Тварь

Проклятье! Только этого не хватало! Если бы сейчас представилась возможность бежать — он не преминул бы моментально ею воспользоваться. Может быть, ему удалось бы свалить с ног сопровождавшего и завладеть его пистолетом. Может, даже удалось бы прорваться через посты у дверей. Правда, пришлось бы стрелять в людей, а к этому Бука не был готов.

Но все это чушь. Потому что проклятый Попугай не дал бы ему уйти. Ни за что. И все, на что еще можно было надеяться, так это на то, что Попугай решит, что попросту обознался…

Дверь камеры с грохотом закрылась у него за спиной. Мебели здесь не было никакой — один лишь деревянный помост, выполнявший роль лавки и кровати. Узкое окошко под потолком забрано в решетку, скудный свет от крохотной лампочки — вот и все, что осталось ему. Впрочем, комендатура блеснула невиданным проявлением гуманизма: минут через пятнадцать в толстой двери открылось окошко и заспанный часовой протянул узнику жестяную кружку с темным сладким чаем и толстый кусок хлеба с кубиком масла. Бука устроился на лавке и стал есть. Зона приучает к определенным способам поведения: если в непонятной ситуации тебе перепадает возможность пожрать — надо жрать, даже если кусок в горло не лезет, и набивать пузо по максимуму. Потому как силы могут понадобиться в самый неожиданный момент, а поесть, может, в этой жизни больше не доведется. Сладкий чай и ароматный хлеб с армейской пекарни выросшему на концентратах Буке казались чем–то невероятным. Ради одной такой жратвы стоило поселиться в «Большом мире». А вот поди ж ты: народ продолжает лезть отсюда в Зону, не брезгуя консервами сорокалетней «выдержки» и паленой водкой, какой угощают в баре «Сталкер». Что ни говорите, а понять это просто невозможно…

За дверью раздались шаги. Бука замер с кружкой у рта. У него появилось плохой предчувствие. Грохнули засовы, открылась дверь, и в камеру вошел давешний капитан, и следом… О, Черный Сталкер! Конечно же, Попугай, чтоб ему пусто было!

Дверь за их спинами тут же захлопнулась, и оба теперь свысока рассматривали застывшего Буку. Причем в глазах капитана появилось совершенно новое выражение.

Интерес. Живой, неподдельный — полная противоположность тому равнодушному взгляду, который до сих пор доминировал на его осунувшемся бледном лице.

— Ну? — произнес капитан, обращаясь к сталкеру. — Ты уверен?

— Он, — хрипло сказал сталкер, сверля Буку взглядом маленьких острых глазок. — Это Бука.

— Тот самый, значит… — задумчиво проговорил капитан.

Бука медленно поставил кружку на грубо окрашенные доски. Это было то, что Маус называл веским словом «попадос»: похоже, он действительно попал. И попал конкретно: шансы выбраться из комендатуры в «Большой мир» таяли с каждой секундой. Собственно, их, шансов, уже не осталось. Все–таки прав был Маус: гнида он, этот Попугай. И, видать, гнидой и сдохнет.

— Что–то не верится, — покачал головой капитан, разглядывая задержанного, как диковинного зверька. — Это за этого парнишку миллиард давали?

— Миллиард баксов, — уточнил Попугай, и глаза его неприятно сверкнули. — Причем только за голову. За тело давали еще десять миллионов — это уже институтские. Понимаете, к чему я это?

— Не совсем.

— Заказ на голову сняли, — пояснил Попугай с плохо скрываемой досадой. — Уж не знаю, кто там был готов раскошелиться — поговаривают, что сами Хозяева…

— Вранье, никаких Хозяев не существует, — отрезал капитан.

— Ну да, ну да, — промямлил Попугай. — В общем, охота на паренька мало–помалу сошла на нет. Повезло ему.

Бука с ненавистью посмотрел на Попугая. Это ведь он, подонок, растрепал тогда о нем и его группе! Обещал же молчать — и сдал, падла! Продажная шкура, одно слово — наемник.

— Так вот, — продолжал сталкер. — Основной заказ сняли, но второй–то остался.

— Так–так… — оживился капитан.

— Ага, — кивнул Попугай. — Институт все еще хочет заполучить его.

— Живым или мертвым? — быстро спросил капитан.

Глазки его забегали, словно подсчитывая что–то в уме, продумывая ходы и подчищая противоречия в документах. В этот момент Бука ощутил себя самым натуральным мясом. Именно так — радиоактивным мясом на продажу. У институтских такой товар идет нарасхват. Говорят, в лабораториях всегда дефицит материала для бесконечных опытов. И сколько бы ни тащили туда артефактов, живых и мертвых мутантов — их всегда будет недостаточно, чтобы проклятые яйцеголовые пресытились наконец материалом, удовлетворили свои бесконечные амбиции. Говорят, в Институте и его филиалах идет настоящая грызня за открытия и сенсации, и большинство Нобелевских лауреатов последних лет взращены на крови сталкеров, добывавших для них ценные образцы.

Осознавать, что ты сам скоро станешь одним из таких образцов, было страшно. Среди сталкеров ходило немало историй о том, что же в действительности происходит в закрытых лабораториях Института. Рассказы эти были слишком жуткими, чтобы поверить в них, но именно сейчас перед глазами возникли те самые картины…

— У меня есть серьезные выходы на администрацию Института, — говорил между тем Попугай. На старого знакомого он даже не смотрел. — Я выполнял для них кое–какие заказы, так что мне доверяют. Думаю, можно будет тихо передать материал им, вопрос с переводом денег тоже отработан. Главное, подчистить следы в комендатуре — чтобы не было лишних вопросов.

— Это будет непросто, — заметил капитан.

— Но это необходимо, — нахмурился Попугай. — Представляете, сколько народа захочет залезть в долю? Не факт, что нас с вами вообще не отодвинут в сторону.

— Это точно, — хмуро сказал капитан, уставившись в стену. — Я что–нибудь придумаю.

— Было бы неплохо, — быстро сказал Попугай. — Если дело выгорит, то профит — пополам.

Бука чуть не взвыл от бессилия и жалости к себе самому. Складывалось ощущение, что его судьба находится в руках этих двоих, и судьба это, по сути, решена. Это было не просто неприятно — от этого кровь стыла в жилах. Еще немного — и воля его будет сломлена, как у барана, которого тащат на убой… Впрочем, оставался последний шанс на то, что его не превратят в овощ и он сможет договориться о более–менее гуманном обращении.

— Сообщите обо мне Антонову! — сжав кулаки, крикнул он.

Но два «бизнесмена» от Зоны, казалось, не замечали его, сжавшегося у их ног: теперь он стал для них лишь «материалом», говорящей разновидностью хабара.

— Он ученый, из Института! — отчаянно крикнул Бука, вскакивая на ноги, подаваясь вперед.

Мощным толчком Попугай отправил его к противоположной стене. Бука кубарем отлетел в угол, понимая, что бессилен против этого крепкого, закаленного в боях и драках мужика. А был еще и капитан…

Он уже был готов смириться, умолкнуть и замкнуться в себе, когда словно по наитию добавил, уже тише:

— Он даст лучшую цену…

Попугай замолчал, посмотрел на Буку, прищурился, вспоминая:

— Как ты сказал? Антонов?

— Да, он доктор наук, руководитель отдела… — Бука нервно облизал губы. Больше всего он сейчас боялся, что оборвется эта тоненькая нить общения — пусть даже с тем, кто был сейчас его смертельным врагом. Пока говоришь с врагом, остаются минимальные шансы выцарапать себе спасение.

— Это который Антонов? Лысый, что ли, тот, что был с вами в баре? В «Сталкере»? Так он жив еще?

Буку перекосило от ненависти: у него еще хватает наглости задавать такие вопросы! Благодаря этой продажной шкуре едва не гробанулась вся группа, а он… Впрочем, сейчас стоило взять себя в руки и отвечать по существу. Ведь только Антонов мог подарить ему шанс на нормальный исход всей этой мерзкой истории.

— Тот самый, — отрывисто сказал Бука. — Он предлагал мне пройти исследование в Институте. Денег обещал.

— Он из какого филиала? Отдел? — быстро спросил Попугай.

— Я не знаю…

— Ладно, выясним, — нетерпеливо оборвал его сталкер, перевел взгляд на капитана. — Может, его дружок действительно замолвит словечко. Главное, чтобы это не оказалось подставой. Но надо что–то решать с его статусом. Лучше, чтобы он вообще никогда в комендатуре не появлялся. Вы меня понимаете?