Победители чудовищ

— Брить бороду — обычай тех, кто живет вниз по долине, — объяснял ему Бродир. — А в наших краях это издавна считалось немужественным.

— Но все же бреются, кроме тебя!

— Ну, видишь ли, они все подражают твоему отцу, а твой отец делает то, чего хочет наша дражайшая Астрид. Она ведь из Дома Эрленда, что стоит у Излучин, и у тамошних людей волосы такие слабые, что их часто срывает и уносит морскими ветрами. Неудивительно, что они бреются: все равно разницы незаметно!

Но даже если не принимать во внимание бороду, Бродир был настолько не похож на отца Халли, что в их родство вообще не верилось. Арнкель был крупный, ширококостный, Бродир же довольно щуплый (хотя с возрастом отрастил себе пивное брюхо), с лицом слегка одутловатым и неправильным («Тоже в Энунда пошел», — вынесла свой приговор Катла). От Арнкеля исходило ощущение внушительной властности, Бродир же совершенно не выглядел властным и ничуть из-за этого не переживал. Несмотря на то что был вторым сыном, он никогда не претендовал на владение одной из меньших усадеб, разбросанных по землям Дома Свейна. Говорили, что в молодости он немало путешествовал по долине; ну а теперь он жил в старом чертоге, трудился в полях вместе с работниками, а по вечерам пил вместе с ними. Напиваясь, он обычно становился шумным, потом принимался шутить, а под конец начинал скандалить. Временами он брал своего коня, Задиру, исчезал на несколько дней, возвращался с безумным взором и принимался рассказывать о том, где он был и что видел.

Вот за эти-то рассказы Халли и любил его больше всего.

Летними вечерами, когда Бродир был еще трезв и лучи заходящего солнца освещали лавочку у входа в чертог, они с Халли сидели, глядя на южный хребет, и разговаривали. Халли слушал про богатые земли в Излучинах, где река течет медленно и лениво, а крестьяне жирны, как и их коровы; он слушал про далекое устье реки, где Дома стоят на больших каменных насыпях, так что во время весенних разливов кажется, будто они плывут по воде, спокойно дымя трубами, точно разбросанные по воде лодки или острова. Слушал он и про притоки в верховьях, где долина заканчивается, упираясь в водопады и каменные осыпи, где трава уступает место щебню и где никто не живет, кроме чечеток и зябликов.

Но в конце концов Бродир неизменно возвращался к прославленнейшему из всех Двенадцати Домов — Дому Свейна, к его вождям, вершителям и законоговорителям, к их раздорам и любовным историям и к тому, кто в каком кургане похоронен. И больше всего он рассказывал о самом Свейне, о его бесчисленных удивительных приключениях, о том, что он творил на горных пустошах, когда туда еще разрешалось ходить, и о великой Битве на Скале, когда он вместе с младшими героями сражался против троввов и изгнал их из долины в горы.

— Видишь вон там его курган? — говорил Бродир, указывая кружкой. — Ну, теперь-то он больше похож на обычный холм, травой весь зарос. Всех героев похоронили так же, как его, на склоне над их Домами. Знаешь, как его разместили внутри?

— Нет, дядя.

— Его усадили на каменное сиденье, лицом к пустошам, и вложили ему в руку меч острием вверх. А знаешь зачем?

— Чтобы внушить страх троввам!

— Да, и чтобы они никогда не забывали об этом страхе. И ведь это подействовало!

— А что, такие курганы стоят вокруг всей долины? Не только тут, у нас?

— От Устья и до Высоких Камней, по обе стороны. Мы все идем по стопам героев и укрепляем границу, как послушные детки. Вокруг долины этих каменных груд не меньше, чем листьев на дереве летом, и каждая груда скрывает под собой какого-нибудь забытого сына или дочь одного из Домов.

— Когда-нибудь я буду как Свейн! — твердо сказал Халли. — Я тоже совершу великие деяния, которые запомнятся надолго. Хотя мне не очень-то хочется кончить свой век на горе.

Бродир привалился спиной к стене.

— Вырастешь — увидишь, что в наше время совершить великие деяния не так-то просто. Где ныне мечи? Одни зарыты под курганами, другие ржавеют на стенах! Нам, никому из нас, больше не дано быть такими, как Свейн…

Он отхлебнул пива.

— Разве только умереть раньше срока. Мы, Свейнссоны, все умираем молодыми. Но это ты наверняка знаешь от матери.

— Нет, она мне ничего такого не говорила…

— Ну надо же! А ведь она так хорошо знает историю! Так она не рассказывала тебе про моего старшего брата, Лейва? Ты не знаешь, что с ним стало?

— Нет.

— А-а…

Он задумчиво заглянул в свою кружку.

— Ну, дядя!..

— Волки его заели в верхней долине, когда ему было шестнадцать. — Бродир потянул себя за нос и фыркнул. — Для волков это была суровая зима, ну а с Лейвом она обошлась еще суровее. На него напали на землях Гестссонов, но стая спустилась с троввских пустошей, и наша семья не сумела доказать, что это вышло по их небрежности… Вот так-то. Потом, опять же, Бьерн из предыдущего поколения…

— Тоже волки?

— Медведь. Задрал его одним ударом, когда он собирал морошку у валуна Скафти. Но ему-то еще повезло больше, чем его отцу, Флоси, твоему прадеду. Вот уж кого постигла печальная участь!

— Какая, дядя? Ну какая?

— Его покусали пчелы. Он опух до неузнаваемости, и все… По правде говоря, не такая смерть, чтобы об этом слагать баллады. Ну-ну, малыш, не вешай носа! Можешь не сомневаться, это хотя бы были необычные смерти.

— Очень приятно слышать!

— Ну да, большинство-то из нас помирают вот через это дело. — Он поднял кружку и выразительно постучал по ней. — Слишком много мы пьем. Судьба у нас такая.

Халли болтал ногами, сидя на скамейке.

— Нет уж, дядя, со мной такого не случится!

— Вот и твой дед, Торир, говорил о том же. А умер именно так — и притом на свадьбе твоих родителей!

— От пьянки?

— Ну, вроде того. Пошел искать нужник и свалился в колодец. Грустная история. Пойду-ка нацежу себе еще кружечку, чтобы поднять настроение. А тебе, мой мальчик, пора баиньки!

В раннем детстве время перед сном было для Халли самым уютным и сокровенным часом, когда он мог спокойно обдумать события дня и все, что узнал за сегодня. Мальчик лежал, накрывшись шерстяным одеялом, и смотрел в окошко в ногах кровати. В окошко видны были холодные звезды над темными глыбами гор. Из чертога доносился гул голосов: там его родители вершили вечерний суд. Когда Катла приходила, чтобы задуть свечу, Халли приставал к ней с расспросами обо всем на свете.

— Катла, расскажи мне про троввов!

В комнатке было темно, только на полке мерцала свечка. Морщины на лице няньки выглядели как борозды на зимнем поле; казалось, будто вся она вырезана из темного дерева. Ее слова долетали до него сквозь наползающий сон:

— А-а, троввы… Лица у них черные, как грязь под валунами… Пахнет от них могилой, они прячутся от солнца… Сидят они под горой и ждут, покуда какая-нибудь неосторожная душа не забредет слишком высоко на склоны. А потом ка-а-ак набросятся! Знай, Халли: стоит сделать хоть шаг за курганы, и они тут же пробудятся и с воплями утащат тебя под землю… Что, глазки слипаются? Ну, дай задую свечку… Что тебе еще, маленький?

— Катла, а ты сама когда-нибудь тровва видела?

— Нет, слава Свейну!

— У-у… Ну а хоть что-нибудь страшное ты видела?

— Никогда в жизни! Конечно, это настоящее чудо и благословение свыше, что я дожила до своих лет, не ведая всяких ужасов. Но знай, что своей безопасностью я обязана не одной только удаче. Нет, я всегда носила при себе могучие обереги, чтобы отвести всякую беду. Каждую весну я осыпаю цветами курганы своих родителей. И еще оставляю приношения возле плакучих ив, чтобы задобрить фейри. Кроме этого, я остерегаюсь яблонь в полдень, не смотрю на тени курганов и никогда-никогда не облегчаюсь рядом с ручьем или ягодным кустом, чтобы не рассердить обитающего там эльфа. Так что сам видишь: своим везением я обязана не только удаче, но еще и благоразумию и предусмотрительности. И если хочешь прожить много-много лет, ты будешь поступать так же. Все, милый Халли, больше ни слова! Я гашу свечку.