Банкир дьявола

Отодвинув в сторону большой ниццкий сэндвич, он снова надел наушник и пробормотал себе под нос: «Двести семьдесят. Так, посмотрим, что можно с этим сделать».

— Привет, Хайни, — обратился он к своему банкиру в Цюрихе на почти безупречном швейцарском немецком. — Новая стратегия. Только не падай в обморок и не спрашивай почему. «Ричмонд холдингс» играет на понижение по-крупному. Записываешь? Зашорти мне десять тысяч акций «Ай-Би-Эм», десять тысяч компании «Три-Эм», десять тысяч «Мерк», десять тысяч «Майкрософт»…

Он принялся перечислять промышленные гиганты Соединенных Штатов, после чего отправился в кругосветное путешествие, следуя логике своей карающей доктрины Судного дня, — в Великобританию, Францию, Германию, Японию и Гонконг. В каждой стране он выбирал только акции фирм, выпускающих самые продаваемые товары. В его список входили производители электроники, лекарств, канцелярских принадлежностей, а также поставщики услуг в сфере финансов, страхования, недвижимости и индустрии развлечений. Он обошел вниманием только один сектор — оборонную промышленность.

Закончив разговор с Цюрихом, он позвонил в Мадрид и проделал то же самое. Затем, закончив разговор с Мадридом, он позвонил в Дублин, Франкфурт, Мехико и Йоханесбург.

— Торгуем в шорт, — говорил он снова и снова.

Но когда от него требовали объяснения такой пессимистичной оценки грядущей ситуации в данном секторе рынка, он ничего не желал объяснять и лишь твердил, что «котировки завышены».

«Торговать в шорт (в короткую)», или продавать ценные бумаги без покрытия, означает продавать товар, который тебе не принадлежит, в надежде, что акции соответствующих компаний упадут в цене и можно будет выкупить их значительно дешевле. Идея в том, чтобы продать по сотне, дождаться плохих новостей, сбить цену, а затем выкупить акции обратно по пятьдесят, таким образом «наваривая» по пятьдесят долларов сверху. В сущности, все сводится к продаже и последующей покупке тех же акций.

Но на деле все не так легко, как кажется. Официально вы должны взять эти акции взаймы. Если они растут в цене, то есть «цены идут против вас», спекулянта-неудачника могут заставить выкупить их у настоящего владельца по этой более высокой цене. (Но только если он действительно намеревался продать их именно тогда и если нет других выставленных на продажу акций, которыми можно было бы их заменить.) Кроме того, за пользование займом вы обязаны выплачивать определенный процент. Но это уже техническая сторона дела. Важно понять то, что, даже не являясь официально владельцем акций, вы все равно получаете деньги от их продажи.

По большому счету, чтобы продавать ценные бумаги в кредит, без покрытия, нужны три вещи: характер, хороший кредит и владение информацией. Первое у трейдера либо есть, либо нет. Что до второго, то брокерские фирмы охотно дают в долг. Финансовые компании, как и вообще весь западный бизнес, жадны до барышей и с удовольствием предоставляют своим клиентам веревку, чтобы повеситься. Такому солидному клиенту, как Марк Габриэль с его «Ричмонд холдингс», позволялось продать акций на сто долларов против каждых двадцати пяти на его личном счете. Таким образом, уровень маржи (так называемое кредитное плечо) составлял в его случае двадцать пять процентов. Что же касается информации, в запасе у Габриэля не имелось никаких грязных секретов об этих компаниях — ни предстоящего судебного процесса, ни сведений о нечистой сделке, ни подозрений о серьезных технологических нарушениях. Он владел информацией куда менее безобидного свойства. Скоро грянет новость, которая больно ударит по всем акциям на всех рынках мира.

Через час после того, как он начал продавать, экраны ожили, показывая его счета, на которых общая сумма немного превысила миллиард долларов.

Девять нулей.

Габриэль задумчиво сцепил пальцы.

Он начал в тысяча девятьсот восьмидесятом году. Ему был двадцать один год, и он только что закончил Лондонскую школу экономики с дипломом по специальности «Финансы». Помимо диплома, у него было рвение неофита и собранные в складчину четыре миллиона долларов, из которых половину составляли пенсионные сбережения его отца, а другую половину — взносы друзей-единомышленников. Несколько раз он терял почти все, и одного воспоминания о тех первых отчаянных, до побелевших костяшек на сжатых кулаках, сделках, о невыносимо долгих уик-эндах, когда ему случалось оставить рискованную «открытую» позицию до понедельника, о бесконечных ночах с нависшим над ним банкротством было достаточно, чтобы прошиб холодный пот.

Затем наступили девяностые с растущим «бычьим» рынком на Западе и обвалом индекса Никкей на Востоке. Вместе с Соросом он играл против британского фунта и вовремя оседлал японский рынок, вплоть до его самоубийственного падения с рекордной высоты 36 000 пунктов до жалкой четверти этого уровня. Тогда же он покупал акции «Ай-Би-Эм» по пятьдесят, а после продал по двести, причем после так называемого дробления акций, когда их количество у него удвоилось.

Бум интернет-торгов был самой трудной задачей, и, с его благочестивой точки зрения, все указывало на то, что Бог его действительно не покинул. «Яху!», «Нетскейп», «Инктоми» и «Акамаи». По ним он поднимался все выше, выше и выше. Если острый глаз сидевшего в нем аналитика говорил, что котировки завышены, на помощь спешила логика трейдера, призывавшая сохранять спокойствие. «Следуй за трендом» — гласило правило тех дней, и он следовал общей тенденции рынка так же преданно, как выполнял религиозные обряды. Хорошо усвоил он и что такое «стоп-лосс» — когда и как выставлять ограничитель убытков.

Были и другие сделки — и в легальном бизнесе, и в полулегальном: «Интелтек» в Парагвае, «Гропиус джемс» в Нигерии, «Аллен Виктор металл» в Казахстане. В какой-то момент он дал себе клятву никогда не ставить свой капитал под удар, а стабильные доходы, обеспеченные его неусыпной заботой, лучше употребить на более важные побочные интересы.

Покончив со звонками, Габриэль прошел в небольшую кухоньку и налил кофе в щербатую фарфоровую чашку. Отхлебывая маленькими глотками крепкий ароматный напиток и закурив сигарету, он переводил взгляд то на мигающие экраны, то на потертый портфель около письменного стола — на всю обстановку своего офиса, в который он уже вряд ли вернется. Выдвинутые ящики картотеки из полированного тика. Картины маслом в позолоченных рамах на стенах, обшитых деревянными панелями. В основном натюрморты. Ничего не говорящие изображения фруктов, дичи, рыбы, специально подобранные так, чтобы ничем не выдать его вкусы и предпочтения, не выдать его прошлое. Они останутся здесь. Он не любил их. Фотографии улыбающихся детей, миловидной женщины со светлыми волосами и пары йоркширских терьеров украшали низкий сервант и журнальный столик для посетителей. Они тоже останутся здесь. Они все ему совершенно чужие: он не знал никого с этих фотографий. Кроме собак.

Отставив чашку с кофе, он прошел к принтеру у письменного стола и достал пачку распечатанных листов. Верхняя страница показывала план здания. Не обращая внимания на планы первого и второго этажа, он нашел страницу с планом третьего и, переложив ее наверх, сел. Проведя ногтем по чертежу, он быстро отыскал ожоговое отделение. Сверившись с записями по какому-то своему предыдущему разговору, он написал на плане несколько имен и добавил самую важную информацию: «Кабинет 310, в 10.00».

Немного сбитый с толку скоростью, с какой развивались события, он только покачал головой.

Ну и темпы!

В то утро телефон зазвонил в четыре тридцать. Габриэль уже проснулся, принял душ и, одетый в деловой костюм, сидел в кабинете у себя дома в Нейи, зеленом элитном квартале Парижа. Он слушал передачу службы новостей Би-би-си, где сообщали о смерти некоего Абу Саида, высокопоставленного члена «Хиджры», до этого момента никому не известной исламской экстремистской группировки. И его мучил вопрос: кто навел американцев?