Страница 70 из 79
Здесь же Моресна захлопотала вокруг меня с улыбками и сдержанным сочувствием, но сочувствием в первую очередь к проигрышу и болезненности ран, не более того. Так можно было бы виться вокруг именинника, подшофе затеявшего гонку на самокатах и расшибившего коленку. Чувствовалось, что она просто не представляет себе, как можно усомниться в праве мужчины выбирать себе образ жизни и род занятий по своему вкусу, и лишь стремилась облегчить мне столкновение с неприятной стороной избранного занятия.
Она даже, пожалуй, гордилась мной. Достаточно было послушать, как и каким тоном она поясняла забежавшим соседкам: «Моего мужа ранили на позавчерашнем выступлении, но он скоро поправится. Нет, не проиграл, в бой вмешался судья, остановил поединок. Ничего, мой муж еще покажет своему противнику!» Я вслушивался в эту беседу с удовольствием, которого даже немного смущался.
А кроме того, Моресна готовила, готовила, готовила все те блюда, которые, как ей казалось, мне нравятся.
Я ожидал неприятных сцен и скандала с женой по поводу моего ранения — чему удивляться, срабатывали усвоенные на родине стереотипы. Это был тот самый случай, когда обманутое ожидание не разочаровало. Наоборот, я испытал такую благодарность, что лично для самого себя решил — все недостатки, ждущие мужчину в традиционно-патриархальной семье, ничто по сравнению с главным преимуществом.
А уж каково оно — каждый понимает сам для себя. Мне было очень важно знать, что, вернувшись домой, я окунусь в уют и тепло родного гнезда. И не обязательно, чтоб там мне предлагали обед из трех блюд или каждодневно баловали свежим постельным бельем — это все приятно, но лишь факультативно. Зато обязательным было ощущение тыла, крепкого и надежного не мощью, но желанием непременно хранить равновесие чувств и отношений, заботой, внутренней поддержкой, вниманием. Любовью.
Именно это я сполна ощутил в своей молодой супруге.
Подивившись в который раз здешнему магическому лечению, я поднялся с постели уже на следующий день. Раны болели умеренно, не мешая осторожно двигаться и даже слегка помахать топором. Правда, топор у меня быстро отобрали, заверив, что растопки достаточно, больше не надо.
— Если нужно заплатить врачу, то тут должно хватить, — сказала Моресна, заглядывая в плетеную шкатулочку. — И я еще откладывала, прятала в подпол, там жерновка четыре серебром будет.
— Не волнуйся, у меня страховка.
— А что это такое? — удивилась она. Выслушав объяснение, покачала головой: — Что только городские ни придумают.
— Да, мы такие…
Посмеялись вместе.
— И ты уже через неделю снова будешь биться? А тебе не трудно будет?
— Не через неделю, а через десять дней. Магические мази творят чудеса. Справлюсь.
— Ну, будем надеяться. — Моя супруга посмотрела с опаской, впрочем, тщательно замаскированной. — Скажи, а можно моя мама приедет сюда на пару дней? Она может пожить в комнатке под крышей — той, которую ты недавно закончил отделывать.
— Зачем же под крышей? В мансарде еще не все готово. Она может устроиться вот в той комнате.
Моресна залилась краской.
— Ну, здесь она может побеспокоить… Она и на постоялом дворе готова остановиться, если тебе покажется, что так удобнее. Мама просто хочет посмотреть, как я устроилась, все ли хорошо… Убедиться, что я тут веду себя, как положено.
— В смысле — как положено?
— Что веду дом, как нужно. Посмотрит, может, подскажет чего.
— Э-э! Учти, что меня все устраивает! Никаких изменений я не хочу!
Она смущенно заулыбалась.
— Я ей так и скажу.
Впрочем, теща нисколько не напрягла меня своим присутствием. Она почти не показывалась на глаза, когда я присутствовал дома, — сидела в своей комнате, гуляла по поселку, по двору или крохотному огородику, разбитому моей женой. Со мной матушка моей благоверной общалась с каким-то ярким, неприкрытым подобострастием, улыбчиво и очень-очень редко, лишь по необходимости. Она действительно прогостила всего пару дней и укатила, строго наставив дочку вести себя как следует.
— Ну что? — полюбопытствовал я, не сумев справиться с собой. — Как твоя мама — довольна зятем?
— Еще бы! Как может быть иначе?! Она и раньше говорила, что мне слишком уж повезло.
— Как по-доброму…
— Но она права. Я не особенно-то красива, да и…
— Так, опять? Я ведь уже сказал тебе, как смотрю на твою внешность. Ты — красивая, и не о чем больше говорить.
— Да, прости. — Жена с готовностью улыбнулась мне. — Но ведь я и происхождением не особо-то вышла, и приданое не такое уж большое. Словом, родители боялись, что ты на самом деле не женишься на мне. А потом боялись, что в первый же день отправишь обратно. Это, конечно, не было бы так уж в ущерб семейной чести. Намного лучше, чем когда дочь вообще замуж не берут.
— Странно такое их отношение. Я ведь тоже не олигарх. В смысле не настолько богат, чтоб за меня держаться всеми руками и ногами.
— Ты ведь выступал перед императором. Ты гладиатор, причем даже не из средних — средние не могут похвалиться такими наградами. Ты предложил хороший дом и обеспечил средствами, и даже не торговался из-за приданого. Ты молод и хорош собой… Словом, мама еще раз напомнила, как мне повезло, и велела держаться за тебя. И стараться, чтоб тебе было хорошо.
— Ну, тогда приступим к этому делу. Давай-ка попьем чаю, а потом запремся в спаленке, идет?
На подобные предложения Моресна никогда не отвечала отказом, и мне хотелось верить, что она видит в своей податливости не только долг, но и удовольствие.
…Все шло потихоньку и своим чередом. Поединок на ножах мы повторили, и опять вничью, но зато почти без ран — так, по мелочи, ерунда. Публика оживленно требовала продолжения и ясного финала, и распорядитель поединка, подмигнув мне сперва, потом, уже вне залы, пояснил:
— Лучше и быть не могло, даже если бы вы специально это разыгрывали. Нет, я знаю, что не разыгрывали. Молодцы! Подогрели интерес, как надо. Недели через три устроим еще поединок. Ставки взлетят до небес, и вам, соответственно, перепадет больше. — Он кивнул и мне, и моему противнику.
— В том клубе, где я работаю, не так честны, — проворчал парень. — Мне уже хочется к вам сюда перебраться, хотя ставки у вас тут чуть пониже и бои почаще.
— Зато выплата аккуратна. Думай, думай… Серт, загляни к магику, пусть посмотрит твои раны. Ты как-то стесненно двигался. Через три недели ты должен быть как огурец! Тогда будет большое представление. И ты будешь, и еще один другой наш новичок… А кроме того, трое опытных бойцов. Ты пойдешь для затравки, так что готовься усерднее. Тебе обещают полуторный гонорар, имей в виду!
— Неплохо, парень! — крикнул мне Седар, ждавший поблизости своей очереди. — Только недавно пришел — и уже полуторный гонорар на праздник.
— А ты не слушай разговоров, которые твоих ушей не ждут. Еще будешь потом у Серта просить взаймы — а нам тут склоки в клубе не нужны!
— А разве вам не в руку, чтоб мы тут имели друг к другу счеты, а? Резаться будем усерднее.
— Ты, Седар, чушь порешь. У нас тут не какая-нибудь грязная аренка, где лишь бы кишочки в песочке — у нас заведение серьезное. Добропорядочное и респектабельное. Нам не нужно тут дешевых разборок. Так что смотри, Седар! Порядок прежде всего.
— Уж и шуткануть нельзя…
— С начальством шутить себе дороже, — хмыкнул я, направляясь к лестнице.
Штатный маг занимал кабинетик под самой крышей — что уж там ему нравилось, непонятно. Он осмотрел меня с прохладцей, велел неделю являться каждое утро на массаж сюда же. Посмотрев на выражение моего лица, отрезал, что для меня как для работника клуба это бесплатно, а вообще нечего экономить на своем здоровье, мог бы и раскошелиться, не входи даже массаж в круг бесплатных услуг клуба.
Я готовился к предстоящему празднику усердней некуда. Тренировки занимали больше половины всего моего времени, оставалось совсем чуть-чуть на хозяйственные дела, на жену, в конце концов. Ощущение приближающегося праздника присутствовало повсюду. Шла почти такая же планомерная подготовка, как у нас — к Новому году. Как я понял, справлять собирались поворот погоды на осень, когда в этих краях как раз и начинали сеять хлеб в ожидании дождей, и праздновали этот праздник по традиции раздельно: мужчины с мужчинами, женщины с женщинами.