Страница 13 из 19
Он ходит в старой, пропахшей бензином, коже.
Он молится самогону и колесу.
Сказать: брутален? Ну, ладно, пускай брутален.
Втройне – когда не выспится и небрит.
Мои стихи спотыкаются о детали,
Вскрывая его бесконечные сентябри,
Оранжевые, лоскутные – как ни шей их,
А шов ложится грубый и строки трёт.
Когда петля обнимет его за шею,
Мне просто нужно сделаться той петлёй.
Родиться в осень
Она любит невоспитанно, дерзко, буйно острым солнцем выцарапывать на перилах имена людей, с которыми Осень Будет.
Кот Басё
Наша осень играет дурочку, сентябрится, издевается, снимается, издаётся, заполняет собою улицы и таблицы, то готовится к наступлению, то сдаётся первой кровью замочных скважин, густой и ржавой, заливается беспризорностью по канистрам, вызывает недоумение и пожарных, чтобы выступить и под занавес поклониться. Мы наёмники нашей осени. По команде мы повязаны вдохновением и шарфами. Занимая за нами очередь в автомате, обделённые неслучайностью, вы попали под раздачу копыт и крыльев, рогов и нимбов – обязательной атрибутики суицида. Каждый смертный имеет право родиться мимо, просто в осень и без привязки к часам и цифрам. Каждый смертный, включая фары и самых буйных, если функции сохранения заебали, безусловно, имеет право влюбиться в пулю и поймать её на излёте, зажав зубами.
Яна
[каждому из]
Хроники памяти – грязный шлюз.
По-настоящему и надолго
Мальчики любят первых шлюх,
Девочки – первых своих подонков.
Время трезвеет, разводит фарс
В баночке с мыльными пузырями.
Опыт иллюзии лучше нас
Пробует взрослость, соизмеряя
Фокус и выдержку, ловит кадр,
Если пощёчины бьёт прожектор.
Принцип спирали, возврат витка –
Главный по истинам и по жертвам.
Все говорят: у него талант –
Прямолинейный, почти вандальный.
Девочка с именем Не_дала
Тщательно снится тебе годами.
Раньше ты думал: какая блядь!
[Cделав акцент на порок и лживость].
Нынче бестолку усугублять,
Просто не склеилось, не сложилось.
Раньше мечталось: хотя бы раз!
Нынче решение слишком явно –
Вырви из памяти и раскрась,
И назови её имя – Яна.
Главная по тишине
в колени – всем женщинам, что меня берегут
Яшка Казанова
и если осень клюнет меня в висок,
а липкий страх поцелует меня поддых,
принцессы (чей взгляд бесстрастен, а лоб высок)
плеснут на плечи живой дождевой воды,
отпросят, отмоют от прошлых-пришлых-чужих,
очертят круг одним безотрывным "вж-ж-жик",
выберут/назначат главной по тишине.
они всегда меня возвращают мне.
Ближний бой
А тоска [беспочвенна, бесшовна]
Наблюдает из-под капюшона
Как ноябрь проходит отрешённо
Тыльной стороной календаря,
Как из всех щелей немаркой кармы –
Маленьких, уютных барокамер –
Поползли в разведку тараканы
Новые вершины покорять,
Старые – расшатывать и рушить.
Хуета романтикой наружу.
Допусти – и ты обезоружен,
Извлечён из ряда доминант.
Вскрыт, как сберегательная касса.
Можешь сколь угодно зарекаться,
Проглядев, как вышло за лекарством
Время, где на вырост имена.
Можешь пить из блюдца и копытца
Воду/водку. Можешь в них топиться.
Голос, что устал в тебе копиться,
Сядет на холодную иглу
Граммофона, вьющего пластинку.
Там, где жесть сама себя постигла,
Открывает курсы гид по стилю,
Приглашает в новую игру.
Если бред к реальности лоялен,
Ноябри не сходятся краями,
А галлюцинации баянят,
Отрицая время как врача.
Призраки у памяти в обоймах.
Призракам не холодно, не больно,
Призраки известны ближним боем
Вместе с неумением прощать.
Крайний север
... и каждый маршрут по-своему одинаков, и каждый игрок становится подлецом.
Кот Басё
Какое право будет дано словам, когда ноябрь безвременно раскурочен [лишён курка], и нет пустоты короче, чем та, которая хочет тебя сломать? Чем та, которая носит твоё лицо, пока столица носит ошейник МКАДа. Когда в движеньи любой поворот угадан, гораздо злей вращается колесо. А если гордость выстроить в звукоряд, в твоих глазах случается крайний север. Тревожный снег спускается с донесеньем, стучится в двери, требует отворять. Приходят строки, дабы тебя лечить, засыпав ночь, карманы и лобовое, напомнив как мучительно слабоволен один из самых главных твоих мужчин. Обратный путь затянут и узловат, пустой конверт укачивает эпоху.
Теперь, когда тебе наконец-то похуй, какое право будет дано словам?
На прицеле шестого
Отставить иллюзии. Фея в каске. Поскольку для нежности не резон. Ты снова, хороший, в гостях у сказки, укатанный чёртовым колесом. А время не лечится. Время – хроник, которому вынесен приговор. Как_будто_бы_девочка носит броник, читает с айфона до Беговой [не важно – Прилепина или твиттер] и режет цитатами налету. Её наважденья с твоими квиты, кривляясь на графике амплитуд. Она не решила: уйти?/остаться? [Реал с нереалом попробуй, сверь!] Какое блаженное святотатство – любить её осень – из ряда сверх. Какое талантливое кощунство – её без сомнения понимать, когда на прицеле шестого чувства уже назревающая зима. Как_будто_бы_девочка смотрит дальше, туда, где, исполнены женской лжи, рождаются выстрелы.
Неудачник.
И ты ей дословно принадлежишь.
Степень свободы
Бог забывает о тех, кто ясен. Бог забывает о тех, кто тесен для сублимации прочной связи слов из однажды допетых песен. Самодостаточность – зона риска, крайняя степень свободы чести, частная практика сценариста [автор с героем навеки вместе]. Ты принимаешь себя под роспись и задыхаешься от восторга. Сказочный мальчик. Почти подросток. Как бы тебе объяснить, насколько мир равнодушен, лишён режима счастья [постельный режим опустим]. Ты не послушаешь, одержимый психоделическим захолустьем вечной любви [и чего-то кроме], тотчас решивший в него сорваться. Может быть, трасса тебя не тронет, может быть, душу возьмёт авансом. Путь твой опасен, но так заманчив, чтобы окончиться и начаться.
Мальчик разбился. Разбился мальчик. Ночь отвернулась, шепнув: "На счастье".
Писать тоску