Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 45 из 88

Я не могу простить Астрид. Тебе известны все мои скитания по стране, кровь, которую я видел. Но мое рвение к славе никогда не было чрезмерным, – настолько сильным, чтобы убить доброе во мне. И она помогала мне. Потому что она была – пусть за морем, но в назначенный день она должна была приехать. И она приехала.

Разве я не ждал этого честно, разве ко мне не приводили женщин – люди, рвущиеся доставить своему конунгу радость? Я выпроваживал их. Я ждал долгие годы – пока она не приехала. Но она не ждала.

Или я не знал, что ожидание беспощадно! Что зов человеческого сердца так силен, что однажды ночью ты изменяешь слову, данному тому, кого любишь, и идешь к другому. Поэтому я не осуждаю ее. Но и простить не в силах.

Поэтому она должна покинуть страну.

Есть много резонов кроме этого:

Конунг Магнус еще не погиб. Но его день придет – или мой. Став единовластным конунгом страны, я буду вынужден схлестнуться с данами на юге, в Вике. Мне нужна опора в другом месте. Это возможно только в Швеции. У Эйрика Шведского Конунга есть дочь по имени Маргрет. Будет мудро с моей стороны провозгласить ее королевой страны.

Так честно и так кратко. Я не ожидал этого. Он также сказал, что его двое сыновей останутся здесь, она уедет одна. Ибо – и ей это известно – через некоторое время подойдет возраст, когда они все равно последуют стезею отца. А она должна покинуть страну.

Сейчас он был маленьким и седым. Если он знал, что такое слезы – а он знал – то их было щедро пролито долгими одинокими ночами. Но сейчас он не плакал. Не подошел ко мне, не говорил больше ничего. Дал мне столько времени, сколько потребовалось.

– Ты съездишь к ней? – спросил он.

Я посидел еще немного и сказал, что если сделаю это, то между нами уже никогда не будет так, как было.

Я говорил, что Астрид вернулась в Сельбу, и теперь я пустился вдогонку. Когда сыновья получили мои подарки и были отправлены спать, я попросил Астрид выйти. Мы бродили берегом озера Сельбу, спустилась ночь, я слышал ее торопливое встревоженное дыхание среди легкого плеска волн.

Она сказала:

– Ты привез плохую весть, Аудун?

Я ответил:

– Как тебе известно, твои сыновья от конунга страны скоро станут взрослыми. Они оставят тебя. Ты не можешь противиться этому, как бы тебе не хотелось. И он требует, чтобы ты уехала из страны.

Я слышал ее крик. Взял за руку и быстро проговорил:

– Ты знаешь его? Единственный способ помешать конунгу Норвегии претворить свою волю в жизнь – это убить его. Хватит ли у нас силы? Захотим ли мы, если даже сумеем? Есть две возможности. Первая: он вышлет тебя, хочешь ты или нет. Тогда тебе позор. Народ скажет: он прогнал ее от себя.

Есть и другая. Ты уезжаешь он него. Тогда позор ему. Народ скажет: Астрид бросила его ночью, пока он спал. Она не захотела спать с ним.

Она вперивает взгляд в мое лицо, а я в ее. Я знал, что ясный ум – один из бесценных даров всемогущего Господа Астрид. Знал ее честолюбие – и скорбь в глубинах ее души тоже знал.

Она долго плакала в ночи, я сидел рядом, но не мог подобрать слов. Она была еще красива, без печати возраста на челе, легкая на подъем, как и прежде. Но печаль уже никогда не покинет ее.

– Придет день, когда Сверрира не будет среди живых, – сказал я. – Тогда твой сын станет конунгом Норвегии.

Она тихо произнесла:

– Пусть Сверрир живет долго.





Встала, я за ней, обернувшись ко мне, она сказала:

– Я ставлю два условия: мои сыновья должны немедленно последовать за своим отцом. Таково их огромное желание, пусть оно исполнится. Тогда они не будут грустить о моем отъезде.

Я пообещал ей.

– И второе, – сказала она, – пусть парус корабля, который повезет меня назад, в Киркьюбё, будет черным.

Я пообещал и это.

Она вошла к сыновьям. Первый раз, выйдя от них, она плакала. Долго пережидала и вошла вновь. Выйдя в следующий раз, она опять плакала. Снова зашла, теперь в последний раз. Выйдя, она не плакала, только кровь текла из закушенной губы.

Мы с ней вернулись в Нидарос.

Сверрир и Астрид не виделись в городе.

Парус на корабле, увозившем ее домой, был черный.

ФИМРЕЙТИ

Ты знаешь, йомфру, что в Согнефьорде расположен Лусакаупанг, о котором мы, биркебейнеры, упоминаем с великим презрением. Когда конунг Магнус бежал из Бьёргюна, и Сверрир посадил в Вестланде своих наместников, в маленький Лусакаупанг он назначил Ивара Лужу. Ивар был одним из наименее проверенных людей в отряде конунга Сверрира – умный, но слабый, из рода трёндалёгских бондов. Многие удивлялись, что конунг выбрал Ивара своим наместником в этом узком фьорде. Конунг сказал, что это должно привлечь к нему бондов. Поэтому было важно выбрать того, на ком немного крови – особенно чужой. Ивар получил строжайший наказ конунга действовать мягко. С собой Ивар Лужа взял многих отборных мужей конунга Сверрира. Одним их них был Хельги Ячменное Пузо.

Хельги долгие годы сопровождал конунга Сверрира, таская за плечами мешок точильных камней, пока биркебейнеры скитались по стране. В битве при Кальвскинни Хельги убил лендрманна и в награду получил от конунга жену. Она умерла в родах. Народ болтал, что Хельги не особенно разорился на заупокойные мессы по ней.

Хельги отнюдь не случайно получил приказ конунга сопровождать Ивара в Лусакаупанг. У Хельги был в Сокнадале брат по имени Эрленд. Этот Эрленд служил воином у могущественного Арнтора из Хваля – одного из тех в Согне, кто противился конунгу Сверрира. Пошлет Арнтор стрелу войны – бонды соберутся; призовет бондов к миру – те последуют совету. Хитрый – и дальновидный – план конунга Сверрира заключался в следующем. Эрленд, подчинившись влиянию брата, отправится к своему хозяину как доверенный конунга Сверрира. Арнтор, как поговаривали, слаб до серебра. Но, йомфру Кристин, счастье не улыбнулось твоему отцу конунгу.

По осени Хельги Ячменное Пузо получил приказ Ивара отправиться в Сокнадаль на поиски брата. Тот повиновался. Ему оказали теплый прием, а однажды вечером пригласили к столу хозяина, Арнтора из Хваля, и расспрашивали о конунге Сверрире и его походах. Хельги отвечал разумно и без боязни. Он подчеркнул, что у конунга в поясе всегда водится серебро. Хельги не был слаб на крепкие напитки, но зато слабоват на похвалы, производившие впечатление искренних, но не всегда бывших таковыми. Он гостил у брата пять дней и ночей. Эрленд проводил Хельги назад. Все было хорошо, – так могло показаться.

Дело шло к Рождеству. Однажды Хельги явился к Ивару и сказал, что нашел удачную партию в Лусакаупанге. Он хотел ввести новую супругу в дом до праздника. Ивар счел разумным, что его люди подыскивают себе невест в Согне, и немедленно дал разрешение. Однако прошел слух, что женщина – ее звали Сигрид, по прозвищу Темная из-за черных волос – уже была замужем за одним из соседей Арнтора из Хваля. Она бросила мужа.

Ивар хотел отослать ее прочь.

– Но она уже побывала на ложе со мной, – сказал Хельги.

– Прогоним ее, на нас вскоре нападут бонды, – произнес Ивар.

– А если отошлем ее с моим ребенком под сердцем, их придет в несколько раз больше, – сказал Хельги.

– Если конунг узнает, он повесит тебя, – заявил Ивар.

– Тогда он повесит нас обоих, он не делает разницы между высоким и низким, – изрек Хельги.

Итак, Сигрид осталась в усадьбе Каупангер у наместника, но Хельги не обвенчался с ней по закону. До Рождества оставалось еще несколько дней. Туман тяжело навис над фьордом, люди ходили в дозор с неохотой. Яств и доброй выпивки в усадьбе наместника было негусто. Люди обвиняли Ивара, что он не собирает по дворам необходимое: скотину для жарки, пчелиный мед для варки меда. Ивар сделал вид, что согласен с ними. Таким способом он пытался скрыть, что больше не управляет своими людьми. Он поступил так, как многие до него: послал воинов, и они вернулись с богатой добычей.