Отравительница

Катрин Медичи серьезно заболела в Метце. Она знала, что ее считают обреченной. Она улыбалась, видя надежду на лицах людей. Никто не станет оплакивать королеву-мать.

Лежа в постели, она едва замечала врачей и фрейлин. Она не знала точно, где она находится. Иногда ей казалось, что она во дворце Сент-Жермен, что этажом ниже ее муж Генрих занимается любовью с Дианой. В другие мгновения ей казалось, что она скачет по лесу возле Фонтенбло или Амбуазе рядом с королем Франциском, ее свекром, и дамами Узкого Круга.

Затем к ней полностью возвращалось сознание. Она вспоминала, что ее любимый сын Генрих мужественно сражается с армией гугенотов, что безумие короля Карла прогрессирует и что он должен уступить место бра ту, который становится все более достойным трона. Потом она думала о том, что Марго должна скоро выйти замуж. Брак с Себастианом отпал, поскольку Филипп Испанский пожелал женить его на одной свой родственнице; но Марго необходимо выдать замуж, она слишком порочна и чувственна. Она завела нового любовника, о ней ходили скандальные сплетни; кое-кто говорил, что она по-прежнему влюблена в Генриха де Гиза и только гордость мешает ей возобновить отношения с ним, прерванные его женитьбой на Катрин Клевской. Говорили также, что Марго завела нового любовника, чтобы дразнить им молодого Генриха де Гиза; их тлеющая страсть должна рано или поздно вспыхнуть вновь. Первейшей обязанностью Катрин было найти мужа для Марго; королева-мать видела перед собой только мальчика, отец которого обещал отдать его в мужья Марго, когда они еще были детьми. Генрих Наваррский! Тогда его придется вызвать ко двору. Он так же похотлив, как Марго, они составят хорошую пару. Пусть они поженятся и удовлетворяют друг друга — если они способны обрести удовлетворение.

Марго станет королевой Наварры. Этот титул был достаточно хорош для сестры Франциска Первого; он подойдет и для Маргариты Валуа, испорченной маленькой Марго. Если я когда-нибудь встану на ноги, решила Катрин, я немедленно начну переговоры. Когда юный принц Наваррский окажется при дворе, будет нетрудно обратить его в католическую веру, несмотря на наставления матери. Катрин предвкушала очередной конфликт с мадам Жанной:

Ее мысли обратились к другому Генриху, любимому сыну королевы-матери. Она знала, что под Ярнаком шло сражение; Колиньи и Конде являлись противниками ее сына. Два человека-Конде и юный Генрих Валуа — были в опасности; она испытывала нежные чувства к ним обоим. Она получала удовольствия от бесед с галантным Конде, веселым повесой, с удовольствием вспоминала те мгновения, когда он неторопливо целовал ей руку. Но глупо думать о таких вещах. Кому нужна любовь, когда существует власть, за которую надо бороться?

Катрин могла бы помолиться за победу сына, но она не верила в эффективность молитв. Для нее не существовало Бога; была только Катрин, королева-мать, сила, стоящая за троном. Чудеса — это то, что совершается умными людьми вроде нее.

Как жарко в этой комнате! У Катрин потемнело в глазах. Возле кровати двигались расплывчатые фигуры. А, да это король, маленький безумный Карл, и распутная Марго, все еще незамужняя, однако более искушенная в любви, чем многие зрелые матроны. В комнате находились и другие люди, однако Катрин не узнавала их.

Что происходит под Ярнаком? Близился рассвет; скоро начнется бой. Катрин была в холодном поту, она испытывала страх.

Ей хотелось вызвать Космо или Лоренцо Руджери. Но она уже находилась не в комнате, а под открытым небом, где ветер дул ей в лицо. Внезапно она услышала голос сына Генриха; он читал молитву; затем он обратился к своим подчиненным, и Катрин решила, что она, вероятно, находится на поле битвы под Ярнаком.

— Конде… Конде… Конде… — отчетливо доносилось до ее ушей сквозь холодный воздух.

— Конде должен быть убит до заката…

Губы Катрин зашевелились. Только не Конде… не галантный принц. Она не хотела его как мужчину, но он был таким очаровательным, любезным.

Потом она услышала голос самого Конде. Он тоже говорил со своими воинами. Она уловила ноты фанатизма, которые замечала раньше у многих других людей.

— Луи де Бурбон идет сражаться за Господа и страну.

Она, наверно, произнесла что-то вслух; звук собственного голоса вывел ее из забытья, она снова оказалась в палате.

— Мама, — сказал Карл. — Мама, позвать прелата?

Прелата? Значит, она при смерти. Что такое смерть? Начало… новой битвы за власть в другом мире.

Комната потемнела. Катрин вернулась на поле брани. Отчетливо увидела Конде в лучах утреннего солнца, с откинутой назад головой и улыбкой на устах; затем он внезапно упал, она увидела его лежащим на земле, с кровью на губах и застрявшим в горле предсмертным хрипом.

— Смотрите! — крикнула Катрин. — Смотрите, как они бегут! Конде мертв. Он лежит в кустах. Ему уже никогда не встать. Его рана слишком глубока. Конде… о, Конде… его нет на свете. Но Генрих… мой дорогой… Генрих снова одержал победу. Ты выиграл битву. Конде мертв. Колиньи бежал. Ты заслужил все почести, мой любимый, мой дорогой.

Король повернулся к Марго и сказал:

— Она бредит о сражении. Она думает только об этом с тех пор, как ей стало известно, что моего брата сегодня ждет битва.

Марго наблюдала за матерью без жалости и любви. У Марго не осталось этих чувств; она лишь изредка испытывала горечь, мучительное воспоминание, глубокую тоску по человеку, которого она поклялась забыть.

— Конец близок? — спросил король.

Никто этого не знал, однако лица людей были мрачными.

Конец Катрин де Медичи, конец итальянки! Какие перемены это принесет Франции?

Но утром Катрин стало лучше; когда через несколько дней известие о битве при Ярнаке долетело до Метца, приближенные Катрин решили, что победа сына взбодрит королеву-мать и поможет ей поправиться.

Карл, Марго и другие люди подошли к кровати дремавшей Катрин.

— Мама, — тихо сказал король, — сражение выиграно. Генрих снова победил. Конде мертв.

Она радостно, безмятежно улыбнулась; быстро приходя в себя после сильного и длительного жара, она становилась прежней Катрин Медичи.

— Зачем ты разбудил меня и сообщил это? Разве я не знала все заранее? Разве не говорила тебе… словно это уже произошло?

Придворные, сопровождавшие Карла и Марго, переглянулись. Марго побледнела. Карл задрожал. Их мать не была обыкновенной женщиной, заурядной королевой. Она обладала удивительными способностями, отсутствовавшими у других.

Неудивительно, что она внушала им страх, как никто другой на земле.

После радостной вести о победе под Ярнаком странная печаль воцарилась при дворе. Король, ревновавший к брату больше чем к кому-либо на свете, погрузился в меланхолию.

— Теперь, — сказал он юной Мари Туше, — мать будет прославлять его пуще прежнего. Она жаждет увидеть Генриха на троне. О, Мари, мне страшно; она — необычная женщина, все ее желания осуществляются. Она хочет моей смерти; говорят, что если моя мать хочет смерти какого-то человека, его можно считать мертвецом.

Но Мари обняла короля и заверила его, что это не так. Он должен сохранять спокойствие и мужество, не думать о смерти, помнить, что он — король.

Карл пытался следовать совету Мари, но он ненавидел брата. Он отказал ему в пушке, которую просил Генрих; это было глупым поступком, сулившим неприятности. Карл знал, что военные осложнения ухудшат его положение, и смутная опасность, преследовавшая короля, приблизится к нему.

Марго волновалась. Генрих де Гиз сражался с армией католиков; девушка боялась, что его постигнет участь Конде. Теперь, когда Генриха не было при дворе, она могла, причем не рискуя, признаться себе в том, что ее любовь к нему сильна, как прежде. Если Генрих умрет, она не захочет жить. Она часами молилась о том, чтобы он вернулся живым домой, пусть даже к своей жене.

Катрин столкнулась с проблемами. Она окончательно поправилась, но ее мучил Альва, испанский посланник. Он упрекал королеву-мать в том, что она пренебрегла его советами и проявила излишнюю мягкость к гугенотам. Его католическое Величество был недоволен Катрин.