Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 39 из 48



С Криксом согласились все военачальники-галлы, имевшие не по одной наложнице. Их общее мнение выразил Брезовир.

— Римляне, в отличие от нас, имеют дом и семью. Всякий римлянин также может в любом городе пойти в лупанар и купить себе на ночь блудницу, — сказал он. — Богатые римляне могут позволить себе иметь сколько угодно красивых рабынь для ублажения своей похоти. Мы же, обретя свободу и сражаясь за нее с римскими легионами, лишены семей и крова. Дом и семью нам, бывшим рабам, заменяет наш походный лагерь. Свобода без обычных жизненных удовольствий превращается в некое безрадостное и бессмысленное существование. Нельзя требовать от наших воинов соблюдения дисциплины, ничем не поощряя их за это. Если римляне, вступая в войско, присягают своему государству, которое и карает их за мародерство, то мы, гладиаторы, никому не присягали. Наша война с Римом есть просто способ выживания в этой враждебной для нас стране.

— К чему приведет наше милосердие, Спартак? — вторил Брезовиру Ганник. — Если римляне все же разобьют наше войско, то всех нас ожидает смерть на поле битвы или на кресте. Римлянам будет совершенно неважно щадили мы женщин в захваченных городах или насиловали всех подряд. Мы беглые рабы, поэтому считаемся для римлян людьми вне закона!

Кто-то из военачальников, поддерживая Спартака, упомянул про беглых невольниц, занятых приготовлением пищи и врачеванием раненых. Среди этих женщин немало таких, кто имеет любовную связь с кем-то из воинов Спартака. Эти отношения не предосудительны, ибо создают хоть какое-то подобие семей в гладиаторском войске. Поэтому беглых рабынь следует и впредь принимать в войско восставших, а для плененных римлянок здесь совсем не место, поскольку издевательства над ними развращают воинов.

— Любая безнаказанность порождает бессмысленную жестокость и неповиновение начальникам, — сказал самнит Арезий. — Я полагаю, нам еще рано думать об удовольствиях, так как сегодня мы воюем с бездарным претором Варинием, а какой римский полководец придет ему на смену — неизвестно. Одна-единственная проигранная нами битва может обратить в ничто все наши прошлые успехи.

Соглашаясь с Арезием и теми вождями, кто разделял его мнение, Крикс все же продолжал стоять на своем.

— Беглых невольниц в нашем обозе конечно много, но не настолько, чтобы все наши воины смогли подыскать себе супругу среди них, — молвил Крикс. — Я рад за тех наших братьев, и за Спартака в том числе, кому посчастливилось обрести любимую женщину среди этих опасностей и тревог. А как быть мне? Как быть тем из наших воинов, кто до сих пор не познал любви с той единственной и желанной?.. Кто-то из этих людей, а может, и я сам, в скором времени, возможно, будет убит в сражении. Зная об этом, многие наши люди и отваживаются на бесчинства, спеша мстить рабовладельцам и вкусить недоступных доселе наслаждений. Разве они виноваты в этом? Но даже если и виноваты, то разве они не заслуживают снисхождения?

— Нельзя лишать людей, сбросивших рабские цепи, тех немногих удовольствий, коих они заслуживают своим мужеством и кровью, — заявил Каст, взявший слово после Крикса. — Наши воины, в отличие от римлян, не получают жалованье и награды за доблесть. Так неужели мы лишим их возможности обладать пленницами, объявив это преступлением. Я вот, к примеру, не ищу взаимной любви, мне просто хочется спать с наложницами. Так, значит, я преступник, что ли?

Не желая накалять страсти, Спартак решил прибегнуть к голосованию, дабы мнение большинства стало определяющим в этом споре. Тридцать военачальников проголосовали поднятием рук. Перевес оказался на стороне тех, кто не желал удаления пленных римлянок из обоза.

Спартак был вынужден смириться с мнением большинства, хотя и сделал это неохотно.

Совет еще не закончился, когда в шатер вбежал самнит Клувиан. Ему было велено Спартаком осуществлять скрытное наблюдение за войском Вариния, укрывшемся в Капуе.

— Легионы Вариния вышли из Капуи и двигаются прямиком на Ауфидены, — сообщил Клувиан. — Вариний осмелел, пополнив свое войско капуанцами. Из Кум и Неаполя к Варинию пришли конные отряды.

Спартак принял решение без промедления выступить навстречу Варинию.

* * *

Конный дозорный отряд, в котором находились я, Рес и Фотида, двинулся в путь, едва прозвучал сигнал сниматься с лагеря. Лоллия приболела, поэтому Рес не взял ее с собой. Наш путь лежал к верховьям реки Вольтурн. Оставив в стороне городок Аллифы, наш отряд перешел вброд реку Вольтурн и оказался на дороге, идущей в Самний через Ауфидены. По сообщению Клувиана, легионы Вариния устремились из Капуи на восток именно этим путем.

В этой части Кампании было относительно спокойно, поскольку восставшие рабы сюда еще не добрались. Жители деревень, мимо которых мы проезжали, не скрывали того, что здесь недавно прошло римское войско по направлению к Аллифам. Рес и я пребывали в недоумении, ибо, двигаясь от Аллиф, наш отряд не встретил ни одного легионера.



Добравшись до городка Калес, мы выяснили, что войско Вариния, оказывается, стояло здесь на отдыхе и ушло отсюда двумя колоннами часа четыре тому назад. Пехота и обоз римлян ушли по дороге на Казин, а конница ускакала по дороге на Аллифы.

«Зачем Вариний разделил свое и без того небольшое войско на два отряда? — недоумевал я. — И как мы смогли разминуться с римской конницей на Аллифской дороге среди бела дня?»

Рес высказал довольно верное предположение. На Аллифской дороге мы видели две отходившие от нее проселочные дороги. Скорее всего, римская конница свернула на один из этих боковых путей. Рес вызвался отыскать конный римский отряд, а мне предстояло скакать к Казину, чтобы держать легионы Вариния в поле зрения днем и ночью.

Я был благодарен Ресу, который, как всегда, взялся за более трудное дело.

Опустившаяся ночь замедлила бег наших коней. К тому же пошел сильный дождь, а с северо-запада задул пронизывающий ветер. Мои всадники шагом тащились по дороге мощенной камнем, шум ливня заглушал цокот копыт. Заметив в ночи далекие огоньки какого-то жилья, я велел двум воинам отправиться на разведку. Это был явно не Казин, до которого было гораздо дальше.

Разведчики, вернувшись, сообщили мне, что у нас на пути лежит городок Приверн, рядом с которым протекает одноименная река. Римского войска в Приверне нет. Колонна легионеров Вариния миновала этот городок едва начало смеркаться.

«Значит, легионы Вариния еще не добрались до Казина, — подумал я. — Непогода вынудит претора сделать остановку в пути. Что ж, тогда и нам нету смысла спешить!»

Я решил переждать ливень в Приверне где-нибудь на окраине, а утром выступить вдогонку за Варинием.

Мои воины, усталые и продрогшие, постучались в первый попавшийся дом у дороги, обсаженный стройными кипарисами. Хозяином дома оказался какой-то стеклодув, семья которого уехала в Кумы подальше от опасностей войны.

Оказавшись в тепле под надежной крышей, я с удовольствием ощутил, что меня уже не хлещет дождь и холодный вихрь не пронизывает насквозь мое измученное тело. Мои люди поставили лошадей под навес, осмотрели весь дом. Кроме толстяка-стеклодува и его немолодой служанки, здесь больше никого не было. Я и мои воины расположились возле пылающего очага.

Служанка принесла амфору с вином, ее хозяин принес для нас чаши и корзину фруктов.

Я пил вино и ел сладкие сочные груши, наслаждаясь теплом и покоем.

Стеклодув конечно же догадался, кто мы такие и зачем следуем по пятам за римским войском. Однако он ни в малейшей степени не проявил к нам неприязни или недовольства нашим визитом. Вежливо улыбаясь, этот совершенно безобидный на вид толстячок отвечал на все наши вопросы и старался угождать каждому из нас.

Я велел запереть входную дверь на засов, а стеклодува и его служанку приказал посадить под замок в одной из дальних комнат до утра. Один из моих воинов заступил на стражу, а все остальные легли спать в помещении, где горел очаг.