Страница 5 из 11
Всеволод Алексеевич прошёл в ванную и уже оттуда спросил:
– Эта дверь была открыта, когда вы приехали?
– Нет.
– Саша, будьте любезны, принесите мне мой саквояж. Он на заднем сиденье машины. Спасибо.
Охранник явно был рад сорваться отсюда не только за саквояжем, но и в кандалах по этапу. И тут Северный мог его понять. Даже если парень и повидал немало, то такого он явно не видел никогда. На лацкане пиджака мокрое пятно. Очевидно, что его неожиданно стошнило и он был вынужден отмывать завтрак со своих «доспехов». Если эту ванную комнату видели муж и отец, то… То понятно, отчего муж рыдает. И остаётся только восхищаться самообладанием отца покойной. Крепкий мужик этот Корсаков. Но как-то слишком, на первый взгляд. Олигархи, конечно, «нелюди по определению», если верить яростной народной молве, но обстоятельства, подобные случившимся, уравнивают всех. Исключение может составить патология. Но её, как правило, сразу видно. Не тот случай.
Зять, рыдающий взахлёб?.. У всех по-разному – статистика у Северного накоплена немалая. Но не всё и не всегда умещается в статистические рамки. Особенно такое. Пока непонятно, невнятный он какой-то…
Ванная комната побольше иных гостиных. И тоже – в безумно-розовых тонах и всевозможных их оттенках. Пол весь залит кровью. Тело Насти Корсаковой – в наполненной почти до краёв ванне. Голова на специальном подголовнике. На полу, невдалеке от красивой вместительной лохани на чугунных лапах – плацента с культёй пуповины. Для тех, кто понимает. Для человека же, медицинского образования не имущего и с родами не сталкивавшегося, это – как омерзительная груда чего-то окровавленного, бордово-слизистого, с выползающим оттуда огромным, толстым, витым, белёсым, дохлым глистом. По периметру ванной комнаты, отделанному широким керамическим бордюром, расставлены толстые ароматические свечи – чёрт, розовые! – почти все оплывшие, но в некоторых ещё продолжают теплиться огоньки.
– Я принёс ваш саквояж! – раздался голос охранника из комнаты.
– Отлично! Спасибо, Саша.
Северный вернулся в спальню, закатал рукава рубашки, открыл саквояж, достал пакет, разорвал его, надел длинные резиновые перчатки и вернулся в ванную комнату. Сперва внимательно осмотрел волосистую часть головы, лицо и шею трупа. Молодая женщина. Примерно двадцати семи – тридцати лет. Rigor mortis [1]не наблюдается. Да и откуда ему взяться в тёплой воде у упокоенной не более двух часов назад? Более ничего – до приезда официальных компетентных лиц при погонах и полномочиях. Радости инвазивных и биохимических исследований оставим тем, кто сегодня в судебке дежурит.
Северный запустил правую руку в кровавую ванну и принялся её тщательно обшаривать. Спустя несколько минут он окликнул охранника:
– Саша, где ребёнок?
– Какой ребёнок?
– Саша, когда женщина умирает подобным образом, то где-то поблизости непременно должен быть ребёнок. Живой или, как я предполагал, мёртвый. Но у нас нет никакого ребёнка.
– Подобным образом? – эхом отозвался парень. – Разве она не вскрыла себе вены?
– Нет, Саша. Она умерла сама, но вены для этого она себе не вскрывала. Я, разумеется, не рискну сказать на все сто, но уверен, как минимум, на девяносто девять и девять, что воды в лёгких не будет. Так что это и не утопление. Она умерла от кровотечения. Все ремесленно-протокольные подробности выяснят на секционном столе и в лаборатории. Но должен быть ребёнок. Или его тело… – Всеволод Алексеевич с треском содрал перчатки, вышел из комнаты и быстро спустился вниз.
– Олег, вы обнаружили жену?
– Да, я прилетел… приехал… Зашёл в дом. Позвал Настю – никакого ответа. Она всегда выходила меня встречать, даже если я не звонил…
– В этот раз вы ей не звонили? – перебил Северный.
– Нет. Я не хотел её беспокоить.
– Во сколько точно вы её обнаружили? «Около часа» при таких обстоятельствах…
– Я что, должен был смотреть на часы?! – взвизгнул Олег. – Ещё в ежедневник прикажете вбить, да? Я увидел жену в таком виде, а вы…
– Какой у неё был срок? – спокойно перебил его Северный.
– Она считала, что уже пора…
– Вы знали, какой у неё срок? В неделях! – Всеволод Алексеевич повысил голос.
– Нет! Она не наблюдалась у врача… Я пришёл, позвал. Ни Насти, никого… Я поднялся наверх, зашёл в её спальню и… – Олег снова начал всхлипывать. – Я увидел там…
– И что вы сделали?
– Я сразу позвонил Леониду Николаевичу…
– Вы не кинулись к жене, не стали её тормошить? Не вызвали «Скорую»? Не искали ребёнка? Возможно, что его ещё можно было спасти. Плацента не в ванне, а на полу. Пуповина перерезана. Сомневаюсь, что ваша жена, коль скоро она уже рожала в воду, стала бы вставать из ванны и перерезать пуповину. Она бы таскала на себе новорождённого вместе с плацентой до полного и окончательного загнивания последней! И я сильно сомневаюсь, что она, даже перерезав пуповину самостоятельно, встала из ванны, вышла, куда-то спрятала ребёнка, а затем снова улеглась в воду. Тут был кто-то ещё! С вашей женой кто-то был! Плод, новорождённый, ребёнок – называйте как угодно! – не мог испариться! – Всеволод Алексеевич посмотрел на подозрительно чистый костюм зятя господина Корсакова.
– Разве ребёнок не утонул? – несколько растерянно спросил безутешный муж. И тут же продолжил взбешённо: – Я испугался и позвонил Леониду Николаевичу. Я не подумал о ребёнке. Настя в последнее время была немного не в себе, как-то слишком, знаете ли. Ставила на место шишковидную железу, открывала каналы ясновидения и… – Олег всхлипнул. – Не важно! Я испугался, позвонил… И – да! – я переоделся. Не знаю почему! Я ещё и кофе выпил, пока ждал. Я не помню, что ещё делал…
– Вы не нашли ребёнка, Всеволод Алексеевич? – раздался ровный голос Корсакова.
– В том-то и дело, что нет… Вызывайте уже милицию-полицию, Леонид Николаевич. Я останусь, пока они не приедут, разумеется. И они, и коллеги. Где у вас можно курить?
– На террасе. И на задней веранде.
Северный вышел через заднюю дверь.
– Чёрт, тело ребёнка наверняка где-то там, в комнате. И скорее всего, это именно тело. Так что пусть уж лучше менты его обнаружат… – бормотал он про себя, доставая пачку, вытряхивая из неё сигарету и прикуривая. – Хотя… Да нет. Эти привратники Галактического Родового Портала, если что, – ноги в руки и в сторону. А если это всё-таки ещё живой ребёнок, а не тело? Смерть девушки предположительно наступила меньше двух часов назад. Это по времени обнаружения, звонков, приездов. Тайминг, так сказать, со слов. Но кто же людям на слово верит? Если по температуре тела, то ничего не скажешь. Водичка как раз, что называется, «комнатная». Сколько ей времени надо, чтобы остыть «с» – «до»? Со скольки до двадцати пяти по Цельсию? Может, там горячая вода была? Очень тёплая, в смысле. А то и подливал кто уже после? Да плюс закрытое помещение – эффект сауны… В общем, не столь важно. Плюс-минус совсем недавно. Тогда же, видимо, и ребёнка куда-то упаковали. Младенцы – они выносливые, хоть и хрупкие. Так что, если не колошматить ими о кафельные стены, то вынесут и достаточно долгое переохлаждение. В доме тепло. Но куда же могли его засунуть? На психозе фантазия такие кренделя выкидывает! Но это если сама родильница. Но рано для психоза… Да и ортостатические дела никто не отменял – стала бы она прыгать из ванны наружу и обратно, наверняка бы коллапс поймала. И сама бы тут на полу валялась, и ребёнка бы уронила. Тут бы был. А если не она? Кому здесь могло понадобиться, чтобы младенец тихо загнулся где-нибудь в коробке? В коробке… Вот чёрт!
Бросив сигарету, Всеволод Алексеевич быстро вернулся в дом. Взбежал на второй этаж и дальше – через Настину спальню в гардеробную. Следом тут же появился охранник Саша.
– Спокойно, молодой человек! – прикрикнул на него Северный. – Не думаете же вы, что я хочу порыться в нижнем белье покойной удовольствия ради?! Но не уходите, свидетели лишними не бывают. Стойте тихо и не шевелитесь. Даже не дышите!
1
Трупное окоченение (лат.).