Спираль

Юра оторопело посмотрел на поляну. Пленники, кажется, и не проснулись, молчаливый сторож без особого интереса смотрел в ту сторону, где скрылся звук, в бинокль — а ведь наверняка ночной, подумал Юра, и прицелы у «пятёрок» ночные, он это уже успел разглядеть. Ещё один спящий бандит проснулся было и приподнялся на локте:

— Опять? У, гнида…

— Опять. Спи.

— Дай глотнуть, Тихарь.

— На. — Молчаливый протянул бутылку. — Хорош.

— Спасибо, братан, не дал помереть живым… с меня теперь два глотка…

Упал и уснул.

Седой будет на часах под утро, подумал Юра, а когда этот… Грач? Он попытался вспомнить, но не смог. Зараза. И сон нечем перебить. В армии были таблетки — вставился, и сутки как новенький. В рейдах очень способствовали. Много бы за такую отдал.

Он стал думать о таблетке и о том, каким вольтом был бы сейчас. Но вместо этого возникло ощущение, что ты как будто недавно уснул, согрелся, и вдруг тебя разбудили и выгнали на мороз.

Он потёр одно ухо, потом другое. Не переусердствовать бы, а то будут светиться в темноте. Демаскировать.

Костёр между тем притух. Молчаливый встал, потянулся, перешагнул через лежащих и пошёл к кустикам — отлить.

Сейчас?

Нет. Дождёмся Грача. Будет сразу минус один ночной прицел, что существенно. А этого, молчаливого, надо будет валить сразу после Седого.

Вернулся. Кого-то будит.

Грача.

Ф-фуух… Сразу пришла бодрость.

Конечно, пришлось подождать, пока молчаливый как следует уснёт, а Грача пробьёт на пописать. Но это было совсем другое ожидание.

Вот он встал, отошёл от костра — но не к рекомендованным кустикам, а к ближайшей сосне. Юра видел его в профиль. Бандит расстегнулся, возвёл очи долу, зажурчал. Юра прицелился в низ шеи. «Каштан» при стрельбе задирает совсем чуть-чуть, но — задирает. Дистанция сорок метров. Вторая и третья пули будут в голову.

«Каштан» дёрнулся; клацанье затвора, казалось, переполошит всю округу — равно как и звон упавших на что-то твёрдое гильз.

Не тратя ни мгновения на то, чтобы посмотреть на поражённую цель, Юра развернулся к лагерю, ловя прицелом лежащих у костра. Никто не двигался.

Он выждал минуту и поднялся. Ноги от слишком долгого стояния на одном колене затекли. Он подождал, аккуратно переступая с ноги на ногу, когда кровообращение восстановится.

Потом медленно, ступая на внешние стороны стопы и пробуя землю перед тем, как перенести вес, Юра двинулся к следующему намеченному укрытию. Это дерево стояло у самой тропы и шагах в тридцати от костра. Шаг за шагом… шаг за шагом… есть.

Чёрт. Плохой обзор — две кривые берёзки как раз по директриссе. Надо было лучше смотреть.

Тогда, тогда… Тогда — нагло.

Стараясь лишнего шума всё-таки не производить, он вышел на тропу, подошёл к костру шагов на пять и начал стрелять — как учил когда-то полковник Романов, преподававший на курсах ближний бой, и как ни разу не пришлось стрелять в реальном бою — ну, просто разведка — дело тихое, по возможности незаметное… — стрелять, мгновенно перенося огонь с одной цели на следующую, потом на третью, четвёртую, пятую… это было как тыкать в стол ножом между пальцами, примерно такой же уровень координации… и, в общем, почти получилось.

Седого и Тихаря он пришил сразу, они не успели и дёрнуться, один бандос с винтовкой подскочил, но поймал очередь поясницей и упал в костёр, а вот четвёртый, не поднимаясь, с низкого старта прыгнул каким-то стелющимся прыжком, перелетел через очумевших пленников и залёг вплотную за толстухой в длинном пальто, одной рукой обхватив её за шею, а другой пытаясь нашарить за поясом — что там у него было? Нож, пистолет?

— Замер, козлина, — мрачно сказал Юра, подходя к нему вплотную. — Дёрнешься — завалю.

Тот послушно замер.

— Я тебя специально оставил, — продолжал Юра. — Мне проводник нужен, понял? Но на тебе свет клином не сошёлся, тропа длинная, других найду. Доходит постепенно? Тогда давай — медленно тётку отпускаешь, руки за голову… медленно, я сказал. Молодец. Теперь на спину лёг. Перекатился на пузо. Вот так…

Юра перешагнул через обмякшую тётку, быстро вставил в «Каштан» свежий магазин и всадил в лежащего бандита короткую очередь.

Надо же, обошёлся практически одним магазином…

Так, теперь который в костре… нет, явно мёртвый, но чтобы не так воняло горелым — оттащить. С чего же он помер-то?.. шок? Наверное, пулька брюшную аорту порвала, повезло гаду, не мучился.

Пару полешек в костёр для света… Вот теперь можно заняться и живыми.

Юра достал нож.

— Давайте руки.

И подошёл к Элле. Она была привязана теперь к другому мужичку, не «бухгалтеру»; этот был здоровенный, но рыхлый, дрожащий. Юра перерезал путы. Обе руки совершенно одинаково упали.

— Ну, граждане! Активнее!

Эля показала пальцем на свой рот, потом покачала им. Не могу говорить, догадался Юра. Он сунул нож толстяку, сказал: «Разрезай остальным», сам наклонился к ней:

— Что случилось?

Она показала жестом: помоги подняться. Потом, встав (и покачиваясь), притянула его голову к своей, ухо ко рту. От Эли сильно и остро пахло, и Юра узнал этот запах: политая мазутом падаль. Там, не доезжая немного до ворот бывшего пионерлагеря, или дома отдыха, или чего-то подобного — поставленного на месте старого монастыря, — там стоял этот запах…

— Нам нельзя говорить, — прошептала она еле слышно. — Нельзя говорить и нельзя сходить с тропы.

— Почему?

— Это смерть.

— Но я же их всех…

— Не от них. Но мы все всё видели.

— Что видели?

— Что с человеком делается. Да ты же сам слышал — тут кто-то застонал, и этосразу появилось.

— Шум в деревьях?

— Да.

— Понял. Ладно, молчим и изъясняемся жестами. Это, наверное, из-за той дряни, которой вас обмазали?

Эля кивнула.

Толстяк вернул Юре нож.

Костёр между тем разгорелся. Освобождённые люди молча окружали Юру. Смотрели. Смотрели… странно.

Он откашлялся.

— Я — сотрудник МАБОП, межгосударственного альянса по борьбе с оргпреступностью, — начал он. — Стало известно, что всех вас ведут на убой. Меня послали вас спасти…

В каком-то смысле так оно и было.

— Кто служил в армии?

Поднялись три руки.

— Разберите оружие и патроны. Я сейчас схожу за припасами, это недалеко, и вернусь.

Эля сделала знак: подойди. Юра подошёл и наклонился.

— Убери, пожалуйста, трупы. Страшно. А нам нельзя уходить с тропы… И ещё: следом за нами может идти ещё одна группа.

— Ночью? — не поверил Юра.

— Кто их знает. Они там просто кого-то ждали, поэтому не шли. Злые были. Но ты прав, наверное, — ночью они вряд ли пойдут…

— Понял, всё понял. Ладно, мужики, давайте по-быстрому займёмся трофеями.

Когда убитых освободили от всего, что можно было использовать, Юра волоком оттащил трупы в лес и прикрыл ветками. Вернулся, заодно прихватив автомат и патроны убитого в стороне от стоянки Грача.

— Ждите, я быстро.

Николай Ильич спал, завернувшись в брезент, головой на чемоданчике. То ли услышав шаги, то ли почувствовав свет, он приподнялся на локте, прикрываясь от фонарика.

— Это я, — сказал Юра, для убедительности посветив в лицо и себе; глаза он плотно зажмурил — нужно беречь родопсин. — С бандосами всё, но есть новая проблема…

Он рассказал про невозможность сойти с тропы. Учитель внимательно слушал.

— Что-то краем мозга я об этом помню, — сказал он. — Но поскольку никогда сам дела не имел…

— Я вот ещё что сообразил, — сказал Юра. — Когда Тайва и этот второй парнишка подъехали на телеге, они сказали, что экипаж подан. Так что — они участвовали во всём этом? Они через Бархотку их должны были везти? Или как?

Учитель покачал головой:

— Участвовали? Сами? Не может быть. Телегу пригнали, это да, телега-то и лошадки как раз лешканские, не знаю, где уж они их взяли. Если бы через Бархотку — то, значит, дальше на дрезине… я бы знал. Нет, там что-то другое было. Я тут тоже об этом думал… ну, не только об этом, но об этом тоже. Наши потихоньку помогают лешканам против бандитов, это все знают. Не открыто, но… в общем, помогают. Теперь будут помогать, я думаю, и открыто. Боюсь, что… много крови грядёт.