Не ищи оправданий

Насмешливо скривив рот, он проводил ее до порога:

— Ты не хочешь, чтобы они волновались?

— Именно так. — Она повернулась и улыбнулась ему. — Я искренне надеюсь, Джонатан, что ты примешь правильное решение.

Даже если это решение заставит его уехать далеко от нее, в Америку. Даже если она никогда его больше не увидит!

Она плохо спала и совершенно не выспавшаяся спустилась в кухню рано утром, разбуженная ароматом свежего кофе. Было половина седьмого, но отец уже поднялся.

Увидев ее, он улыбнулся:

— Ты рано встала, дочка.

— Я не могла устоять перед запахом твоего кофе.

Она налила себе чашку и села за стол напротив отца.

— И это единственная причина? — мягко спросил он.

Тори нахмурилась. Что он имел в виду? Она плохо выглядит? Заглянув в зеркало, она заметила, что очень бледна.

— А что еще может быть?

— Сегодня спозаранку забегал Джонатан, — сказал отец.

Тори взглянула на него.

— Джонатан забегал?..

Должно быть, он тоже не мог заснуть. Отец кивнул и озабоченно наморщил лоб:

— Он был здесь без четверти шесть. Я как раз пошел в сарай, чтобы посмотреть, как там ягнята.

Отец вставал обычно очень рано, но в это время он, как правило, еще спал. Только забота о больном ягненке могла поднять его в такую рань.

— Джонатан улетел, Тори, — тихо проговорил отец.

— Улетел? — переспросила она. — Куда?

— В Лондон. На семичасовом самолете.

Тори почувствовала, как кровь отлила от щек. Она недоверчиво уставилась на отца.

— Джонатан улетел? И даже не попрощался?

— Нет, он попрощался, — ответил отец. — Именно поэтому он и заехал к нам по дороге.

Отец взял со стола большой коричневый пакет.

Тори невидящим взглядом уставилась на него. Неужели Джонатан действительно уехал!

Она, конечно, надеялась, что он задумается над ее словами и вернется в Америку, но… Он должен был хотя бы попрощаться!

— Ты будешь открывать, Тори? — спросил отец, видя, что она застыла на месте.

Тори смотрела на пакет, боясь прикоснуться. Что Джонатан мог ей оставить? Для прощальной записки пакет великоват!

Трясущимися руками она взяла пакет у отца, распечатала его и вытряхнула содержимое на стол.

Нотные страницы! Очень много!

— Вот, возьми. — Отец, протянул ей небольшой конверт, который выпал последним.

Тори уставилась на конверт. Что там? Слова прощания! Что же еще?

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

— Родители еще не приехали? — слегка охрипшим от волнения голосом спросила Тори Стивена, глядя на его отражение в зеркале — он стоял у нее за спиной в театральной уборной. Тори в последний раз оглядывала себя. В ее облике не осталось ничего от Виктории Кэнан, в зеркале на нее смотрела семидесятилетняя старуха — в начале пьесы пожилая певица на смертном одре должна была вспоминать молодость, свою жизнь и сценические успехи. Тори была в гриме и поэтому не хотела, чтобы родители видели ее до спектакля. А кроме того, она отчаянно волновалась, у нее даже стучали зубы.

А вдруг она упадет, едва откроется занавес? Или беспомощно застынет на месте? Пропадут месяцы утомительных репетиций, а ведь столько времени потрачено, и не только ее времени. Что, если она подведет Стивена?

За последние шесть месяцев она привыкла к Стивену, пятидесятилетнему толстячку. Он был не только любящим мужем, чудесным отцом и дедушкой восьми внуков, но и великолепным профессионалом сцены, не терпевшим в искусстве халтуры. Только бы он не списал ее со счетов сразу после спектакля! Потому что за эти полгода Тори поняла: она устала от постоянных гастролей, ей надоела бродячая жизнь, ей хотелось иметь свой дом.

— Твои родители прошли в ложу, — сообщил Стивен и решительно положил ладони ей на плечи. — Перестань волноваться, все будет хорошо.

Она повернулась к нему и благодарно улыбнулась.

Последние шесть месяцев были для нее самыми трудными в ее карьере. Она и не предполагала, сколь масштабной окажется работа. Стивен был очаровательнейшим человеком и очень строгим режиссером.

— Там у них в ложе… есть еще кто-нибудь? — спросила она, стараясь не смотреть Стивену в глаза.

— Пока нет. — Он ободряюще сжал ей плечи. — Но еще есть время, до начала десять минут.

Она была благодарна ему за поддержку. Шесть месяцев назад Джонатан оставил ей ноты и уехал так внезапно, что они не успели ни о чем договориться. Ей пришлось общаться с ним через адвокатов, поскольку она решила использовать его музыку для нового спектакля. Ответа пришлось ждать долго, и наконец он прислал короткую записку с разрешением. На сегодняшнюю премьеру она послала Джонатану два билета, хотя в глубине души была почти уверена, что он не приедет. Он даже не ответил на приглашение.

И все-таки она надеялась.

— Прекрасные цветы, — заметил Стивен, кивая на букеты, которыми была завалена гримерка.

Цветы были от друзей, поклонников, от родителей, даже от Руперта. Не было только от Джонатана.

Опять Джонатан! Она должна выкинуть его из головы, если не хочет провалиться.

— Осталось пять минут, Тори, — напомнил Стивен, — я пойду. Не волнуйся, все будет отлично! — Он ободряюще улыбнулся.

Тори принужденно засмеялась. Сегодня она подводит итог тяжелого шестимесячного труда. Да, Джонатан не пришел. Но пришли родители, напомнила она себе, выходя на сцену и устраиваясь на больничной койке. Она очень многим обязана им и ради них должна сыграть свою роль блестяще.

Она успокоилась, как только поднялся занавес. Роль была сложная и интересная, надо было сыграть жизнь певицы — с двадцати до семидесяти лет. Тори забыла обо всем на свете.

Эмоциональный финал — семидесятилетняя умирающая актриса наконец соединяется с человеком, которого полюбила пятьдесят лет назад, но которым пожертвовала ради карьеры. Зал замер, потом разразился оглушительными аплодисментами, от которых задрожали стены.

Тори не помнила, сколько раз поднимался и опускался занавес, она выходила вместе со Стивеном на авансцену, и восторженные зрители не хотели отпускать их.

Во время последнего выхода ей вручили огромный букет из разных цветов и еще один – из алых роз. Обливая счастливыми слезами душистые бутоны, она взглянула на ложу, где сидели родители. Мать плакала, отец улыбался.

Тори помахала им рукой.

Актеры радостно целовались, поздравляя друг друга с успешным завершением премьеры.

— Ты молодчина, Тори! — воскликнул Стивен, подхватывая ее на руки и кружа. Розы смялись.

— Мы все молодцы, — возразила она, — а без тебя вообще ничего бы не было.

— Это наша общая удача! — Стивен выпустил ее из объятий. — Теперь пьеса не сойдет со сцены несколько месяцев.

Да, это был успех! Настоящий успех! Никогда прежде она не была так счастлива. Не хватало только одного…

Хватит ей думать о Джонатане! Он даже не позвонил! Вероятно, все, что было на острове, ничего для него не значило и он просто забыл.

Значит, и она должна забыть.

Правда, это легче сказать, чем сделать. Тори вошла наконец в свою уборную и села перед зеркалом. Ей показалось, что ничего не было, что прошло всего несколько мгновений с тех пор, как она вышла на сцену. Но прошло целых два блистательных и необыкновенных часа! Невероятно!

За спиной мелькнула тень и отразилась в зеркале. Тори вскрикнула, когда ей на шею легла рука, она в ужасе повернулась.

— Не пугайся, — прозвучал до боли знакомый голос, и Джонатан выступил из тени, — я пришел с мирными намерениями.

Тори смотрела на него словно на привидение.

Джонатан добродушно улыбнулся, серые глаза сияли. Он был в вечернем костюме и белоснежной сорочке — все такой же элегантный и мужественный.

Он оглядел охапки цветов, губы у него дрогнули, когда он увидел помятый букет алых роз.

— Тебе не понравились мои цветы? — спросил он.

Потрясенная Тори машинально взглянула на помятые розы. Ей и в голову не пришло, что эти розы от Джонатана.

— Неужели ты решила, что я забуду о твоей премьере! — шутливо проговорил он.