Белая гвардия

Мазур опустился в кресло, блаженно расслабившись посреди приятной прохлады. Бесшумно возникший слуга поставил перед ним стакан, бутылку джина и вазочку со льдом. Набросав серебряными щипчиками в стакан прозрачных кубиков, Мазур налил до половины. Особенной любви к джину он не питал, но господа колонизаторы давным-давно обнаружили, что именно регулярное потребление джина спасает от многих африканских хворей. Какие бы суперпрививки тебе не вкатили, а лучше джина до сих пор ничего не придумано…

Мазур был натренирован цедить спиртное на западный манер — куриными глоточками. Однако сейчас притворяться не перед кем, и он хорошо глотнул по-русски. Мтанга терпеливо ждал, пока он поставит стакан, — пожилой плотный мужичок, совершенно лысый, с простецким, добродушным, располагающим к себе лицом. Этакий простодушный и милый дядя Том. Вообще, среди чинов тайной полиции на всех континентах редко попадаются двухметровые громилы с уголовными рожами, украшенными жуткими шрамами. Большей частью они как раз и выглядят добрыми дядюшками, милыми простаками — пока не попадешь к ним на зубок…

— Вы себя сегодня отлично проявили, господин полковник, — сообщил Мтанга, извлекая из мятой пачки очередную сигарету. — Господин президент отметил вашу сноровку.

— Служба, — кратко ответил Мазур, разделавшись с остатками джина и наливая вторую.

— Вот кстати, о службе… — полковник полез во внутренний карман легкого полотняного пиджака (на миг показалась внушительная кобура), извлек пухлый незапечатанный конверт и с невозмутимым видом положил его перед Мазуром.

Мазур заглянул внутрь. Там оказалась не столь уж и тонкая пачка радужных бумажек — французские франки, служившие и здесь официальной денежной единицей. Папа, следуя общей тенденции, отчеканил и монеты с собою, родимым, но они, золотые, серебряные и никелевые, служили, скорее, сувенирами для иностранных туристов — да крестьяне, подобно своим собратьям во всех частях света, бумаге не особенно доверяли, а потому старательно копили серебро (золото могли себе позволить немногие).

Мазур недовольно поморщился: никак не к лицу было советскому человеку, тем более офицеру, принимать от иностранцев денежку, особенно будучи при исполнении обязанностей в официальном порядке. Уж это-то в голову вбито накрепко…

Он машинально отодвинул конверт. Мтанга решительно поднял ладонь:

— Господин полковник, я краем уха наслышан о русской щепетильности в таких делах. У каждого народа свои обычаи… Но ничего не могу поделать: господин президент распорядился платить вам и вашим людям ежемесячное жалованье. Уточнив, что мы, как-никак, цивилизованная страна. Где это видано, чтобы офицеры не получали жалованья? Здесь — жалованье полковника за месяц, разумеется, с соответствующими надбавками, учитывающими ваше положение и круг задач… Расписываться нет нужды: республика в соответствии с указаниями президента старается не обременять себя излишним бюрократизмом.

— У меня свои инструкции… — сказал Мазур, ощущая нешуточную неловкость. — Так что…

— И знать ничего не хочу! — непреклонно сказал Мтанга. — Ваше дело, как с вашими деньгами поступать. Можете их потратить куда угодно, можете, если взбредет такая фантазия, пожертвовать какому-нибудь филантропическому обществу. Господин президент велел вручить вам жалованье… не могу же я принести деньги назад? Господин президент будет в гневе… — на его подвижной физиономии изобразилась нешуточная скорбь. — Вы же не хотите, господин полковник, чтобы я стал жертвой нешуточного гнева Отца Нации? Что вам сделал плохого старый больной черномазый? Господин президент приходит в ярость, когда его приказы не исполняются…

Он неплохо шпарил по-английски, но в отличие от Принцессы учил язык явно не в университетах, а в общении с людьми, опять-таки не обремененными дипломами и, вероятнее всего, моряками — просторечные обороты, морские словечки… Напустил на себя такую скорбь, словно его за невыполнение приказа должны были нынче же вечером расстрелять у забора.

Продолжать дискуссию, отфутболивая друг другу злополучный конверт, было как-то неловко. Поэтому Мазур в конце концов кивнул, сдвинул конверт к себе и в сторону. «Сдам в посольство, и все дела, — подумал он, не особо и мудрствуя. — Посоветоваться с Лавриком, как и положено…»

— Вот и прекрасно, — облегченно вздохнул полковник Мтанга. Его лицо из скорбного стало озабоченным, он чуть наклонился вперед, понизил голос: — Тогда поговорим о более серьезных делах? Господин полковник, что вы думаете обо всех этих выходках? Я о сегодняшнем покушении… да и про другие тоже. Сегодняшнее и прошлое вы видели самолично, наверняка слышали и про прежние три… Что вы думаете, как профессионал?

— Я, собственно, военный…

— Но ваше военное ремесло, как бы сказать, очень специфическое, — усмехнулся полковник.

— Пожалуй, — сговорчиво кивнул Мазур. — Если с моейточки зрения… Все пять покушений — жутчайший непрофессионализм. Такое любительство, что едва ли не смех пробирает. Сегодня у этих двух не было ни малейшего шанса… как и у предшественников. С двумя автоматами против бронированной машины… Клоунада. Разве что тот, с гранатометом…

— Да он сюда же вписывается, — сказал полковник Мтанга. — Саперы самым тщательным образом изучили следы. У него был осколочный заряд. Как мне объяснили, отличное средство против пехоты, разлетается на тучу мелких осколков бритвенной остроты… но против машин генералиссимуса опять-таки бессилен.

— Осколочный? — поднял брови Мазур. — Ну, тогда конечно…

Какое-то время стояло молчание, нарушавшееся лишь размеренным шуршанием лопастей вентилятора. Потом Мтанга произнес без выражения:

— К нам с некоторых пор пытаются влезтьамериканцы. Им в этом не везет. Понимаете, с французами мы живем бок о бок чуть ли не полторы сотни лет. Поневоле за это время изучили их в совершенстве. Прекрасно знаем, как они себя будут вести в той или иной ситуации, их привычки, ухватки, традиции да многое… Это как со львом, знаете. Или со слоном. Я вырос на севере, в саванне, там их до сих пор немало, а уж сорок лет назад… Лев запросто может разорвать, а слон — затоптать. Вот только человек, которого с раннего детства учили, что такое лев или слон, знает, как себя вести, чтобы не попасться зверю. А доводись мне встретиться с этим… Ну, который живет у вас в ваших джунглях, мохнатый, без хвоста, зубищи серьезные…

— Медведь.

— Вот. А попадись мне этот ваш медведь, я бы понятия не имел, как себя вести, чтобы не съел, представления не имею, когда он злится, а когда благодушный и сытый. Понимаете?

— Понимаю, — сказал Мазур. — Вы полагаете…

Полковник молча пожал плечами. С непроницаемым лицом добавил:

— Я не знаю повадок медведя… А как вы полагаете?

Мазур размышлял не особенно долго. Спору нет, иногда и американцы прибегают к совершенно идиотским способам. Как это было с попытками устранить Фиделя Кастро. Оказавшись не в состоянии подвестик Фиделю стрелка и не питая ни малейшей надежды на военный переворот, янки наворотили кучу глупостей: то пытались подсунуть отравленный гидрокостюм, то собирались начинить взрывчаткой раковину на пляже, где Фидель обычно купался, то смазать микрофоны радиостанции каким-то зельем, от которого у Фиделя выпали бы и волосы, и его знаменитая борода. Их высокомудрые психологи, видите ли, считали, что лысый и безбородый Фидель моментально потеряет уважение сограждан. Однако это частности, а в общем и целом…

— Вот американцев я как раз неплохо знаю, — сказал Мазур. — Приходилось тесно общаться, и не раз. Для них это тоже было бы вопиющим непрофессионализмом. Уж что-что, а хорошую снайперскую винтовку и неплохого стрелка они могли бы найти. И бомбы умеют подсовывать. Лично я американского следа здесь не усматривал бы. Для них чересчур уж непрофессионально… — Ему пришел в голову закономерный вопрос: — Вот, кстати, а у вас есть то, что можно назвать проамериканской группировкой? Среди людей… способных влиять на события? В таких случаях ведь мало устранить одного. Нужно еще иметь силу, которая сможет воспользоваться ситуацией…