Зигзаг

Какое-то логичное объяснение — вот, что ей нужно. Что-то, что сможет прояснить происходящее.

Она пошла в комнату, где так же, как и во всем доме, горел свет. В конце месяца Эва схватится за голову, но Надя собиралась оставить ей какие-то деньги. Два года назад в Париже, в доме, где она жила, пропал свет, и она жутко испугалась. Те пять минут, которые длился сбой в подаче электричества, она неподвижно просидела на полу, сжавшись в комок. Она даже кричать не могла. С тех пор у нее было несколько портативных ламп и фонариков, которые она всегда держала наготове. Она ненавидела темноту.

Надя разделась. Открыв шкаф, посмотрела на себя в зеркало.

Зеркала с детства вызывали у нее беспокойство. Глядя в них, она не могла удержаться от мысли о том, что сейчас за ее спиной кто-то появится, из-за ее плеча неожиданно высунет голову какое-то существо, какая-то тварь, которую можно увидеть только там, во ртути. Но, ясное дело, это были беспочвенные страхи.

И теперь она тоже не увидела ничего странного, только саму себя: молочного цвета кожу, маленькую грудь, бледно-розовые соски… То же, что видела всегда. Или, может, не «всегда», но с уже привычными изменениями. Изменениями, которые, как она знала, произошли и в Жаклин, и, возможно, в Элисе.

Она выбрала одежду и посмотрела на часы. У нее еще было минут двадцать на то, чтобы принять душ и привести себя в порядок. Она голышом пошла в ванную, думая, что же скажет ее подруга об этих изменениях в ее внешнем виде.

Что она подумает, к примеру, о ее длинных волосах, окрашенных в черный цвет.

Она решила поехать в объезд по М-30, посчитав, что пытаться проехать через центр Мадрида за три дня до Рождества да еще в вечерние часы — значит рисковать угодить в жуткую пробку. Но когда она выехала на проспект Илюстрасьон, частые рубины тормозных огней вынудили ее затормозить. Словно все пурпурные гирлянды рождественской иллюминации бросили на асфальт. Она тихо выругалась, и в такт ее ругательствам зазвонил телефон.

Она подумала: это Надя.И тут же: Нет. Номер мобильного я ей не давала.

Продвигаясь черепашьим шагом среди медленно ползущего стада автомобилей, она достала телефон и ответила на звонок.

— Здравствуй, Элиса.

Эмоции распространяются внутри нас с поразительной быстротой. И не только эмоции: каждую секунду по нашим нейронным цепям проносятся миллионы данных, не вызывая никаких заторов, подобных тому, в котором сейчас увязла машина Элисы. Не успела она моргнуть, как ее эмоции несколько раз скакнули в разные стороны: от безразличия к удивлению, от удивления к внезапной радости, от радости к беспокойству.

— Я сейчас в Мадриде, — сказал Бланес. — Моя сестра живет в Эль-Эскориале, и я приехал к ней на праздники. Хотел тебя поздравить, мы уже столько лет не говорили. — И он радостно прибавил: — Я звонил тебе домой, но включился автоответчик. Я вспомнил, что ты работала в Алигьери, позвонил Норьеге, и он дал мне номер твоего мобильного.

— Я очень рада снова тебя слышать, Давид, — от души сказала она.

— И я рад. Столько лет прошло…

— Как у тебя дела? Все в порядке?

— Грех жаловаться. Там, в Цюрихе, у меня есть доска и несколько книг. Я счастлив. — Он заколебался, и она догадалась о том, что он скажет, еще до того, как услышала его слова: — Ты слышала о бедняге Колине?

Они светски поговорили о случившейся трагедии. Похоронили Крейга в вежливых фразах в течение десяти секунд. За это время машина Элисы едва сдвинулась на пару метров.

— Райнхард Зильберг звонил мне из Берлина, чтобы сообщить об этом, — заметил Бланес.

— А мне Надя рассказала. Ты же помнишь Надю? Она тоже приехала в Мадрид на праздники, остановилась у какой-то подруги.

— А, вот хорошо. Как дела у нашего милого палеонтолога?

— Она бросила палеонтологию несколько лет назад… — Элиса кашлянула. — Говорит, что очень уставала… — Так же, как Жаклин и Крейг.Она помолчала, ошеломленная этой мыслью. Бланес только что сказал ей, что Крейг попросил академотпуск в университете. — Сейчас она работает на какой-то небольшой должности на факультете славистики вроде бы, в Сорбонне. Говорит, ей повезло, что она знает русский.

— Понятно.

— Мы договорились сегодня встретиться. Она сказала, что… напугана.

— А.

Это «а» прозвучало так, словно Бланес не только не был удивлен состоянием Нади, но даже воспринял его как должное.

— Некоторые подробности происшедшего с Колином вызвали у нее неприятные воспоминания, — прибавила она.

— Да, Райнхард мне тоже говорил что-то подобное.

— Но все это — лишь несчастливое совпадение, правда?

— Конечно.

— Сколько ни думаю об этом, не могу даже в мыслях предположить о существовании вероятности… вероятности связи с… с тем, что с нами случилось… А ты, Давид?

— Это даже не подлежит обсуждению, Элиса.

Жена Колина Крейга, объятая ужасом, бежит по обочине, может, в халате или в ночной рубашке. Она видела, как напали на ее мужа и дико пытали его и как схватили ее сына, но она смогла убежать и взывает о помощи.

«Это даже не подлежит обсуждению, Элиса».

— Я вот тут думал, — сказал Бланес, меняя интонацию, — не захочешь ли ты встретиться на днях… Я понимаю, что время сейчас очень хлопотное, но, не знаю, может, нам удастся встретиться, попить кофейку. — Он хмыкнул. Или вернее издал звук, который должен был означать «я смеюсь». — Если Надя захочет, она тоже может прийти…

И тут Элисе показалось, что она поняла смысл звонка Бланеса, который таился за внешней декорацией.

— Вообще-то план хороший. — «План» — вдвойне подходящее слово, подумалось ей. — К примеру, завтра, в четверг?

— Чудесно. Сестра оставила мне машину, и, если тебе удобно, я могу заехать за тобой в полседьмого. А потом решим, куда ехать.

Они говорили так, словно не придавали этой встрече никакого значения. Просто двое друзей, которые несколько лет не виделись, договариваются о встрече вечерком. Но она уяснила все данные. Время шесть тридцать. Место: не по телефону. Причина встречи: это даже не подлежит обсуждению.

— Скажи, как тебя можно найти, — попросила она. — Я спрошу у Нади и перезвоню тебе.

Пример причины встречи: пятилетний ребенок, замерзший в саду своего дома, рот и глаза запорошены снегом, напрасно ждет папу с мамой, потому что мама ушла звать на помощь, а папа дома, но сейчас занят.

Другие варианты: солдаты и отключение света.

Да уж, причин у нас множество.

— Значит, договорились, Элиса. Звоните в любое время. Я обычно ложусь поздно.

На шоссе Пардо движение стало посвободнее. Элиса попрощалась с Бланесом, спрятала мобильный и переключила передачу.

Ей вдруг захотелось поскорее приехать к Наде.

В душ она всегда заходила с мыслью о смерти.

За последние годы этот страх обрел ужасающую силу, и само пребывание голышом под непрерывным теплым дождем представлялось ей скорее испытанием храбрости, чем гигиенической потребностью. И не потому, что она не привыкла быть одна — в конце концов, именно так она жила в Париже, — а наоборот, потому что она думала (или подозревала, или чувствовала), что она никогда не остается совсемодна.

Даже когда рядом никого не было.

Оставь эти глупости. Тебе же Элиса сказала: то, что случилось с Колином, ужасно, но оно никак не связано с Нью-Нельсоном. Не думай об этом. Выброси это из головы.Она потерла руки. Потом намылила живот и депилированный лобок. Еще несколько лет назад она полностью и окончательно депилировала лобок и подмышки. Сначала это показалось ей обычной прихотью, и ей было даже забавно стать такой, хотя никто ее об этом не просил и никто из ее сестер на такое не решался. А потом… она уже не знала, что и думать. Когда она купила все это черное белье (которое ей никогда не нравилось и которое так резко смотрелось на ее почтиальбиносном теле) или решила покрасить волосы, она тоже приписала это своим интимным фантазиям. Ей казалось, что они уходят корнями в ее неприятное прошлое. Как бы там ни было, это была ее личная жизнь.