Страница 2 из 50
Если делать «День современного мира», то, по всей видимости, безразлично, на каком числе календаря остановиться; может быть даже, чем будничнее избранный день, тем лучше удастся описать труды и поиски человечества. Занимаясь современностью, мы располагаем такой суммой источников, что любой день может быть представлен со сколь угодно желательной полнотой. Чтобы понять это, достаточно представить себе, сколько ежедневно выходит газет, где освещаются с самых разных позиций и с разной степенью достоверности все события дня — от войны во Вьетнаме до великосветской хроники. А помимо газет сколько еще памятников в распоряжении историка новейшего времени: мемуары, нотариальные архивы, частные письма, донесения дипломатических агентов, фотографии, киноленты. Разве все перечислишь?
Совсем в ином положении историк древности и Средневековья и историк Византии в частности. Как много в далеком прошлом не только дней, но и лет, о которых мы совсем ничего не знаем, или таких, о которых знаем безжалостно мало. Репрезентативными оказываются лишь редкие моменты, на которых по каким-то причинам задержалось внимание современников. Исследователю приходится избирать для своей задачи не будничный день Византийской империи, а день, полный напряженных событий, — и потому, что он подробнее описан в источниках, и потому еще, что общественные антагонизмы проявились в нем острее и, следовательно, византийское общество выступило контрастнее, ярче. Позволю себе сказать, что бедные (в сравнении с новейшими историками) фактическим материалом, византинисты вынуждены компенсировать эту фактологическую бедность напряженностью отбираемых событий.
Тогда естественно возникает вопрос, что же это за дни — 11 и 12 сентября 1185 г., каково их место в византийской истории.
Византия — искусственное, изобретенное историками название. Был город Византий, греческая колония на берегу Босфора; его, переименовав в Константинополь, император Константин I (324–337) сделал столицей империи в 330 г. Жители этой империи называли себя римлянами (в греческом произношении «ромеи»), а свое государство Римской (Ромейской) империей, иногда — Романией. Они считали себя прямыми потомками подданных римских августов и сами не видели границы, которая отделяла бы их собственную историю от истории Рима. Вот почему очень трудно сказать, когда рождается Византийская империя: одни исследователи полагают, что ее существование начинается с того момента, как Византии сменил имя на Константинополь и императорский двор разместился на Босфоре; другие связывают ее возникновение с разделом единой Римской империи на Восточную и Западную, что произошло постепенно на протяжении 395–410 гг., а некоторые вообще полагают, что о собственно византийской истории можно говорить лишь с VII в., после потери Римской империей восточных и северных провинций, заселенных арабами и славянами, тогда как IV–VI столетия относятся к «протовизантийскому» периоду.
Византийская империя, подобно Римской, была средиземноморским государством, в период максимального подъема включавшим в себя Балканский полуостров, Малую Азию, Сирию, Египет, Северную Африку, часть Испании, Италию и некоторые территории Кавказа и Крыма. К началу VIII в. многие земли были потеряны: восточное и южное побережье Средиземного моря заняли арабы, в Италию вторглись лангобарды, на Балканы — славянские народы. С этого момента Византия довольно долго сохраняет свое территориальное ядро, куда входят малоазийские и южнобалканские земли, а также кое-какие заморские территории — Южная Италия, Сицилия, крымское побережье. Это ядро то расширяется, то сокращается, покуда в 1204 г. крестоносцы, пришедшие с Запада, не занимают Константинополь и не создают на прежних византийских землях свое государство — Латинскую империю. И хотя она оказалась эфемерной и в 1261 г. ромеи вернули свою столицу, все же Византия не смогла оправиться от разгрома — тем более что на смену западной опасности пришла еще более серьезная восточная угроза: турки-османы в XIV в. вытеснили византийцев из Малой Азии, а в 1453 г. заняли Константинополь. Он стал Стамбулом, столицей Османской империи.
Римская империя была рабовладельческим античным государством. Ее основными центрами являлись города, которые назывались греческим термином полисы или латинским — муниципии. Конечно, как всякое государство древности, Римская империя была многоукладной: на ее территории жили народы, сохранявшие архаичные племенные порядки, существовали деревни, где господствовали архаичные общинные отношения, имелись храмы, эксплуатировавшие окрестное население в соответствии с архаичными эллинистическими (или даже доэллинистическими) принципами. Но город был тем институтом, который определял лицо античного общества, — город, в котором обитатели-сограждане рассматривали себя как замкнутый, закрытый для посторонних лиц коллектив, совместно владевший городской собственностью, управлявшийся городскими властями и собиравшийся на совместные зрелища и праздники. Политически город был включен в систему Римской империи, обязан был подчиняться распоряжениям римских наместников и платить римские налоги, — но в хозяйственном и культурном отношении полис-муниципий и в условиях империи продолжал оставаться средоточием общественной жизни. Более того, именно эпоха императорского режима, I–III вв. н. э., оказывается временем оживленного строительства новых и реконструкции старых городов.
С IV в. начинается упадок античного мира, завершающийся крахом рабовладельческих порядков и формированием средневекового, феодального общества. Сложный, до конца еще не разгаданный процесс этот протекал по-разному на Западе и на Востоке. На Западе внешне он выразился в падении Римской империи (формальная дата конца Западной Римской империи — 476 г.) и образовании на всей ее территории варварских королевств. Под поверхностью этих бурных событий: вторжений варваров, народных восстаний, войн и перекраивания карты Европы — совершались глубокие общественные перемены. Античный город с его рабовладельческими порядками и налаженной муниципальной жизнью, с его театрами, общественными банями и заседаниями городского совета если и пережил на Западе падение Римской империи, то не надолго: исходным пунктом Средневековья была деревня, и гегемония деревни определяла долгие столетия и экономику, и политические формы, и культурное развитие феодального мира.
На Востоке развитие было иным. Внешне Империя римлян-ромеев никогда не переставала существовать, а вторжение варварских народов привело здесь лишь к потере обширных, но все-таки окраинных территорий ранней Византии. Общественные и культурные традиции Рима (и в очень большой степени архаичных, дорийских обществ) не подверглись здесь такому сокрушительному слому, как это было в западной части Средиземноморья. Но несмотря на относительную политическую устойчивость, Восточная Римская империя вступает в Средние века отнюдь не в неизменном облике.
По-видимому, в VII в. Византия пережила упадок античных городов, сопровождавшийся известной натурализацией хозяйства и возрождением общинного землевладения. Пусть этот упадок оказался здесь менее всеобъемлющим, нежели на Западе, пусть Константинополь продолжал функционировать в качестве большого города, — подавляющая масса периферийных центров в VIII столетии лежала в развалинах, и деревня становилась средоточием хозяйственной и духовной жизни.
Не приходится говорить в это время и о сколько-нибудь значительной эксплуатации рабов в Византии. Рабство не исчезло здесь (как не исчезло оно и на Западе), но оно ни в какой мере не определяло ни хозяйственного облика, ни классовой структуры Ромейской империи.
Так с самого начала мы сталкиваемся с одним из противоречий византийской общественной системы: она принадлежала античности и вместе с тем не принадлежала ей. Она принадлежала античности всей своей формой, всем своим внешним бытием: самоназванием, языком, политической терминологией, культурными традициями, — и тем не менее по существу Византия представляла собой новый, средневековый социокультурный феномен.