Счастливчики

— Их мать — Ольга Михайловна Вельская из Каунаса, — продолжил князь Иван Шуйский.

— Из Ковно, — вставая, сказал князь Михаил Вельский. — Ольга сбежала, когда я запретил ей венчаться с чужеземцем.

— Князь Иван Владимирович Скопин с княгиней Ольгой Михайловной угорели в загородном имении по недосмотру слуг. Бездыханные тела их обнаружены дядькой княжичей в одной постели.

— Обнимитесь, родственники. — В наступившей тишине голос патриарха прозвучал громовым раскатом.

Князья обнялись со слезами радости. Они обрели внуков, они узнали, что дети жили в счастье и любви. Присутствующие молчали, испытывая то особое чувство стесненности, какое всегда бывает при проявлении другими искренних душевных эмоций.

Иван Шуйский кликнул слуг, в палату внесли три картины. На двух были нарисованы портреты юношей в рост. С полотен смотрели статные светловолосые красавцы, белокурые Вельские сразу признали свое родство — Шуйские были черноволосы. Бритые европейские лица, богатые одежды и золотые цепи с драгоценными камнями. Левая рука на эфесе богато украшенной сабли. Правая рука на золотом поясе. Все пальцы в перстнях с огромными драгоценными камнями. Князей, в первую очередь, заинтересовала печатка, которую художник прорисовал очень тщательно.

— Ты говоришь, что они не признают родство с Шуйскими, а на печатках верхняя буква «Ш»! — воскликнул князь Владимир.

— Наш родовой знак, — шепнул Дмитрий Вельский, указывая на клыкастую кабанью морду.

Третья картина изображала двух юношей на фоне заснеженных гор. Вокруг них в несколько рядов на коленях стояли краснокожие данники. Из-за картин чуть не возникла ссора. И Шуйские, и Вельские хотели увезти картины к себе домой. Надо порадовать домочадцев.

— Цыц! — прекратил начинающийся спор Макарий. — Уймите свою гордыню! Картины заберу в Благовещенский собор. — Патриарх грозно посмотрел на спорящих князей: — В соборе их буду держать до тех пор, пока не одумаетесь. Впрочем, к картинам пущу, у меня на своих чад любоваться будете.

Князья пристыжено умолкли.

— Читай до конца письмо монаха да показывай свои гостинцы. — Макарий требовательно посмотрел на хозяина дома.

В письме монах много хвалил своих воспитанников. Писал об усердии в делах и здравомыслии в поступках. Особо отметил воинское умение — братья ежегодно грабили не менее четырех испанских городов. Всегда возвращались с богатой добычей, золото и серебро привозили целыми кораблями. Особо отметил, что своим золотом и серебром могут засыпать кремлевскую стену. Присутствующие удивились, хотя и поняли аллегорию. Неизгладимое впечатление произвело описание серебряной горы, где вместо скал было чистое серебро. Изобилие алмазов, изумрудов и прочих драгоценных камней князья смогли воспринять только гипотетически. Но поняли главное: родственники владеют очень богатыми землями. С усердием строят храмы и крепости, а в их руках сильное войско.

Князь Иван Шуйский перевел дыхание и достал второе письмо. Развернул свиток, пробежал глазами по тексту, затем свернул обратно.

— Сначала я покажу их гостинец, после этого письмо будет понятней. Ничего не знают наши родственники о нас.

Нестройной толпой князья вышли во внутренний двор, где выстроились ровными рядами пять десятков телег.

— Открывайте! — приказал князь своим дружинникам.

От удивления охнул даже патриарх. Два десятка телег с золотыми монетами и три десятка телег с серебряными. Такой казны нет даже у Ивана Четвертого. Шутка ли, шесть тонн золота и пятнадцать тонн серебра. О качестве денег и говорить нечего. Монеты Оружейной палаты выбивал обычный кузнец при помощи метчика и молота. Рассматривая золотые и серебряные деньги, Вельские не преминули обменяться многозначительными взглядами. На монетах был их родовой герб, да еще в короне.

Оба рода вернулись в дом в полном согласии, будто никогда не было между ними полувековой вражды. Деньги не только разъединяют, но и сближают людей. Особенно если это чужие деньги. Пока Иван Шуйский готовился зачитать письмо, родственники миролюбиво решили спор с картинами. Само письмо могло вызвать у стороннего человека улыбку. По тексту явно чувствовалось, что писавший монах хорошо знал, кому оно попадет в руки. Зато те, кто его диктовал, не имели об этом никакого понятия. По смыслу письмо являлось просьбой. Братья Скопины-Шуйские жаловались на обширные пустующие земли и просили прислать не менее тысячи крестьянских семей. Обеспечение людей инвентарем и скотиной они брали на себя. Большая нужда в знающих мастеровых для литья пушек и изготовления оружия. Далее просили не менее трех сотен людей дворянского сословия. Их города беспризорные, губернии без губернаторов. Надзор за золотыми приисками, серебряными рудниками и разработками драгоценных камней доверен случайным людям. Медные, свинцовые и оловянные шахты брошены на произвол судьбы. По этой причине они вынуждены обходить стороной новые месторождения золота и серебра. На землях есть природная сера, селитра и уголь, но они не могут отдать изготовление пороха под надзор чужих людей. В крепостях только иностранные офицеры, некоторые крепости вообще без офицеров.

Смысл письма можно было выразить одним словом: «Помогите». Как раз помочь были согласны и Шуйские, и Вельские. Каждый род сразу согласился отправить родственникам по тысяче крестьянских семей. Кроме этого совместно соберут тысячу удельных дворян. При необходимости, братья обещали прислать еще столько же золота и серебра, но здесь сыграли роль не деньги. Оба рода почуяли наживу и начали операцию внедрения. Что касается крестьян, тут вообще никаких проблем. Казаки за малую плату приведут с Дикого поля столько, сколько твоей душе угодно. Был в письме еще один момент, который требовал особого осмысления. Заморские родственники предлагали при нужде прислать тысячу обученных воинов с ружьями и пятьдесят пушек с пушкарями. При этом брали на себя денежное содержание присланного войска. Ох, не просты заморские родственники. Такой дружины нет ни у одного князя, а здесь дарят просто так. Лишь патриарх спокойно сидел в красном углу. По письмам священников он намного лучше представлял сложившуюся ситуацию. Желание юношей финансировать сразу три заморских Духовных академии, а также типографское издание Евангелия, сделали Макария их ревностным сторонником.