Страница 29 из 29
Элизабет вздохнула и показала на тетрадь, которую читала:
— Вот тебе еще одна загадка. Читаю с начала этой страницы. Послушай: «Бет взяла серьги, которые я подарил ей, но то ли умышленно, то ли случайно оставила брошь… Может, это знак, что она одумается и вернется ко мне? В любом случае сделаю все возможное, чтобы разыскать ее. Не дай бог, чтобы она уничтожила нашего ребенка. Я так хотел, чтобы у меня был свой ребенок».
Элизабет подняла широко раскрытые глаза.
— Но у него уже был ты…
Куинн, остолбенев на мгновение, вскочил на ноги, кинулся к тетрадям и начал лихорадочно листать. Задержавшись на одной странице, он тихо произнес:
— Вот, нашел. Моя мать познакомилась с Генри и вышла за него замуж на пятом месяце беременности. Она и ее молодой любовник собирались пожениться, но он погиб в автокатастрофе. Генри дал мне фамилию, но, слава богу, я не его сын. — Куинн вернулся к камину и обессиленно опустился в кресло. — Вот такая путаница. А ведь в основном виноват я. Если б я не был таким дураком и не поверил россказням Пери… если б я не подозревал тебя и Генри…
— Если бы да кабы… — отозвалась Элизабет. — Если бы Генри все сказал раньше. Если б мои приемные родители рассказали мне правду…
Куинн поднял мрачное лицо.
— Единственной, кто ни в чем не виноват, оказываешься ты. Ты же и пострадала больше всех. Неудивительно, что ты возненавидела меня…
— Я никогда тебя не ненавидела.
— Ты дважды уходила от меня.
— Я же говорила, это не из ненависти.
— Ну и конечно, не из любви, — со злой усмешкой сказал он.
— А вот тут ты ошибся. — Ей вдруг стало ужасно важно убедить его. — Может быть, я больше никогда не скажу тебе этого, но, верь или не верь, я люблю тебя. Все время любила. Но безответная любовь способна обернуться унижением и горечью… Поэтому было так тяжело оставаться с тобой.
Ровным, невыразительным голосом он спросил:
— А теперь ты собираешься остаться со мной?
— Ты говорил, что хочешь… хочешь, чтобы я осталась, пока жар не утихнет.
— Я передумал. Я не хочу тебя на таких условиях.
— А на каких? — У нее похолодело в животе.
— Хочу на всю жизнь. Хочу, чтобы ты любила меня и была рядом до конца дней. Наверно, я всегда этого хотел, но не мог сказать. Ведь это же безумие — любить женщину, которая…
— Ты любишь меня? — вдруг, не выдержав, перебила она.
— Я по-всякому называл это чувство, но, пожалуй, ничем, кроме любви, его не назовешь… Но ты не ответила. Ты собираешься остаться со мной?
Ей захотелось подразнить его, но, увидев, как напряглись у него шея и плечи, как побелели косточки вцепившихся в подлокотник пальцев, она ответила просто:
— Да.
Он тяжело сглотнул.
— Тогда завтра пойдем покупать тебе кольцо.
— Не надо, у меня уже есть. — Она сняла медальон, подаренный Генри, открыла его и вытряхнула на ладонь прелестное обручальное кольцо из белого золота с чеканным узором. — Когда я ушла от тебя, оно осталось у меня на пальце. Я хотела отослать его тебе, но не смогла…
— Так ты сохранила его? Я думал, ты давно его продала, — сдавленно выговорил он.
Она протянула ему кольцо:
— Наденешь мне его?
Встав на колени, он надел ей кольцо на безымянный палец и поднес ее руку к губам.
— Возлюбленная моего сердца… — Голос у него дрожал.
Обхватив его шею руками, она прижала к груди его голову.
— Помнишь, как ты когда-то называл меня?
— Мое блаженство, моя страсть, боль моя… Ты была всем этим.
— И ты тоже.
— Теперь мы можем изгнать третье чувство — хватит с нас боли. Что же до блаженства и страсти… — Он поднял голову и поцеловал Элизабет. — У нас с тобой вся жизнь впереди.
— И начнется она сейчас? — с надеждой спросила она.
— Немедленно.
Ярко-красное пламя плясало в камине. Раздев Элизабет, Куинн уложил ее перед огнем и, кинув в одну кучу и свою одежду, улегся рядом.
Блаженство и страсть смешались, взлетели и взорвались россыпью раскаленных метеоритов по черному бархатному небу.
Они полежали, не шевелясь, без слов, еще соединенные любовью. Наконец Элизабет нарушила молчание:
— Куинн… Ты простишь Пери?
— А ты?
— Уже простила. Если бы он не прислал тебе ту фотографию, мы не были бы здесь вместе.
— Ну, если так смотреть на это…
— Я слишком счастлива, чтобы смотреть по-другому.
В награду она получила поцелуй.
— А еще о чем ты думаешь?
— Я думала… Если мы даже будем жить в Штатах, ты оставишь себе Солтмарш, правда?
— Разве я смогу отобрать у наших детей их английское наследство? Если захочешь, будем каждый год приезжать сюда.
Она вздохнула.
— Генри уже не узнает об этом.
Куинн крепко обнял ее и, прижавшись щекой к ее волосам, уверенно произнес:
— Он знает.