Страница 59 из 67
Триста лет стоял на Охте храм Всех Скорбящих Радости. И вдруг обнаружившийся под ним плывун потребовал немедленной реконструкции фундамента. Триста лет был там плывун, и всем было пофигу, а тут — на тебе, даже деньги нашлись…
Сорок лет занимался Саул Аронович Гимпельсон минойскими текстами и не мог их расшифровать. А тут вдруг взял, да и расшифровал, причем полностью. А, каково?
Казалось бы, два никак не связанных между собой события, но было в них что-то похожее, нечто их связывающее. Внезапность, абсурдность. Что еще?
Может быть, ложь?
Фундамент храма не требует никакого ремонта в связи с плывуном, как утверждал отец Виталий, поплатившийся за это жизнью. А Саул Аронович не расшифровал минойское письмо. Две лжи — столь разные и в то же время так похожие одна на другую. Но зачем и почему?
— Это вы? — спросила Аня, и дверь тотчас распахнулась.
Молодая женщина стояла перед нами в домашнем наряде — в маечке и джинсах. В отличие от нашего с ней первого знакомства сейчас она не была обнаженной, но обтягивающая одежда все равно подчеркивала великолепную стройную фигуру.
— Привет, — сказала она, обратившись к Зое, и улыбнулась. Две женщины стояли напротив друг друга, и в глаза бросался контраст между ними: одна — маленькая брюнетка, а другая — рослая блондинка.
— Вы, конечно, знакомы, — начал я дежурную фразу и в этот момент осекся, а в голове будто взорвалась петарда. Это было как внезапное озарение…
О Боже! Как я раньше этого не сообразил? Аня по телефону предложила мне приехать вместе с Зоей, а я не придал этому никакого значения. Более того, так и поступил. Но…
Но откуда Аня вообще могла знать, что я близко знаком с Зоей? Как могла она знать, что я могу заехать за Зоей и привезти ее?
Улыбка сползла с моего лица. Одной ногой я уже стоял в прихожей, но другая еще оставалась на крыльце. Бежать, прочь из этого дома! Не заходить сюда!
Дальше все развивалось молниеносно, как, видимо, и было задумано. Ужасная догадка отразилась на моем лице, и Аня тотчас прочитала ее. Одним движением она метнулась ко мне и, схватив за воротник куртки, с силой рванула на себя, затащив в прихожую. Это уже был силовой прием, к которому я попросту оказался не готов. В этом деле все решали доли секунды, и я опоздал…
Зоя рядом со мной коротко вскрикнула и тотчас умолкла. Входная дверь позади захлопнулась, а спереди на нас уставилось дуло пистолета.
В дверях гостиной стоял коренастый человек, целившийся мне в грудь. Где-то я видел его совсем недавно?
— Проходите, — сказал отец Виктор, который на сей раз обошелся без облачения, а был одет в обычный костюм. — В противном случае я застрелю вас прямо здесь, в прихожей. Только сначала поднимите руки.
На ствол пистолета, направленного мне в грудь, был навинчен здоровенный глушитель, так что я поверил, что убийца и впрямь может выстрелить. Мы с Зоей подняли руки, и Аня проворно обыскала нас.
— Что здесь происходит? — вдруг спросила Зоя срывающимся голосом. — Где Саул Аронович?
Ее несчастные глаза блуждали, иногда останавливаясь на мне, и я стал отвратителен самому себе. Идиот! Безмозглый кретин, который затащил в ловушку не только себя, но и доверившуюся мне девушку!
— Саул Аронович? — заулыбалась Аня. — Он ждет вас, как я и обещала. Идите вперед.
В гостиной ничего не изменилось с того дня, когда я был здесь. Все так же горел огонь в камине, словно и не гаснул, и пушистые ковры лежали на полу.
А на стене висел голый человек. Несчастный профессор Гимпельсон был привешен к крюку на веревке, которая стягивала его заведенные кверху руки.
Весь вид его являл собой олицетворенное страдание. Голый старик, вытянутый так, что торчали ребра, обтянутые кожей. Дряблые руки и ноги, отвислый живот — все это мучительно вывернутое, истерзанное болью и унижением.
В предыдущий мой визит профессор тоже был обнажен, но выглядело это совсем иначе. Тогда он был похож на старого сатира, сластолюбивого и изготовившегося к страсти.
Сейчас же это выставленное напоказ голое тело страдало, было поругано, и внутри у меня все перевернулось.
Странное дело! В ту минуту мне самому и моей любимой девушке грозила смертельная опасность, и я отчетливо это понимал. Тем не менее зрелище подвешенного старика поразило меня сильнее всего…
Остановившись как вкопанные, мы с Зоей смотрели на эту картину. Жалкую и устрашающую, горестную и смехотворную.
— Ну что, кисик, — издевательски сказала Аня, подходя к висевшему мужу. — Вот и гости твои пришли. Ты ведь звал гостей? Узнаешь их? Это твои лучшие ученики пришли посмотреть на тебя, проведать.
Можно было лишь изумиться, как разительно изменилась Аня. Сейчас перед нами был совершенно не тот человек, которого мы знали. Развратная девчонка, помыкающая стариком мужем. Глупая балаболка с черными глазками-бусинками, как у плюшевой игрушки. Нечто презренное и отвратительное, но не стоящее нашего просвещенного внимания.
Теперь же с ней произошла чудесная метаморфоза. Пружинистая походка, осмысленное выражение лица и резкий насмешливый голос: как же явственно она, сбросив надоевшую личину, издевалась теперь над нами, попавшими в ее руки!
— Надо быть умнее, — подавленно пробормотала Зоя, и я, метнув на нее взгляд, понял, что мы одновременно подумали об одном и том же. Если бы кто-то из нас, включая самого Саула Ароновича, был понаблюдательнее, случившегося могло бы и не быть. Как же бываем мы слепы и лишены фантазии, когда сталкиваемся с чем-то, кажущимся нам простым и бесспорным…
Как любит каждый человек легкие решения! Саул Аронович женился на молоденькой дурочке! А дурочка ли она? И вообще, та ли она, за кого себя выдает?
— А, кисик? — не дождавшись ответа, повысила голос Аня и в ту же минуту изо всех сил ударила ребром ладони по выпяченным ребрам старика. — Что же ты не отвечаешь? Поговори с гостями.
Охнув от боли, профессор дернулся всем телом и захрипел. Его мутные глаза обвели комнату и лишь спустя несколько мгновений сфокусировались на нас с Зоей.
— Прости, — пробормотал он убито. — Я не хотел… Меня заставили…
Несколько капель слюны вытекли у него изо рта и повисли на бессильно отвисшей нижней губе.
— Это невыносимо…
Бешеная ярость охватила меня. Я был зол прежде всего на себя, на свое безрассудство и непредусмотрительность. И на этих мерзавцев, издевающихся над беззащитным стариком, который доверился этой Ане, считал ее своей женой — эту гадину…
В ту минуту я даже не думал о том, что наконец угодил в устроенную для меня ловушку. Таких ловушек было две на Крите, и из них я сумел вырваться. А сейчас меня подловили прямо здесь, в самом неожиданном месте — в доме старого профессора.
Резко обернувшись, я увидел, что священник все еще держит меня на мушке.
— Что вы делаете? — крикнула Зоя Ане. — Что это значит? Вы что, с ума сошли? Немедленно снимите его!
— Ага, ты хочешь повисеть с ним рядом? — злорадно усмехнулась та, приближаясь к Зое. — Тебе жалко старика? Ничего, скоро тебе станет жалко себя, глупая сука! И своего любовника тоже. Вы хотите умереть вместе, а? Это будет очень романтично.
Она издевательски посмотрела на нас обоих.
В этот миг меня ударили по затылку чем-то тяжелым. Видимо, это отец Виктор нанес мне удар рукояткой пистолета.
От неожиданности я потерял равновесие и упал на ковер. В голове загудело.
Сквозь гул в ушах я услышал, как Аня говорит что-то своему напарнику. Это был тот самый язык, слышанный мной в пещере на Крите, где я однажды чуть было не расстался с жизнью. Похоже, под звуки этого языка мне все-таки предстоит умереть здесь, в родном городе…
В следующую секунду послышался глухой удар и болезненный крик Зои, после чего она, сваленная ударом, оказалась на ковре рядом со мной.
«Эта скотина ударила женщину, — пронеслось у меня в голове. — Впрочем, что удивляться: видимо, они с самого начала не относились к нам как к людям».
В моем кармане зазвонил мобильник. Он верещал до тех пор, пока Аня, нагнувшись, не вытащила его из моего кармана. Швырнув на пол, она наступила на телефон ногой и раздавила его.