Страница 41 из 48
Я ответил, что Коссиний пал в сражении.
— Ты лжешь, гнусный раб! — заорал Вариний, раскрасневшись от гнева. — Коссиний могуч, как Геркулес! И бесстрашен, как лев. Он не мог погибнуть от рук такого жалкого отребья. Не мог! Не мог!..
Вариний принялся хлестать меня по лицу рукой. Я заслонялся руками и пятился назад, но стоявшие у меня за спиной стражи грубо пихали меня в спину, подталкивая к Варинию.
— Этого ублюдка пока не убивайте, — немного остынув, сказал Вариний, кивнув на меня. — Распните его на кресте, но используйте веревки, а не гвозди. Не давайте ему ни пищи, ни воды.
Вариний громко рыгнул, взял со стола чашу и отпил из нее. Недобрый взгляд претора метнулся к Фотиде.
— Эта шлюха тоже убивала римских граждан? — Вариний взглянул на декуриона Вибиния, ткнув пальцем в Фотиду.
— Не знаю, — ответил тот. — Хотя у этой девки имелось вооружение, шлем и панцирь, как и у прочих рабов-лазутчиков, перебитых мною в Приверне.
— Ясно! — изрек Вариний, с хищным прищуром разглядывая Фотиду. — Уверен, на ее руках кровь многих римских граждан. Отдать ее на потеху легионерам из пренестийской когорты в знак благодарности за их заслуги.
Фотида побледнела, но не произнесла ни слова.
Я бросился на колени перед Варинием, умоляя его пощадить Фотиду. Я говорил ему, что очень много знаю о войске восставших и о замыслах Спартака, что готов все это выложить Варинию, только пусть он отпустит Фотиду на свободу. Я был готов разрыдаться от отчаяния, но если бы двое стражей не держали меня за одежду, то у меня хватило бы силы и сноровки одним прыжком добраться до Вариния и свернуть ему тонкую шею.
— Гляди-ка, Вибиний, — рассмеялся претор, обнажив редкие кривые зубы, — а этот ублюдок, похоже, сильно влюблен в эту кудрявую шлюху. Вздерните его на кресте там, где стоят палатки пренестийской когорты. Пусть он увидит, как мои легионеры будут поочередно насиловать его подружку. Ха-ха!
Мое отчаяние сменилось бешенством. Я вырвался из державших меня рук и бросился на Вариния, даже успел вцепиться пальцами ему в волосы и подбородок. И вдруг — удар по голове сзади. Свет погас в моих глазах, ноги мои подломились…
Очнулся я от боли в суставах рук и еще от холода. С ужасом я обнаружил, что руки мои прикручены ремнями к перекладине, прибитой к столбу, вкопанному в землю. К этому столбу были привязаны за щиколотки мои ноги. На мне не было ни клочка одежды. Струи ветра обдували меня, пронизывая насквозь каждую клеточку моего организма.
Трое легионеров только-только закончили свою работу, утрамбовывая ногами глинистую землю вокруг вкопанного креста, рядом на траве валялись три лопаты. Легионеры перекидывались какими-то шутками, смысл которых совершенно не доходил до меня, продрогшего и беспомощного, распятого на трехметровой высоте.
Однако мои телесные страдания были ничем по сравнению с душевными муками. Перед моим взором открылась страшная картина. В загоне для мулов, огражденном жердями, позади длинного ряда походных палаток, на ворохе сена какой-то легионер насиловал обнаженную связанную Фотиду. У входа в загон толпилось не меньше сорока легионеров в коротких серых туниках и красных плащах, слышался гомон и смех. Воины, толкаясь и споря, бросали жребий, кому из них быть следующим. Всем хотелось поскорее насладиться прелестями красивой мятежницы.
Вот один насильник встал с распростертой на сене Фотиды, отошел в сторону, оправляя на себе одежду, а его тут же сменил другой, навалившись на беспомощное женское тело с раскинутыми в стороны длинными полными ногами, отливающими нежной белизной внутренних поверхностей бедер. Кто-то из легионеров утолял свою похоть быстро, всего за несколько минут. Кто-то занимался этим долго, выпивая по капле из этой чаши наслаждения. В загоне успело побывать не меньше пятнадцати человек, когда вдруг заморосил дождь. Толпа легионеров подхватила на руки полубесчувственную Фотиду и унесла ее в ближайшую палатку.
Трясущимися от холода губами я просил Бога и Сатану послать мне скорейшую смерть. Я то умолял, то требовал смерти, перемежая свои просьбы бранными словами. Я вглядывался в проплывающие по небу мрачные облака, ища в просветах между ними Божественный лик или крылатого ангела. Дождь все усиливался. Из меня прорвались рыдания, вызванные не столько отчаянием, сколько бессильной злостью. Мое физическое существование казалось мне нестерпимой мукой, тело мое сотрясалось от дрожи, от боли в растянутых суставах у меня темнело в глазах. Смерть казалась мне лучшим избавлением от этого мучительного кошмара! Во мне не было ни тени страха перед дыханием Смерти. Не было никакого страха, но и смерти не было тоже. Сознание мое мутилось. Я уже не чувствовал пальцев на руках и ногах.
Под хлещущим дождем во мраке мигают огни факелов — это римские дозорные обходят лагерь по всему периметру.
Но что это? Движение, суматоха. Темная масса людей, переливаясь через ров и вал, врывается в римский стан. Беготня легионеров между палатками. Где-то с грохотом падают щиты. Раздаются сигналы боевых труб. Тревога! Опасность! К оружию!..
Раздается чей-то отчаянный крик:
— Спасайтесь! Гладиаторы в лагере!
И вот уже весь римский стан объят смятением, наполнен топотом ног, лязгом оружия и воплями умирающих. Дождь не утихает. В свете факелов блестят металлические шлемы легионеров и щиты воинов Спартака облитые небесной влагой. Сверкают мечи, топоры, острия копий… Кругом хаос! Неразбериха! Смерть!
Я созерцаю происходящее, вознесенный по воле злого рока выше всех. Слезы текут у меня по щекам — слезы радости. Вот она награда за мои страдания! Вот оно возмездие претору Варинию за его жестокость!
Прямо подо мной по проходу между стоявшими рядами палаток гурьбой бегут легионеры, отбиваясь от наседающих на них гладиаторов. Я слышу голоса воинов Спартака. Они начинают раскачивать вкопанный в землю гигантский крест, крича мне, что мое спасение пришло вовремя. Крест был вкопан на совесть и не поддавался усилиям человеческих рук. Тогда гладиаторы встают на плечи друг другу, перерезают ножами путы на моих руках и ногах. Меня, посиневшего от холода, осторожно опускают на землю и укутывают плащами.
Надо мной склонился Брезовир:
— Андреас, дружище! А мы тебя потеряли. Рес просто места себе не находит!
— Фотида… — шепчу я, приподняв голову. — Брезовир, найди ее. Она здесь, в лагере. В какой-то из палаток пренестийской когорты, тут рядом.
Я пытаюсь подняться и теряю сознание.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
«СИЛЕНЦИУМ!..»
Снедаемый жаром, я лежал в постели укрытый овчинными шкурами. Подле меня суетилась Эмболария, приготовляя целебные снадобья. В школе гладиаторов Эмболария научилась не только владеть оружием, но и познала кое-какие секреты врачевания.
Я то и дело порывался встать, чтобы пойти навестить Фотиду, которая находилась в соседней палатке.
— Лежи тихо! Успокойся! — ворчала на меня Эмболария, не позволяя мне покинуть ложе. — Фотида все равно сейчас без сознания. Ты не сможешь поговорить с ней. К тому же у Фотиды сейчас лекарь, не нужно мешать ему.
— Ты же видела Фотиду, — слабым голосом промолвил я. — Скажи, как она?
— Что тут скажешь, Фотида в ужасном состоянии! — мрачно обронила Эмболария, не глядя на меня. — Смотреть страшно! На, пей! — Эмболария подала мне чашу с лекарством.
Я залпом выпил целебное зелье и сморщился от его неприятного вкуса.
— Надеюсь, ты не из навоза приготовила это? — бросил я самнитке.
— Не из навоза, — ответила Эмболария, забирая у меня чашу. — Теперь постарайся заснуть, так ты сможешь победить жар.
Я закрыл глаза.
Но тут в палатку вошел Рес в панцире и шлеме, с мечом у пояса.
— Вот ты где! — радостно воскликнул фракиец. — Я обежал пол-лагеря, разыскивая тебя!
Эмболария принялась выталкивать Реса прочь, говоря, что мне нужен покой и крепкий сон.
— Где Вариний? — спросил я. — Он убит или пленен?