Страница 10 из 14
– Какое? – спросил правитель.
– Ты должен за час жениться на мне, – ответила девушка.
– Юная леди, – ответил он. Я не могу выполнить твое желание, потому что у меня уже есть честная жена, родившая мне сегодня сына и дочь. Я не умру до тех пор, пока Благой Бог не решит, что пришла моя пора. Тем не менее я прекрасно знаю, кто ты. Лучше я умру на месте, чем женюсь на корригане.
Вскочив на своего коня, правитель развернул его и помчался вон из леса. Приехав домой, он почувствовал, что болен. В воротах замка стояла его мать, решившая, что должна лично рассказать ему о том, какое радостное событие произошло с его женой. Но, не поднимая глаз, он обратился к ней со словами, которые так часто встречаются в фольклорных историях всех народов:
– Милая мама, если ты любишь меня, постели мне постель. Я смертельно болен. Не говори ни слова моей жене, потому что через три дня меня положат в могилу. Я встретил корригану, и она наказала меня.
Через три дня молодая супруга спросила свекровь:
– Скажите, мама, почему звонят колокола? Почему священники так громко молятся?
– Ничего не случилось, дочь моя, – ответила пожилая женщина. – Этой ночью умер бедный незнакомец, который жил здесь.
– А где правитель Нанна? Мама, где он?
– Он уехал в город, дитя мое, и скоро он вернется к тебе.
– Мама, давайте поговорим о чем-нибудь хорошем. Какое платье: красное или голубое – мне лучше надеть в церковь?
– Ни то ни другое, дочь моя. Мода изменилась. Теперь все носят черное.
Влекомые повествованием, мы попадаем в церковь, куда молодая жена отправилась, чтобы поблагодарить Господа за то, что Он подарил ей детей. Она увидела, что семейная усыпальница открыта, и в ее сердце поселился ужас. Она еще раз спросила свою свекровь, кто все-таки умер, и пожилая женщина в конце концов вынуждена была признаться: совсем недавно похоронили правителя Нанна.
Той же ночью молодую супругу погребли рядом с ее возлюбленным мужем. Местные крестьяне рассказывают, будто над могилой выросли два деревца, ветви которых тесно переплелись между собой.
В глубине озера Тегид, в Уэльсе, жила Керидвен, богиня плодородия, у которой был волшебный котел – неотъемлемый признак божества изобилия. Подобно Деметре, ее связывают с безвредной свиньей, символом многих богинь-матерей, которая сама по себе олицетворяет плодородие. Как и корриганы, Керидвен ассоциировалась с водой, благодаря которой растет все живое. Конечно, христианская религия превратила эту потерявшую доверие своих приверженцев богиню в злобное существо, единственной целью которого было уничтожить душу человека. Возможно, с корриганами и Керидвен связана Тридван, или святая Тридвана, почитаемая в Ресталриге, недалеко от Эдинбурга. Там верили, будто она владеет одним из колодцев, к которому неустанные пилигримы на протяжении многих веков приносили подношения.
Существует множество историй, в которых говорится о том, как корриганы похищают детей, оставляя вместо украденного ребенка уродца. Но корригана была больше волшебницей, чем ужасным существом. Мановением своей волшебной палочки она могла превратить укрытие из листьев, где жила, в подобие зала замка, который несчастный странник, соблазненный ею, после скитаний по чаще принимал за рай. Этот воображаемый замок или дворец она наполняла всем, что могло порадовать глаз, и, когда обреченный странник садился, пораженный ее красотой и красотой девяти ее служанок, в его сердце селилась неутолимая страсть к ней. То, что он ценил и любил прежде, – честь, свою жену, даму сердца или невесту – переставало что-либо значить для него, и он с неистовым жаром бросался к ногам своей лесной Цирцеи. Но с первым лучом солнца чары рассеивались, и корригана превращалась в отвратительную ведьму, настолько же уродливую, насколько прекрасной она была до этого. Стены замка и все великолепие, находившееся в нем, снова превращались в деревья и заросли, ковры – в мох, гобелены – в листья, серебряные чаши – в дикие розы, а ослепляющие зеркала – в лужи с застоявшейся водой.
Сэр Роланд Бретонский едет через мрачный Броселианд, на одно лье опережая свое войско. С ним нет ни сопровождающего, ни пажа. Изображение красного креста на его плече свидетельствует о том, что он дал клятву отправиться в Палестину, и, проезжая по покрытой листьями дороге, он боится, что опоздает и не успеет вовремя прибыть на место собрания, став самым медлительным рыцарем из всех, обещавших освободить Святую землю от мусульман. Опасаясь, как бы это действительно не произошло, он пришпоривает своего измученного коня и несется через призрачный лес. С тревогой рыцарь наблюдает, как садится солнце и яркая луна поднимается над верхушками деревьев, бросая голубоватый свет, просачивающийся через листву, на мшистую землю.
Возвращаясь из Крестового похода, Роланд дал торжественную клятву, что никогда не будет общаться с девушками, перед которыми никто так не преклонялся, как он. Больше никогда не будет он танцевать с ними и не сможет поцеловать их губы. Он стал служителем Креста. Он не имеет права взять девушку за руку, если его рука не будет в перчатке, ему запрещено сидеть рядом с нею. Также, если ночь застанет его в дороге, он не должен останавливаться, пока не рассветет. «Я ничем не рискую, – с небольшой долей грусти смеется он, еще сильнее пришпоривая коня. – Вряд ли мне удастся до рассвета нарушить здесь клятву».
Но, увидев, что луна садится, он решает отдохнуть в лесу, пока не рассветет, потому что без ее света не видно дороги. Он спешивается, привязывает лошадь к дереву и осматривается в поисках зарослей мха, которые мог бы использовать в качестве постели. Оглянувшись, он видит свет, исходящий из глубины леса. Хорошо зная традиции своей страны, сначала он решает, что перед ним блуждающий огонек или факел, который несет в руках странствующий эльф. Но, подойдя ближе, видит, что перед ним здание, окна которого ярко освещены, будто для праздника. «Клянусь, – говорит он. – Я прекрасно знаю каждый замок в этой местности Бретани, но еще ни один сеньор не строил свое жилище в лесу Броселианд».
Он решает рассмотреть замок и подходит к нему ближе. У ворот нет ни стражника, ни лакея, а за дверями виден великолепный зал. Он входит внутрь и тотчас же слышит прекрасную музыку, которая распространяется по комнате, подобно дуновению ветерка. Шепот виол и нежный призыв флейт, подобные птичьему пению вдалеке, наполняют его душу. Роланда, как змей, проводник грешных мыслей, обвивающийся вокруг цветка, охватывает экстаз. Сжав свои четки, он уже собирается уйти, когда в конце зала внезапно открываются двери, и ему является воплощение красоты. На кушетке, обитой бархатом, сидит девушка настолько прекрасная, что все остальные женщины по сравнению с ней кажутся простыми судомойками. Волна золотистых волос растекается по ее спине, глаза сверкают, подобно звездам, ее улыбка кажется неземной. Вокруг нее стоят девять девушек, немного менее красивых, чем она сама.
Девушка поднимается и вместе со своими служанками подходит к Роланду. Она приветствует его и собирается снять перчатку с его руки, но он говорит, что дал клятву и ему нельзя снимать перчатки в присутствии женщины. Она ничего не отвечает. Затем просит его сесть рядом с ней на кушетку, но он снова отказывается. Слегка смутившись, красавица приказывает принести ужин. На столе появляются изысканные кушанья, но рыцарь даже не смотрит на них. Тогда одна из девушек берет лютню и начинает умело играть на ней. Роланд слушает неподвижно, пока она, отложив инструмент, не начинает танцевать перед ним, кружа и порхая вокруг его стула, как бабочка. В конце концов она опускается рядом с ним и кладет голову на его одетую в броню грудь, поднимает к нему лицо, исполненное страсти, и смотрит на него влюбленными глазами. Сэр Роланд колеблется. Пораженный ее неземной красотой, он уже собирается нагнуться и поцеловать ее, но, как только наклоняет голову, она выскальзывает, увидев, что верхушки деревьев озарились первыми лучами солнца. Звезды бледнеют и пропадают, и ухо начинает различать звуки, сопровождающие восход солнца. Замок медленно преображается. Сверкающая крыша превращается в небесный свод, покрытые гобеленами стены становятся сросшимися друг с другом деревьями, превосходная мебель превращается в поросшие мхом насыпи и холмы, а ковры под заключенными в броню ногами Роланда теперь не отличить от обычной лесной земли.