Страница 30 из 50
Церковь и государство наказывали чародеев и колдунов, но не отказывались от их услуг. Даже византийский суд, опиравшийся на римские традиции и располагавший огромным аппаратом для разбора тяжб, не пренебрегал колдовскими средствами, чтобы уличить преступника: заподозренному в воровстве давали ломоть священного хлеба или заставляли глядеть, не моргая, на магическое око, нарисованное на стене, и в зависимости от его поведения решали, виновен он или нет.
Исаак обращался к гадателям. В его время особенно популярен был предсказатель Василаки, к которому толпами валил народ за советом, не смущаясь ни туманными речами «пророка», ни его странным поведением, — он очень любил, говорят, заворачивать подолы женщинам и спокойно пользовался самыми срамными словами, а свои предсказания выражал прыжками, которые пьяные старухи, его родственницы, истолковывали затем вопрошавшим. К Василаки — незадолго до несчастного конца своего царствования — обратился и император.
Появление василевса в жилище пророка не произвело на «одержимого Пифоном» (как называли Василаки просвещенные византийцы, любившие эллинские мифологические образы) ни малейшего впечатления. Исаак сказал ему: «Здравствуй, отец Василаки», но тот даже не кивнул головой, а стал скакать и браниться, понося всех пришедших вместе с государем, особенно его любимца, молодого Константина Месопотамита. Затем он схватил палку, бросился к портрету императора, висевшему над кроватью (даже в частном доме ромея выставлялись императорские изображения), и проткнул ему глаза. Дерзость юродивого предсказателя дошла до того, что он попытался сбить головной убор с василевса.
Так рассказывает Хониат, и примечательно, что писатель хотя и посмеивается над скачущим, словно козел, старикашкой, все-таки не в силах освободиться от суеверия и в нелепых действиях Василаки усматривает намек на последовавшие вскоре события — ослепление Исаака и лишение его царского венца. Сбывшееся пророчество, полагает Хониат, принесло Василаки новую славу.
Император, впрочем, счел старика сумасшедшим и не принял во внимание его прыжков и ужимок. Надо думать, старухам-толковательницам тоже не могло прийти в голову, что ждет царя в ближайшее время.
Ни религиозность, ни суеверность не мешали Исааку любить маленькие плотские радости. В отличие от Андроника он не отказывал себе в еде, и на пиршественном столе Исаака громоздились горы мяса и разливались моря вина. Он через день ходил в дворцовую баню — современники удивлялись такой чистоплотности. Он пользовался духами и притираниями, завивался и в своих роскошных одеждах напоминал павлина. Он никогда не надевал дважды одну и ту же рубаху. Его окружали мимы, скоморохи и певцы, и он любил соленую шутку. Хониат намекает — правда, довольно туманно — и на развратное поведение Исаака, — впрочем, мы не знаем за ним таких громких историй, какие сопровождали повсюду Андроника.
Приход Исаака к власти вызвал ликование по всей стране. Покуда Константинополь безжалостно расправлялся с низвергнутым тираном, из провинции в столицу стекались толпы людей, жаждавших взглянуть на новое солнце. Людям казалось, что вслед за зимой наступила весна и буря сменилась устойчивой, ясной погодой. Те, кто при Андронике скрывался от государственной службы, теперь предлагали империи свою силу и свои способности.
Это не было пустыми словами. Уже 7 ноября 1185 г. собранная вновь армия, которой командовал Алексей Вран, один из аристократических полководцев, наголову разгромила нормандцев, заставив их очистить Солунь; немногим спустя они покинули и Диррахий, важный греческий порт на Адриатическом море, и остров Корфу. Одна из сильнейших в Европе армий стремительно откатывалась назад. Были урегулированы отношения с Венгрией. Возможно, что союз с Венгрией обеспечил удачу Исаака в войне против сербов: осенью 1190 г. сербский король Стефан Неманя был разбит византийцами на Мораве. В Италии Исааку удалось найти сильного союзника — маркиза Монферратского Вильгельма V.
Наконец с сельджукской угрозой было покончено. Конечно, отнюдь не везде ждали Исаака успехи. Особенно грозным оказалось отложение болгарских земель и образование самостоятельного государства — так называемого Второго Болгарского царства. Исаак совершил ряд походов в Болгарию: одни были успешнее, другие приносили горечь поражения. В апреле 1195 г., накануне переворота, стоившего ему глаз и трона, Исаак как раз готовился к новой экспедиции.
Во внутренней политике Исаак намеревался решительно покончить с традициями предшествующего царствования. У западных хронистов даже сохранилось известие, будто он отменил все указы Андроника. Вероятно, это легенда — столь решительные действия вряд ли были мыслимы в Византии. Он, во всяком случае, вернул из ссылки тех, кого отправил туда последний Комнин. Неожиданно при дворе оказалось множество слепцов — начиная от брата Исаака севастократора Константина. Им были возвращены прежние высокие посты, иногда незрячие полководцы даже командовали войсками — впрочем, без большого успеха. Император удалил тех, кто особенно замарал себя соучастием в делах Андроника. Он объявил, что не станет применять членовредительских наказаний — ослепления, усечения носа, обрубания рук и ног — и если бы он выполнил свое обещание, это было бы решительным переворотом в византийском уголовном праве.
Но у истории своеобразная логика, и вернуться к политике первых Комнинов Исааку II не удалось. Тот социальный слой, который составлял опору первых Комнинов, военная аристократия, был в значительной своей части физически истреблен. Оставшиеся в живых не могли примириться с тем, что престол занят Исааком Ангелом, а не ими, чье родство с династией Комнинов было не менее тесным. Все правление Исаака заполнено мятежами знатных полководцев, начиная с победителя нормандцев Алексея Врана.
За мятежами следовали репрессии. Террор Андроника усугубил пренебрежительное отношение к человеческой жизни. Христианские ораторы могли оплакивать смерть и прославлять жизнь в вечности, но это не мешало приближенным Исаака перебрасывать друг другу, словно мяч, отрубленную голову Алексея Врана, кровоточащую, с оскаленными зубами. Исаак сам говорил, что согласно предсказаниям Андронику I было отпущено 9 лет царствования, но так как он вел себя тиранически, господь ограничил его правление тремя годами, а оставшиеся 6 лет — «злые годы», принадлежащие по своей природе тираническому царствованию, и Исаак не может быть гуманным и терпимым в этот промежуток времени. Впрочем, и по прошествии первых — «злых» — лет Исаак отнюдь не стал проявлять больше мягкости.
Подлинной опорой режима Исаака II сделались не полководцы Комниновского клана, а видные гражданские чиновники. Из этой социальной среды вышли многие родственники новой царской династии. Снова возрастает роль евнухов при императорском дворе. Один за другим сменяются царские фавориты: сперва управление оказывается в руках Феодора Кастамонита, дяди царя (брата его матери), который занимал пост логофета секретов; его сменил хранитель пурпурной чернильницы Константин Месопотамит, за которым последовал логофет дрома Константин Торник. Имперская администрация как бы возвращалась к тому состоянию, которое существовало в середине XI в., до комниновских реформ.
…В 1189–1190 гг. Византия подверглась серьезному испытанию. На помощь последним крестоносцам Палестины, оборонявшимся от египетских войск, двинулась армия германского императора Фридриха I Барбароссы (1152–1190). Она шла по суше, и ее путь пролегал через империю ромеев. Отчаянное предприятие, как известно, закончилось неудачей — Фридрих утонул в горной реке, даже не достигнув Святой земли.
Продвижение по византийским землям давалось германскому императору нелегкой ценой. Исаак II боялся немецкого войска, нарушал собственные клятвы, — то и дело вспыхивали столкновения, обещанный греками провиант не поступал. Шли непрерывные переговоры, обмен послами и посланиями. Об одном из таких посольств, отправленных Исааком к германскому государю, у Никиты Хониата сохранилось интереснейшее сообщение.