Изумрудный остров

Когда Килин росла, у нее не было выбора. Она вела кочевой образ жизни, повинуясь желанию матери, опьяненной успехом, славой. Она знала, каково это — быть ограниченной не только объективными обстоятельствами, но и субъективными представлениями родителей, которые уверены, что дают своему ребенку все самое лучшее.

Что, если мать Терезы стала жертвой собственной неосторожности? Женщина, не готовая стать матерью, не доросшая до ответственности за собственное дитя, стремящаяся любой ценой вернуть беззаботность юности, не достойна того, чтобы ее поступок отождествлялся с нравами современной цивилизации. В глазах же Гаррета этот печальный частный случай вырос, чуть ли не до общечеловеческой катастрофы. Если прежде это казалось Килин забавным, то теперь вызывало глубокое сочувствие. Как, должно быть, много планов сопрягал Гаррет с той женщиной, коли ее предательство заставило этого сильного мужчину переоценить так много в своей жизни.

— Парни очень уважают тебя, Гаррет, — заметила Килин.

— Почему ты так решила? Я всего лишь, как ты недавно выразилась, обычный пастух, — рассмеялся он, удовлетворенный тем, что тема сменилась.

— Я сказала так по невежеству. Не стоит припоминать мне это всякий раз.

— Значит, гордая горожанка признает свое невежество?

Килин тепло посмотрела на него. Неожиданно она совсем по-другому увидела Гаррета Кинкейда — ранимого, но отважного, который борется со всем миром за свои хрупкие идеалы. И испытала непреодолимую потребность встать на его сторону.

— Давай начнем заново... — дружелюбно предложила девушка. — Килин О’Доннелл, бездарная дочь талантливой художницы.

Гаррет рассмеялся, но оценил ее инициативу.

— Гаррет Кинкейд, жалкий пасынок мудрого человека.

Они пожали друг другу руки. Подошла жена Патрика и шепнула им:

— Не желаете выпить коллекционного белого вина? Я открою для вас бутылочку.

— Это будет замечательно. — Гаррет признательно кивнул.

Когда женщина удалилась за обещанной бутылкой выдержанного белого вина, Гаррет вновь остался наедине с Килин. И неожиданно не на шутку смутился. По-настоящему интересные для Гаррета женщины неизменно вызывали в нем трепет и преклонение.

Килин не была роковой красавицей в традиционном представлении, но ее выстраданная независимость заставляла окружающих мужчин воспринимать ее с опаской. Тем неожиданнее стало для нее высокомерно-скептическое отношение Гаррета, которое он демонстрировал с первой минуты их знакомства.

После глотка изысканного белого вина, Килин подняла глаза на собеседника. Вся его былая воинственность вмиг исчезла. Перед ней сидел не самодовольный задиристый пастух, а чуть усталый труженик, спокойный и вдумчивый.

— Почему ты так на меня смотришь? — смущенно спросил он.

— Меня не оставляет чувство, что, глядя на тебя, я вижу себя.

Гаррет изумленно поднял брови.

— Ты такой же изменчивый и легко приспосабливаешься к ситуации. Но при этом чувствуется, что ты ведом какой-то высшей целью и не собираешься отступать, даже если мир рухнет.

— Ты хочешь сказать, что я одержимый? — Гаррет рассмеялся.

— Вовсе нет. — Килин покачала головой. — Не знаю, как это назвать. Ты уже несколько дней рядом, но постоянно ускользаешь от моего понимания.

— Интересно, буду ли я для тебя таким же таинственным через неделю-другую? Или ты без сожаления упакуешь вещи, разочарованно махнешь на меня рукой и вернешься в свой обожаемый Дублин?

— Это очень смелое предположение, что я задержусь здесь на неделю-другую, — лукаво проговорила Килин. — Но, признаться, ты меня скорее пугаешь, чем озадачиваешь.

— Пугаю?! Чем же?

— Ты стремишься подчинить себе не только ситуацию, но и человека, — прямо глядя ему в глаза, произнесла Килин. — Не удивлюсь, если некоторые этого не выдерживают.

— Ты чувствуешь на себе мою власть? — спросил ее Гаррет.

— Я чувствую твое желание распространить на меня свою власть, — осторожно ответила Килин.

— И что ты намерена предпринять?

— Пока не знаю.

— А чего хочешь ты от отношений?

— Я не хочу терять той свободы, которую обрела, лишившись неустанного контроля со стороны матери. Но хочу обрести ту цель, которая упорядочила бы все мои усилия и не позволила бы сбиться с пути.

— Это твоя обязанность перед самой собой. Но что ты ищешь в межличностных отношениях?

— Я не уверена, что нуждаюсь в них, — честно призналась Килин.

— И эта мысль явно не делает тебя такой уж счастливой, — подметил Гаррет.

Килин невольно удалось то, что не удавалось ни одной незамужней женщине на острове. Она очаровала невозмутимого Гаррета Кинкейда.

Его пульс учащался, когда он думал о ней. Он переставал дышать, когда видел ее. Это чувство настолько захватило Гаррета, что недоставало сил думать о его названии. Тем более, что в их беседах становилось все меньше и меньше неясностей, которые можно было бы трактовать как романтическую игру.

Они разговаривали о прозаических вещах, обсуждали самые обыденные аспекты бытия. Они даже перестали подтрунивать друг над другом, потому что им обоим наскучило обижать и обижаться даже в шутку. Они вели себя как два серьезных взрослых человека.

Килин с огромным уважением относилась к столь естественному для любящего отца желанию Гаррета всячески обезопасить собственную дочь. Он же с пониманием принимал ее доводы в пользу самоопределения личности.

Былые подозрительность и предубежденность перестали толкать их обоих на острые препирательства. Периодически они встречались, по-прежнему не сговариваясь об этом заранее, а как бы случайно. Прохаживались, беседовали, дружелюбно расставались. И всякий раз Гаррет с дрожью в сердце предвкушал новую встречу с этой рассудительной девушкой. Даже Бэн — неподкупный спаниель Гаррета — проникся к Килин глубоким чувством и при каждой встрече демонстрировал его дружелюбным лаем.

Килин же чувствовала себя обычной горожанкой, пожелавшей провести каникулы в провинции. Общение с Гарретом представлялось ей приятным наполнением однообразных будней на острове. Она не была страстной ценительницей красот природы, чем славилась ее мать. Ее не увлекало изучение фольклора. Она избегала глубоко погружаться в собственные мысли и ощущения. Поэтому периодические встречи с Гарретом были именно тем, что вносило в ее пребывание на острове элемент приятного человеческого общения. И не более того. Гаррет это чувствовал.

Но даже если бы он считал ее одной из тех женщин, которые стремятся обратить на себя его холостяцкое внимание, вряд ли бы он стал что-то предпринимать, тщательно не обдумав этого предварительно.

Килин была благодарна Дэрмоту, который подал ей такую замечательную идею — остаться ненадолго на острове. С того дня она не часто видела его. Этот человек проявлял неизъяснимую деликатность, делая вид, что между ними не было той минуты разоблачающей откровенности. И Килин была глубоко признательна ему за это.

Девушка чувствовала, как целительно действует на нее пребывание на этом острове. Она все меньше и меньше задумывалась над собственным прошлым, так или иначе связанным с фантастически неоднозначной личностью ее матери. Килин четко осознала, что некий этап ее жизни окончательно изжит. Что теперь только от нее зависит, какой станет ее дальнейшая жизнь.

На этом острове ей легко дышалось и свободно думалось. Но в то же самое время Килин отдавала себе отчет, что не создана для сельской жизни. И поэтому ей хотелось побольше узнать о том, что это такое. Ведь иного случая ей не представится...

— Это ведь не овцы? — неуверенно спросила она Гаррета.

Тот сощурился.

— Ты разочарована?

— Я просто думала...

— Ты думала, что я держу овец? Но я никогда не говорил, что держу овец. Дэрмот держит. При необходимости я всегда ему помогаю.

— И ты позволял мне так долго заблуждаться? Не знала, что ты такой коварный, — с укоризной покачала головой Килин.