Посейдон

Рого вдруг взорвался:

— Потерпите, мать вашу! Какого черта, вы думаете, мы карабкались сюда? Чтобы задохнуться? А ну-ка, живо вытаскивай нас, ублюдок!

Бездушный механический голос без тени сочувствия отвечал:

— Сначала мы должны подать вам кислород. Сейчас устанавливают турбобур, насосы и шланги. Сохраняйте спокойствие. Кислорода у вас больше, чем вам кажется. Не двигайтесь. Не разговаривайте без крайней необходимости. Дышите реже и ровнее.

Роузен поднял глаза к своду.

— Моя жена. Ей очень плохо.

Мюллер добавил:

— Похоже, у нее сердечный приступ.

Голос ответил.

— Здесь есть врач. Он поговорит с вами. — Пауза. — Говорит лейтенант Уорден, судовой врач. Каковы симптомы?

Как это ни странно, но все вдруг почувствовали, что им есть, чем дышать. Мюллер ответил, запинаясь:

— Однажды я был свидетелем сердечного приступа. Боль в груди. Губы все синие. Она задыхается.

— Успокойте ее. Ослабьте одежду. Мы спешим вам на помощь.

— Если успеете, — пробормотал Шелби. — Если мы все тут не утонем.

Чувствительные микрофоны уловили его слова.

— Мы считаем, что корабль еще какое-то время продержится на плаву.

— Он сказал, ослабьте одежду, — вступил Роузен. — Какую одежду?

— Расстегните бюстгальтер, — предложил Мюллер.

— На виду у всех? Да ни за что!

— Перестаньте вы, Мэнни! — раздраженно бросил Рого.

Джейн Шелби наклонилась к Белль, просунула руку ей под спину и отпустила застежку.

— Не время манерничать, — сказала она.

— Папа, папа, помоги мне! — стонала Белль.

— Успокойся, успокойся, мама. Они вот-вот будут здесь.

— Знаете, — прошептала мисс Кинсэйл, — а ведь не важно, был бы у нас топор или нет. Доктор Скотт всегда знал, что делал.

Потянулись тяжкие, нескончаемые минуты в липкой, вязкой духоте. Время от времени они включали тускло светившие фонари и смотрели друг на друга в ожидании то ли чудесного спасения, то ли неминуемой гибели. Вдруг снаружи послышались глухие удары и какой-то скрежет. Металлический голос произнес:

— Оборудование установлено. Мы будем подавать вам кислород и одновременно резать обшивку? Где вы точно находитесь? Вплотную к корпусу?

Мюллер ответил:

— Нет. Мы в тоннеле гребного вала. От нас до корпуса примерно десять футов.

Шелби отчего-то подумал, сколько же еще жизней могут унести эти несколько оставшихся минут. А если «Посейдон» даст крен и увлечет спасателей вместе с ними на дно? И тут его вдруг охватило равнодушие.

К чему, зачем, во имя чего жить, даже если их и вытащат из этой ловушки?

Сьюзен думала: «Нас спасут. Какой я стану в новой жизни? Должна ли я открыть свою тайну? И падет ли на меня тень позора и презрения?»

Наверху что-то застрекотало, как пулемет, затем стихло, снова загремело и переросло в нескончаемый воющий лязг.

Мюллер сказал:

— Нонни, они начали сверлить. — Затем добавил: — Если Господь Бог такой уж шутник, тут-то нам всем и конец.

Механический голос произнес:

— Мы прошли внешнюю обшивку. Вы держитесь?

Роузен в ответ прохрипел:

— Бога ради, скорее. У мамочки руки ледяные.

Все молчали. Бур вдруг пронзительно взревел и пропорол внутренний слой обшивки прямо у них над головами. На какой-то миг они увидели его жало, неистово бившееся о края высверленного им отверстия. Затем бур исчез, и вместо него зазмеился черный шланг, пропущенный примерно на фут ниже кромки корпуса. Сверху раздались ритмичные удары, и в тоннель хлынул освежающий, прохладный поток воздуха, от которого у всех тотчас закружилась голова. Раздались первые робкие возгласы радости, в мгновение ока переросшие в бессвязные крики, смех и хохот, словно они все разом дружно опьянели.

И тут, как будто этот прокол задел какой-то важный нерв, корабль вновь стал дрожать, стонать и скрипеть. В машинном отделении что-то рухнуло и покатилось со звоном и грохотом. «Посейдон» весь затрясся, снаружи послышались топот ног, лязганье металла и какие-то неясные команды.

— Боже мой! — произнес Мюллер. — Вот теперь-то Он пошутит по-крупному. Нам всем крышка.

Наверху крики и возня продолжались, но никто не мог разобрать слов. Свежий воздух поступал бесперебойно, и ритмичный рокот насоса не прекращался ни на секунду.

Затем к ним опять обратился капитан:

— Мы с вами и ни в коем случае вас не бросим. Полагаю, корабль продержится на плаву еще и мы успеем вызволить вас. Осталось совсем недолго.

Мюллер заметил:

— Нервы у них что надо. Если мы утонем, то и они вместе с нами.

Голос снаружи снова успокоил их:

— С вами хочет поговорить врач.

Через минуту они услышали:

— Говорит лейтенант Уорден. Как себя чувствует больная?

— Что вам сказать? — простонал Роузен. — Подали воздух, и ей стало легче.

Уорден продолжал:

— Хорошо. Сейчас я спущу по шлангу шприц. Кто-нибудь из вас сумеет сделать укол?

— Я сумею, — откликнулся Рого. Все вокруг изумленно посмотрели на него, а он добавил: — Полицейский должен уметь даже роды принять.

— Вот молодец какой, — восхитился Мюллер.

Раздалось звяканье, и из шланга показался шприц на тонкой нити. Рого протянул руку.

— Есть, — сказал он. — Куда колоть?

— В левую руку. Внутримышечно.

Рого подошел к Белль со шприцем в руке:

— Это совсем не больно, Белль. Все будет хорошо. Отличный парень этот врач.

— Вот видишь, мамочка, все в порядке, — подхватил Роузен. — В наше время сердечный приступ — это вовсе не смертельно. Это случается даже с президентами. Сегодня, если что-то неладно с сердцем, его тут же начинают лечить. Лежи спокойно. Тебе совершенно не о чем волноваться.

— Вот и хорошо, — произнесла Белль Роузен, открыв глаза, и тихо испустила дух. Ее немигающий взор был устремлен куда-то вверх.

— О Боже, только не это! — пробормотал про себя Рого, столько раз воочию видевший смерть. В отчаянии он вонзил иглу в ее левую руку чуть пониже плеча. Глаза Белль уже стали стекленеть, но Роузен этого не замечал.

— Мамочка, ты слышишь меня? Все будет прекрасно… — Он вдруг осекся и закричал: — Мамочка! Мамочка! Что с тобой такое, что?!

Мюллер и представить себе не мог, что Рого способен на сострадание: он не поверил своим глазам, увидев, как Рого обнял Роузена за плечи и тихо сказал:

— Простите меня, Мэнни, если можете. Мне очень жаль, но она вас не слышит. Все кончено. Она уже на небесах.

Роузен не понял и испуганно прокричал:

— Что?! Что?! Но ей же стало лучше! Она ведь только что говорила со мной! Вы сделали ей укол. Почему у нее такой вид? Ей стало хуже? Ради всего святого, врача, скорее!!!

Рого крикнул куда-то вверх:

— Эй, док! Вы там?

— Да, я здесь.

— Говорит инспектор полиции Рого. Я сделал ей укол, но боюсь, что было уже поздно. Она скончалась. Скоро вы к нам пробьетесь?

— Уже приступаем к резке обшивки.

Сверху раздался стук, и металлический голос приказал:

— Всем немедленно очистить этот участок. Начинаем автогенную резку.

Удары участились, сменившись оглушительным ревом, хрустом и скрежетом. На черной поверхности корпуса появилось свечение, а затем тонкая огненно-желтая линия. Запахло горелым металлом, сверху посыпалась окалина.

Шелби сказал:

— Спокойствие, мистер Роузен. Они пробиваются к нам. Еще чуть-чуть, и здесь будет врач.

Мартин с каким-то странным, необъяснимым негодованием следил, как огненная линия ползла по черной обшивке корпуса, образуя прямоугольник примерно три на три фута. Успей они на десять, даже пять минут раньше, быть может, Белль Роузен удалось бы спасти? Он услышал, как стальные крючья с лязгом зацепились за вырезанные края. Плита чуть подалась вверх, и вдруг одним рывком ее отшвырнуло в сторону. В проем тотчас хлынул ослепительно яркий свет утреннего солнца.

Наверху появились форменные холщовые брюки, затем кожаная куртка, и вниз спрыгнул голубоглазый молодой блондин с короткой флотской стрижкой.