Алмазы Шаха

Миша все понял. Кивнул. Устремленный на него сейчас взгляд адвоката был каким-то ускользающим, неясным, но Миша и не пытался поймать этот ускользающий взгляд. Он теперь отлично понимал: этот взгляд является одним из главных видов оружия гаджи Мансура Исметчи.

— Да, господин адвокат, я все отлично понял. Большое спасибо, что вы пришли.

— Ну что вы. Это мой долг. Уверен, мы с вами общими усилиями справимся с этим делом. Всего доброго.

После того как Исметчи ушел, Галя спросила:

— Как тебе адвокат?

— Сильное впечатление. Ты ведь сама все слышала… Спасибо.

— Я тут ни при чем. Мне его… Ну, ты понимаешь?

— Понимаю.

— Только, по-моему, он ничего особенного не сказал. Главное, чтобы он помог. — Пригнувшись, поцеловала его. Сказала на ухо: — Наверное, я не очень понимаю в адвокатах. Да, Миш?

— Наверное. — Он хотел удержать ее, но не успел. Встав, она отошла к окну. Сказала, потрогав розы:

— Миш, я ухожу. Меня не будет дня два. Так нужно для дела, понимаешь?

Помолчав, он сказал:

— Вроде.

— Я многого не могу тебе сказать. Сейчас. Потерпи. Ладно?

— Ладно. — Он следил, как она выходит. Когда же, повернувшись в дверях, она подняла руку и пошевелила на прощанье пальцами, ему вдруг сдавило горло. И в этом жесте, и в ее взгляде он ощутил боль.

47

Слова Гали подтвердились; следующие два дня он провел один. На третий же, утром, к нему в палату вошел один из врачей, которого он знал — вместе с женщиной в полицейской форме. Женщина была круглолицей, смуглой, средних лет, в очках. Подойдя вместе с врачом к Мишиной кровати, сухо улыбнулась. Сказала нейтральным голосом, на очень хорошем русском языке:

— Здравствуйте, господин Каменский. Меня зовут Мелия. Я переводчик турецкой полиции. Как вы себя чувствуете?

Подумав, Миша сказал:

— Неплохо. По сравнению с тем, что было до этого.

— Вы могли бы выдержать двадцатиминутный разговор? Здесь, в палате?

— Разговор с вами?

— Не со мной. С капитаном турецкой полиции господином Арифом Онселем. Он хочет допросить вас. Вы не против?

— Нет. — Он в самом деле нисколько не был против этого.

— Отлично. Врач сказал, вы вполне сможете выдержать допрос. Но мы обязаны поинтересоваться и вашим мнением. Значит, вы готовы?

Подумав: почему бы и нет, Миша сказал:

— Готов.

— Прекрасно. — Не поворачиваясь, а лишь скосив глаза, Мелия что-то сказала врачу. Кивнув, тот вышел, пропустив в палат капитана Онселя. Подойдя к кровати, Онсель подождал, пока Мелия сядет на одну из табуреток. Сел на вторую. Сказал что-то по-турецки. Мелия перевела:

— Протоколировать допрос буду я. Записывать буду одновременно по-турецки и по-русски. После допроса вы должны будет подписать протокол. Довожу это до вашего сведения.

— Спасибо. Я готов.

Онсель начал допрос. Он говорил пс турецки, Мелия переводила — тут же записывая. Разительную перемену, произошедшую отношении к нему капитана Онселя, Миша почувствовал с самого начала допроса. Онсель задавал вопросы так же, как и в время прежних их встреч, привычны вежливо-суховатым тоном, однако ответы н эти вопросы выслушивал совсем по-другом; Теперь уже он не смотрел мимо Миши, так, будто заранее знал ответ, не пропускал мим ушей его слова, как раньше, а буквально впитывал, как губка, каждый оттенок Мишиных ответов. После первых вопросов стало ясно: Онселя в основном интересую взаимоотношения Миши и Масуда. Где, когда, при каких обстоятельствах они познакомились. Что их связывало — не только деловом, но и в личном плане. Какие услуги оказывал Миша Масуду и фирме «Масуд-арт». Каким образом фирма и лично Масуд расплачивались с Мишей за эти услуги. И та далее.

Один из вопросов, а именно: не было ли в отношениях Миши и Масуда чего-либо, что могло бы стать для Масуда причиной желать физического устранения Миши, — заставил Мишу ненадолго задуматься. Однако в конце концов он ответил, что таких причин не видит.

Все время, пока длился допрос, Миша ждал вопроса, который, как ему казалось, должен был быть для Онселя главным — вопроса об алмазах шаха. Однако со стороны Онселя не последовало не только этого вопроса, но даже намека, что его интересуют какие бы то ни было алмазы. Вообще же Миша, мысленно поблагодарив адвоката Исметчи, вовремя подсказавшего ему линию поведения, на все вопросы, даже самые коварные, отвечал без запинки. Собственно, он после данных Исметчи инструкций должен был лишь скрыть, что его и Масуда свели вместе именно алмазы шаха. Во всем остальном он мог придерживаться абсолютной правды. Что он и сделал. Он совершенно не кривил душой, когда подробно, с деталями описал встречу с Масудом в Одессе, поведал об обещанном Масудом вознаграждении, рассказал о том, как после звонка Масуду в Стамбуле, посредством которого он пытался выяснить недоразумение, возникшее в Зираат-банке, понял: Масуд его обманул. Закончил все это он сообщением, как, придя в банк снова, узнал, что обещанное за консультации вознаграждение, порядка восьмидесяти — девяноста тысяч долларов, Масуд, видимо опасаясь то ли скандала, то ли еще чего-то, на его счет все-таки перевел.

Когда допрос был окончен и Миша подписал протокол с двумя текстами, на русском и на турецком языках, капитан Онсель через переводчицу поблагодарил Мишу. Больше того, он пожал ему руку и, улыбнувшись, пожелал скорейшего выздоровления.

Примерно через час после ухода капитана Онселя и переводчицы в палату вошла Галя. На этот раз она пробыла с Мишей довольно долго, около двух часов. За это время Миша узнал множество интересных вещей. Он узнал, что с того самого дня, когда произошла их стычка с Бабуром, Галю, после того как Лиза улетела в Москву, перевезли на частную квартиру в одном из этих районов Стамбула. Перевез ее человек Юсифа; о том, что этот человек заедет за ней, ее предупредил по телефону сам Юсиф. Он сказал ей, что квартира, прислуга в квартире, еда, которую будет приносить прислуга, и вообще все уже оплачено. Квартира, по словам Гали, оказалась в высшей степени удобной, прислуга, пожилая турчанка, исполнительной и немногословной, вообще, по словам Гали, она не испытывает сейчас никаких неудобств и затруднений. Именно в эту квартиру она и собирается перевезти Мишу — после того, как он выпишется из больницы.

В потоке сообщений, почерпнутых из разговора с Галей, Миша выделил для себя важную новость —то, что ей сегодня звонил адвокат Исметчи. Он просил передать Мише, что полиции от него нужно теперь лишь одно: его участие в очной ставке с Масудом Масуд-оглы. Адвокат особо подчеркнул, что сделает все, чтобы эта очная ставка, участие в которой Миши для всех них крайне важно, прошла без осложнений.

48

«Вольво» затормозил около полицейского управления. Сидящая за рулем Галя обернулась. Посмотрела на Мишу; он сидел сзади рядом с полицейским. Ее взгляд показался ему напряженным; догадавшись об этом, она улыбнулась:

— Не падаешь в обморок?

— О чем ты. Готов хоть сейчас бежать кросс.

Полицейский, высокий парень, объяснявшийся с ним и с Г алей в основном с помощью жестов, кивнул: можно выходить.

Выйдя из машины и пройдя шага два, Миша понял: с заявлением насчет кросса он поторопился. Он был еще слаб. Ноги дрожали, колени подгибались. В какой-то момент он даже пожалел, что выписался из больницы именно сегодня, когда должен был принять участие в очной ставке.

Впрочем, остановившись на секунду перед входом, еще раз утешил себя: в повестке, которую ему вручил явившийся за ним полицейский, под турецким текстом стояла приписка по-русски — кто-то специально позаботился предупредить его на родном языке, что он вызывается не как подозреваемый, а как свидетель.

Провожавшая его Галя улыбнулась через силу:

— Ладно, иди. Буду сидеть в машине. И честить тебя во все корки. Хорошо?

— Да, конечно. Ругай сильней. Должно помочь.

— Мишенька, я боюсь… А вдруг…