюда.

– Что это ты комиссарами их называешь? Бандиты они, – поправил Иванчикова Бобков. – А вообще-то правда – коней надо отвести в лес и самим там посидеть.

Он сказал об этом бойцам, послал одного из них за Савкой, а с остальными повёл лошадей в лес. На станцию вернулся один, без шашки, с револьвером в кармане.

– Вот тут и будем ждать, вместе с пассажирами, – сказал он.

Пассажиров на станции было немного, в большинстве женщины, и собрались они не в дальнюю дорогу, а в ближайший город – что-то там продать да купить. Бобков сел на бревно, служившее скамейкой, похлопал по нему, приглашая сесть и Иванчикова с Ксенией. Иванчиков сел, а Ксения осталась стоять и открыто посматривала то на Иванчикова, то на Бобкова, словно сравнивая, кто из них лучше. Так обычно смотрят дети на незнакомого человека, не боясь этим смутить его.

– Сестрёнка? – спросил Бобков, заметив Ксенин оценивающий взгляд.

– Да нет… Повстречались вот. По пути было. – Иванчиков коротко рассказал, при каких обстоятельствах встретил Ксению и для чего она ему нужна. – Она видела того Сорокина. И Сивака видела.

Ксения, словно сообразив, что нельзя так откровенно рассматривать людей, тряхнула головой, покраснела. Так с красными яблоками на щеках и опустилась на бревно, только не с той стороны, где показывал Бобков, а рядом с Иванчиковым. Обтягивая на круглых крепких коленках юбку – а её и не надо было обтягивать, она длинная, почти до щиколоток, – смотрела теперь только прямо перед собой. Чувствовала, что Бобков время от времени поглядывает на неё, смущалась и ещё пуще краснела.

– Во жизнь, – вздохнул Бобков, – скоро тридцать, а жениться все недосуг. То войны, то теперь за бандитами гоняемся, а они за нами. – Он повернулся к Иванчикову, толкнул его локтем. – Ты же, поди, тоже не женат?

– Холостяк, – ответил тот и поспешил сменить разговор. – А народу-то прибывает, – показал на трех женщин, выходивших из лесу.

Посидели, поговорили, не сводя глаз с дороги.

Не выдержал Савка, пришёл на станцию. Бобков отругал его и приказал вернуться в лес.

– Так они же могут переодеться, и вы не узнаете их, – оправдывался Савка, всматриваясь в пассажиров. – А я их, гадов, хорошо запомнил.

– Сидим тут, ждём, – сказал Бобков, когда Савка подался в лес, – а эти субчики – тю-тю, в другую сторону махнули. И опять комиссарами ходят.

– Нет, после того, что натворили в Крапивне, вряд ли осмелятся, – не согласился Иванчиков.

Но спустя какое-то время и он начал сомневаться, что бандиты, выдающие себя за комиссаров, придут на станцию. Если б сюда целились, то были бы уже здесь – поезд как раз в это время прибывает. Видно, куда-то в другое место повернули.

Пассажиров становилось все больше. Они сидели возле вокзальчика на скамейках, на брёвнах, прямо на земле. Люди были из разных деревень, и потому каждому хотелось услышать, что и где происходит. Слушали о чужом и рассказывали о своём. Но в конце концов разговоры возвращались к поезду, которого все дожидались и о котором ничего не было известно. И кто-нибудь вставал и шёл на станцию спросить у начальника, не слышно ли чего насчёт поезда. Ходил и Иванчиков. А начальник ответил, как и другим, кто обращался к нему, что сам ничего не знает, ибо это не прежняя железная дорога, на которой был порядок, но все же обещал, что поезд непременно будет.

– Раньше, бывало, ну ещё до войны, при царе, два раза тут поезд проходил, – говорила женщина постарше второй, помоложе, – сидели они рядом с Иванчиковым на скамейке, и тот слышал весь их разговор.

– Так тогда же не стреляли, как сейчас, не убивали людей, – отвечала младшая. – А то вот уже шесть лет как стреляют да стреляют.

– Ой, не кажы, ето ж кали уже тот мир настанет. – Старшая перекрестилась. – У нас вунь из лесу налетели да троих убили и две хаты спалили. За то, что коммунисты.

– А сами коммунисты что вытворяют, – сказала младшая и насторожённо глянула на Иванчикова. А тот прижмурил глаза, сделал вид, будто дремлет. – Да какие коммунисты, прямо от Ленина. – Это она произнесла шёпотом, наклонившись к старшей. – В Рутичах попа обобрали, а в Крапивне девочку изнасиловали. Слыхала?

– Как не слыхать. Ето ж не в Крапивне, а в Вишенках. Пришли два комиссара, повечеряли, тама в хате и ссильничали, – сказала старшая тоже вполголоса.

– А боженька, так это, значит, было и в Вишенках и в Крапивне. Может, и ещё где. Скажи-тка мне, – она наклонилась к самому уху старшей, – неуж это Ленин дозволяет своим комиссарам обирать людей и насильничать? А?

Старшая задумалась, помолчала, ответила:

– Сказывают, даёт дозвол делать такое с панами да с буржуями.

– Так поп-то не буржуй, он святой церкви, богу служит. Да девочка та не панская. А правда ли, что мужики там взбунтовались и кричали на сходе: долой всех коммунистов?

Иванчиков, до этого терпеливо слушавший их беседу в надежде почерпнуть что-нибудь интересное с точки зрения его службы, не выдержал:

– Тётки, что вы плетёте, – сказал тихо, чтобы не привлечь внимания других пассажиров. – Ленин за такие дела расстреливать приказывает. А вы: дозвол даёт… Прикусите языки. А те насильники не коммунисты, а бандиты с чужими документами.

Женщины испуганно притихли, а Иванчиков встал и снова пошёл к начальнику станции.

«Вот темнота, – злился он, – надо же, какую утку пустили: коммунисты с ведома Ленина грабят и насилуют. Придумают же».

Начальник станции за своим столиком что-то писал, на Иванчикова и не оглянулся, сказал, опережая его вопрос:

– Поезд будет. Когда – не знаю, – и продолжал писать.

Настроение у Иванчикова испортилось. Понял: бандиты опять запутали следы. Не придут они на станцию. Если б им впрямь надо было ехать, давно бы объявились. Хитрая все же у них тактика: говорят, будто идут в одно село, дорогу туда расспрашивают, а появляются совсем в другом. Петляют, как зайцы.

К начальнику станции зашёл и Бобков.

– Что, глухо? – спросил он.

– Глухо, – ответил Иванчиков. – Проворонили мы их. Вот гады! И где они могут быть, как ты думаешь? Может, в Муравилье? Там же церковь.

Говорили они, не обращая внимания на начальника станции, который все ещё что-то писал.

– Могут и в Муравилье быть, – подумав, ответил Баб-ков. – А мы туда сейчас и слетаем.

Он даже обрадовался этому своему решению: сидеть на станции и ему и его хлопцам прискучило. На прощанье пожал руку Иванчикову, начальнику станции, молодецки козырнул, звякнул шпорами и вышел.

– А я вас знаю, – не отрываясь от стола, сказал начальник станции. – Вы из чека. Ловите этих комиссаров, что Москва прислала.

– Послушайте, и вы тоже, как те… бабы, – обиделся Иванчиков. – Не комиссаров, а бандитов.

– А кто их знает. Сейчас все может быть. Ничему нельзя удивляться.

Иванчиков шагнул к двери, чтобы уйти, и в это время послышался звонок. Начальник станции снял трубку.

– Слушаю. Понятно. Поезд? Значит, идёт? – лязгнул трубкой о рычаг, крикнул, высунувшись в окно: – Эй, граждане хорошие, поезд идёт! Прошу покупать билетики.

Иванчиков постоял в раздумье: вернуться ли ему в уезд на этом поезде, или ещё походить по сёлам, предостеречь волостные Советы насчёт этих бандитов? И тут снова раздался звонок.

– Кто, кто? – допытывался начальник станции, сняв трубку. – Дамочка, не тараторьте, говорите спокойно. Да. Ну, здесь. Иванчиков? Это его фамилия? Ну и что? Хорошо, дамочка, позову… Товарищ Иванчиков! – крикнул он, отняв от уха трубку. – На провод!

Иванчиков узнал голос раньше, чем она назвалась. Говорила взволнованно, приглушая голос, чтобы не услышали те, кто там был поблизости.