Фреон

Понял я тебя, анархия. Да вот только рука совсем чужая, не слушается… не схвачу я пистолет. А тут ещё и с ветки я сползаю, равновесие потеряно, руки не держат. Э-эх…

«Пенка, милая, отвлеки тварь. Ну, хоть чуть. Самую капельку. Давай, постарайся, ты ведь тоже это умеешь», — мысленно заорал я так «громко», как только можно.

И Пенка снова закричала. Истошно, громко, но завизжал и контролёр, даже присел на корточки, схватившись облезлыми руками за бугристую башку. И чувствую — отпустило немного. Рука всё ещё не своя, «затёкшая», но смог, смог дотянуться я до «кольта», обхватить рукоятку, совсем не чувствуя её в ладони. Но Пенка, всхлипнув, вдруг замолчала, а контролёр завопил ещё громче, но уже не от боли, а от ярости. И разом ушла в сторону широкая ветка, на которой я сидел, хлестнуло по глазам хвоей, захрустело, треснуло, и земля, покрытая путанкой серой травы и хвойным опадом, вдруг резко и очень больно ударила меня в грудь и лицо, а левая рука, отставленная в сторону, странно, нехорошо хрустнула. Я скатился с холмика, на котором росла сосна, едва не угодив лицом в костёр, и от внезапно накатившей острой боли в руке у меня получилось привстать. Пенка уже не кричала… она тихо застонала, пытаясь приподняться на руках, но контролёр, видимо, пустил на неё всю свою мощь, лишь слегка «заглушив» нас… до поры. А пока он, хрипя от ярости, вразвалку подходил к нашей «иной», уже успев подобрать где-то валун размером с голову. Альбиносы, рыча и щёлкая челюстями, расходились в стороны, не нападая на Пенку, «хозяин», видимо, решил рассчитаться за причинённую боль сам.

Контролёр обрушил валун, метя в голову, но Пенка успела приподнять сгиб боевой руки, и тяжёлый камень, содрав известково-белую кожу на запястье, отскочил в сторону. Мутант злобно заворчал, придавил Пенку к земле и начал бить её клешнятой лапой. И опять крик, задавленный, короткий, но я снова почувствовал себя немного легче.

Пистолет при падении я не выронил.

И за трёхсекундную передышку, пока Пенка из последних сил защищала меня от пси-атаки, я успел оттянуть затвор, сносно прицелиться и отправить две тяжёлые пули сорок пятого калибра в контролёрскую тушу.

Тварь взвыла от новой боли, резко замотала башкой и начала раздирать грудь в том месте, где лоскуты не то бинтов, не то отстающей кожи пропотели красными пятнами. Контролёр углядел нового врага, и от пси-удара помутилось сознание, а рука, уже совсем не моя, начала подносить пистолет к виску.

Но Пенка вдруг вывернулась, ухватила мутанта за шею, после чего с силой отшвырнула его от себя, подпрыгнула и…

Воздух громко, сочно ухнул под мелькнувшей, словно белая молния, правой рукой Пенки. Удар пришёлся поперек спины приподнявшегося на четвереньки контролёра. Звук, с которым надломилось его туловище, напоминал хруст громадного леденца, раскушенного крепкими зубами. Но контролёр был ещё жив, он попытался уползти на руках, подволакивая брюхо, похрипывал, но Пенка нанесла ещё один стремительный удар, снявший, словно топором, половину уродливого черепа. После чего утробно зарычала на собак, оскалив острые зубы и подняв боевую руку. Стая альбиносов, поджав хвосты, начала пятиться, припадая на лапах, после чего все псы кинулись врассыпную.

— Учти, дружище, сейчас будет больно. — Фельдшер ощупал плечо, вздохнул. — Хошь, у меня трамал есть в аптечке, но, брат, после пси-атаки я бы эту синь не советовал. Чревато.

— Перелом?

— Да не… к счастью, кости у тебя, товарищ сталкер, до неприличия крепкие. Вывих плеча, смогу вправить прямо здесь. Но учти, кайфа будет море — связки сильно потянуты, очень даже может быть, что и разорваны, так что приготовься.

— Уф… вправляй. Готов. — Я набрал воздуха в лёгкие и зажмурился.

— Ну… три, четыре…

Вспышка боли была сильной, мгновенной, после которой вся рука начала дико ныть и дёргать, словно один большой флюс.

— У-ууух… вкусно, блин… — прошипел я сквозь сжатые зубы, хотя, признаться, от боли хотелось гаркнуть во всё горло.

— Да. Это ништяк, согласен… Пока поваляйся. Потом, ежели когда «душу» найдёшь, — придави к суставу на минуту. Вывих плеча — штука коварная, бывает с последствиями. Пойду Философа гляну, а то что-то носом парень кровит не переставая. Здорово вам со мной повезло, чуваки. С доктором по Зоне ходите. — Фельдшер усмехнулся, заставил принять какую-то безвкусную пилюлю и направился к Ереси, лежащему пластом.

— Спасибо за жизнь. — Я почувствовал как к руке прикоснулась прохладная ладошка. — Я умирала. Ты помог. Ты спас. Спасибо, Фреон.

— Не за что, Пенка. Квиты мы теперь с тобой. И тебе спасибо, кстати.

— Доктор звал меня Пеночка. Ты можешь звать меня так. Ты теперь не просто нужен. Ты теперь мой друг. Как Доктор. Как Лунь и Хип. Друг. Я найду «душу» для твоей руки и принесу.

— Он тебя не сильно покарябал, подруга?

— Нет. Царапины. Несколько. Сломано одно ребро. Заживёт быстро, для нас это не опасно. Контролёр был сумасшедший. С таким нельзя договориться. У него страшно болела голова от… черное мясо на лице и от боли он давно сошёл с ума. Перестал думать разумом, как я, как излом, как иллюз или контролёр. Он был очень злой. Он ничего не слышал и не говорил разумом. Только убивал. Я не знала, что он такой ходит здесь. И звала собак. А пришёл он. Простите. Это на мой зов он пришёл.

— Ничего. Зона штука непредсказуемая. Всякое случается.

— Это правда. Спасибо. — Ладошка слегка сжала мои пальцы и выскользнула. — Ты хороший человек, сталкер Фреон. И всегда был хорошим. Не думай больше о себе плохо.

Я был настолько удивлён, что даже забыл о боли в плече. Хороший… м-да. С какой, интересно, стороны я хороший? Что жену с её новым мужем пристрелил? Что семью свою на корню загубил на той чёртовой работе? Что даже желание моё — дочь из мёртвых вернуть — фальшивкой оказалось, самообманом, от которого до сих пор невыносимо стыдно перед Доктором и самим собой? Рассказать, как стоял я, хороший человек, тогда в Баре, в тени у дальнего столика, пока Хип просила нас, «друзей» Луня, помочь дотащить её смертельно больного мужика до Болот? Похоже, один только Ересь мне правду сказал в лицо, что я просто сталкерок, готовый душу продать за жирный хабар. И почему тогда Фельдшер, идеалист и, по ходу, честный, светлый парняга, руку мне подаёт, искренне улыбается? Почему мне Манон сказала, что я хороший человек? Где она во мне эту самую «хорошесть» рассмотрела? Лунь тоже за своего считал, и Хип мне улыбалась, а ведь скорее всего, да что там, уверен я, что разглядела она меня в том тёмном углу Бара, и узнала, и потом тихо простила… вот и Пенка туда же…

— Не думай о себе плохо, сталкер Фреон. Теперь я поняла, почему ты нужен.

— Да кому нужен-то?

— Нужен. Всё.

Пенка отошла в сторону, и я, повернув голову, увидел семь слепых псов-альбиносов и с десяток тушканов недалеко от костра. Собаки спокойно сидели, временами лениво почёсываясь, щёлкали зубами в короткой белой шерсти, вылавливая блох. А тушканы по очереди взбирались на дерево, и на верхушке из желтоватой хвои уже выглядывали несколько зверьков, заступивших на «вахту».

— Это… откуда войско?

— Белые псы потеряли вожака. Одни разбежались, другие подчинились. Теперь моя стая. Со мной. Защита. Поиск. Охота. Еда. Дорога.

— Э-э… — Фельдшер отвлёкся от врачевания Ереси. — Ты их… ну… лопать будешь, что ли?

— Нельзя есть тех, кто тебе доверился. — Пенка энергично мотнула головой. — Так делают только контролёры, и это плохо. Их нужно заставить считать вожаком тебя только один раз. Потом ты отпускаешь их мысли, но все собаки теперь твои. Они преданы, пока не умрут или пока не умрёшь ты. Тогда они идут искать другого вожака. Доктор сказал, что нельзя есть тех, кто тебе предан.

— Это… наверно, человека из тебя хотел сделать, да? — «Фримен» поинтересовался без подначки, не желая уколоть — это было видно. Фельдшер, поначалу откровенно дичившийся Пенки, теперь относился к ней иначе: немного настороженно, ещё не полностью доверяя, но уже с интересом и дружелюбным любопытством.