Страница 39 из 76
Симон сел, не дожидаясь приглашения.
Я уже давно понял, что Симон не относится к тем, кого свободный человек может легко зарубить. Раб мог, конечно, подкрасться к нему сзади и размозжить ему голову молотом, но и это было бы по силам лишь тому, кто за свои злодейства попал бы в ад и не убив Симона.
Он наклонился к Сверриру и сказал:
— В городе говорят, что ты продал душу дьяволу…
Я вздрогнул, Сверрир тоже, я хорошо знал Симона: мысленно он уже прикинул, какую выгоду или неприятности нам принесут такие слухи. Он смотрел на конунга и смеялся — вернее, он только открывал рот и беззвучно изображал, что смеется. Смех оставался у него в горле и не вырывался наружу. Подняв рог, он повернулся ко мне, потом кивнул конунгу и сказал:
— Теламёркцы тоже считают, что ты продался дьяволу.
Я сразу понял, что Симон лжет. Но не сомневался, что при желании ему ничего не стоило убедить их, в чем угодно. Представь себе темную ночь, йомфру Кристин, дождь, жители города давно отправились на покой, и тут в дом, где спят воины, входит Симон, выбирает молодого парня, спящего с мечом под боком. Парня неожиданно будят, он просыпается, вскакивает и видит перед собой чьи-то темные глаза, чья-то рука трясет его и он слышит горячий шепот: Конунг продался дьяволу!
И — никого.
Я пытался понять, чего Симон хотел достичь своими словами. Сверрир тоже. Мы оба повернулись к Симону — робким этот человек не был, он взял мой рог и опустошил его.
И мне снова пришло в голову то, что уже приходило ночью, когда мы шли к Нидаросу. Это Симон, а не Сверрир, продался дьяволу. Если мы, слуги Божьи, вдвоем набросимся на него, мы его, конечно, убьем. Потом можно спрятать труп в спальном покое конунга, отослать всех стражей из усадьбы, вынести отсюда труп Симона и бросить его в Нид. Но все было не так просто.
Симон сказал:
— Если люди узнают, что я верю, будто ты продался дьяволу, скоро этому поверят многие…
— И чего же ты требуешь за свое молчание, серебро или усадьбу? — спросил конунг.
Конунг сразу заговорил о деле, Симон отодвинул рог, он решил, что ему выгоднее честно ответить на этот вопрос.
— Хочу стать епископом в Хамаре на Мьёрсе, — сказал он. — Думаю, Сверрир, что Упплёнд скоро покорится тебе. С Вестфольдом будет труднее, хотя самые большие трудности ждут тебя с Виком. Но если ты будешь повелителем Трёндалёга, то уж, конечно, захватишь и все селения вокруг озера Мьёрс. В таком случае я хотел бы стать епископом в Хамаре. Не помню, как зовут того старика, который сидит там сейчас. Но мы можем прогнать его к черту или утопить в Мьёрсе, если он сам не уберется по добру по здорову. А когда ты будешь повелителем всей Норвегии, Сверрир…
Ты думаешь, архиепископ Эйстейн когда-нибудь вернется сюда?
Я не думаю.
Симон смотрел на нас, теперь он не смеялся, он предстал перед нами во всем великолепии своей злобы. Никогда еще он не был таким худым, серым, взволнованным и готовым к прыжку. Хмель слетел с него, перед нами был муж с волей мужа и в то же время хищная ощеренная рысь.
— Тебе в самый раз быть священником, Симон, с твоей любовью к земным благам, — сказал Сверрир.
Он наклонил голову и поглядел на свои руки, словно увидел их впервые. Вдруг, вскочив, схватил Симона за горло, приподнял и отшвырнул прочь, снова схватил и подмял под себя на полу. Я тоже вскочил, табуретки опрокинулись. Одной рукой Сверрир схватил Симона за шиворот, другой — за мошонку и надавил. Симон заорал. Сверрир поднял его и отнес к низкой скамеечке у торцовой стены, где у него лежала Библия. Сверрир всегда возил с собой Библию. Он прижал голову Симона к Библии и велел поцеловать ее. Симон плюнул на Библию, Сверрир поднял его и стукнул головой о стену так, что у Симона изо рта и из носа хлынула кровь. Потом он снова прижал Симона ртом к Библии и велел поцеловать ее. Симон повиновался.
— Идет у него из задницы синее пламя? — спросил у меня Сверрир.
— Да! — крикнул я.
— Значит, дьявол покинул его, — усмехнулся Сверрир. — Но он еще вернется.
Симону пришлось три раза поцеловать Библию, прежде чем Сверрир отпустил его.
— Священнику полезно целовать слово Божье, — заметил конунг.
Потом он взял полный рог с вином, чудом не опрокинувшийся в этой потасовке, и выплеснул вино в лицо Симону. Пока Симон моргал глазами, конунг достал красивый льняной плат, который всегда держал при себе, чтобы вытирать лицо, и смыл кровь и вино с лица Симона.
Потом спросил:
— Тебе все еще хочется стать епископом в Хамаре?
— Нет! — ответил настоятель монастыря на Селье, и я первый раз услыхал, как у него дрогнул голос.
На пороге он обернулся и сказал голосом, звук которого я помню до сих пор:
— Говорят, государь, что твой добрый отец Унас где-то здесь в Трёндалёге, не тот отец, который конунг, а первый…
Он поклонился и вышел.
День конунга за трое суток до дня Йона:
Matutina [6]:
Конунг встает и идет к утрене в капеллу Марии. Конунга сопровождают: Бернард, Эйнар, Аудун. Аудун напоминает конунгу, что во время службы тот должен продумать и поручить Бернарду и Эйнару наблюдение за Симоном. Конунг возвращается из церкви Христа. Бернард и Эйнар получают задание.
В усадьбе конунга:
Конунг съедает легкий завтрак. Присутствуют: Бернард, Эйнар, Аудун. Кроме них, бывший друг архиепископа Эйстейна преподобный Кьяртан из Бёрсы. Разговор об архиепископе.
После того:
Конунг едет в Спротавеллир посмотреть, как люди из Теламёрка упражняются в воинском искусстве. Обращается к ним с короткой речью, во всеуслышание хвалит Гудлауга. Верхом возвращается в конунгову усадьбу.
Два знатных человека из Фросты. Короткая беседа с конунгом. Их сыновья вступают в дружину.
После того: в конунгову усадьбу приходят знатные люди.
Сигурд из Сальтнеса докладывает все, что лазутчики разузнали о бондах.
Возможность послать лазутчика на юг в Бьёргюн. Разговор длится до следующей службы.
Prima [7]:
Конунг не идет в церковь Христа на эту службу. Идет Эйнар Мудрый, он передает священникам поклон от конунга. Их приглашают на трапезу к конунгу на другой день.
Конунг у оружейников, шутит и смеется с оружейниками. Пожимает каждому руку, раздает серебряные монеты. Верхом возвращается в конунгову усадьбу.
Короткая встреча с Вильяльмом, Аудуном, Сигурдом. Вильяльм докладывает, что горожане говорят о конунге.
Первый разговор о том, как разделить дружину на ближнюю, малую, и большую.
После того: конунг едет в женский монастырь Бакки и приветствует настоятельницу. Объявляет: Любому воину запрещено находиться в монастырских стенах. О нарушениях этого запрета сообщается конунгу.
После Эйратинга конунг собирается еще раз навестить женский монастырь и привезти богатые дары.
Возвращается в конунгову усадьбу.
Tertia [8]:
Конунг не принимает участия и в этой службе. На службе присутствует Бернард, он приветствует священников.
Конунг ест, Аудун читает первый набросок выступления конунга на Эйратинге.
После того:
Конунг и Аудун — разговор об Унасе. Выбирают пятерых надежных людей, которые должны найти Унаса.
После того:
Конунг едет в Скипакрок, где строятся корабли. Пожимает руку каждому плотнику, раздает серебряные монеты.
Возвращается в конунгову усадьбу.
Хагбард Монетчик — серебряные монеты со знаком конунга. Конунг Сверрир не должен раздавать монеты со знаком конунга Магнуса.
Sextia [9]:
6
Заутреня, около шести утра.
7
Первый литургический час, по средневековой разбивке дня по литургическим часам в католической церкви, примерно, в половине седьмого.
8
Час третий, примерно, в половине восьмого.
9
Час шестой, примерно, в половине двенадцатого.