Страница 130 из 151
Благодарность спутникам. Но если мне и выпала счастливая доля совершить удачно три путешествия в Центральной Азии, то успех этих путешествий — я обязан громко признать — обусловливался в весьма высокой степени смелостью, энергией и беззаветной преданностью своему делу моих спутников. Их не пугали ни страшные жары и бури пустыни, ни тысячеверстные переходы, ни громадные, уходящие за облака, горы Тибета, ни леденящие там холода, ни орды дикарей, готовые растерзать нас… Отчужденные на целые годы от своей родины, от всего близкого и дорогого, среди многоразличных невзгод и опасностей, являвшихся непрерывной чредой, — мои спутники свято исполняли свой долг, никогда не падали духом и вели себя, по истине, героями. Пусть же эти немногие строки будут хотя слабым указанием на заслуги, оказанные русскими людьми делу науки, как равно и ничтожным выражением той глубокой признательности, которую я навсегда сохраню о своих бывших сотоварищах…
Заманчивость страннической жизни. В заключение, позволено мне будет еще раз вернуться к своим личным впечатлениям.
Грустное, тоскливое чувство всегда овладевает мной, лишь только пройдут первые порывы радостей по возвращении на родину. И чем далее бежит время среди обыденной жизни, тем более и более растет эта тоска, словно в далеких пустынях Азии покинуто что-либо незабвенное, дорогое, чего не найти в Европе. Да, в тех пустынях действительно имеется исключительное благо — свобода, правда дикая, но зато ничем не стесняемая, чуть не абсолютная. Путешественник становится там цивилизованным дикарем и пользуется лучшими сторонами крайних стадий человеческого развития: простотой и широким привольем жизни дикой, наукой и знанием из жизни цивилизованной. Притом самое дело путешествия для человека, искренно ему преданного, представляет величайшую заманчивость ежедневной сменой впечатлений, обилием новизны, сознанием пользы для науки. Трудности же физические, раз они миновали, легко забываются и только еще сильней оттеняют в воспоминаниях радостные минуты удач и счастья. Вот почему истому путешественнику невозможно позабыть о своих странствованиях даже при самых лучших условиях дальнейшего существования. День и ночь неминуемо будут ему грезиться картины счастливого прошлого и манить: променять вновь удобства и покой цивилизованной обстановки на трудовую, повременам неприветливую, но зато свободную и славную странническую жизнь…( 178).
ПРИМЕЧАНИЯ И КОММЕНТАРИИ
1. Об окончании своей второй центральноазиатской экспедиции и событиях в Китае в 1877–1878 гг. подробно излагает Н. М. Пржевальский в полевом дневнике, избранные выдержки из которого мы привели во втором издании его работы "От Кульджи за Тянь-шань и на Лоб-нор", М., 1947.
2. Под презервами автор понимает консервированные продукты, выдерживающие долгое хранение. В основе — французское preserver или английское preserve, что значит сохранять; на английском так же называется варенье. В этом смысле понятно, когда Пржевальский пишет, что употребление презервов вызывает жажду и они портятся в условиях жаркого климата.
3. Научный инструментарий, взятый Н. М. Пржевальским в дорогу, невелик, но разрешал ему выполнять все полевые работы, связанные с задачей научной рекогносцировки. Хронометры и универсальный инструмент были использованы для определения астрономических пунктов, барометр — для вычисления атмосферного давления и проверки гипсометра, посредством которого определяют абсолютную высоту места более точно, чем по анероиду. Буссоль Шмалькальдера удобна при съемках, ею легко и сравнительно точно можно брать засечки на выдающиеся ориентиры и измерять углы. Термометры и психрометры используются для измерения температуры и влажности воздуха.
4. Мысли, изложенные здесь Н. М. Пржевальским, сохранили свою актуальность и сейчас, но только частично. Конечно, прав наш путешественник, когда противопоставляет пустыни Центральной Азии и Америки. Первые действительно гораздо труднее для освоения. Но вряд ли можно утверждать, что быт кочевников "не изменился со времен глубочайшей древности". В этом случае пришлось бы отрицать всякую эволюцию хозяйственных форм, материальной культуры. Железные дороги уже приблизились к пустыням Центральной Азии. Человек воздействует на природу, осваивает пустыню, использует ее богатства. Особенно поучителен в этом отношении опыт Советского Союза. У нас построены и строятся грандиозные оросительные системы в пустынных районах Средней Азии, сооружены заводы в Каракумах. Все новые и новые площади пустынь используются для посевов ценных земледельческих культур. В Тибетском же нагорье или в песках Такла-макан, конечно, мало что изменилось со времени путешествий Пржевальского.
5. Самая высокая вершина в группе Мус-тау в хребте Саур поднимается до высоты 3 805 м над уровнем океана. Географическая характеристика Пограничной Джунгарии дана акад. В. А. Обручевым в его одноименном труде (т. 3, вып. 1, Ленинград, 1932).
6. Ныне принимается уровень озера Улюнгур, равный 446 м, а озеро Бага-нур лежит на 2 м выше и получает воду по мелководной дельтовой протоке реки Урунгу, последняя почти целиком стекает в Улюнгур.
7. Это наблюдение очень любопытно. Почти все последующие путешественники пишут о пресноводности озера Улюнгур или что оно имеет слабо солоноватую воду. И это тем более интересно, что Улюнгур, будучи замкнутым озером, обладает большой площадью испарения и находится в климатических условиях, весьма способствующих громадному испарению. Г. Е. Грумм-Гржимайло пишет: "… вода в озере пресная, но, как это иногда бывает в среднеазиатских пресноводных бассейнах, приобретает у берегов, в особенности в мелких местах, солоноватый вкус, причем в зависимости от места солоноватость эта весьма различная" ("Западная Монголия и Урянхайский край", т. I, СПб., 1914, стр. 299). Единственным объяснением пресноводности озера может быть предположение, что Улюнгур сравнительно недавно изолировался от системы Иртыша, к ней он некогда, конечно, принадлежал. На это указывает очень близкое соседство северного залива озера с долиной реки, от которой оно отделено только невысоким увалом. Таким образом и река Урунгу принадлежала к бассейну Иртыша и только в недалеком геологическом прошлом обособилась.
8. Попытку спуститься вниз по реке Урунгу на плоту сделал М. В. Певцов. Однако эта попытка чуть не окончилась, для него и его спутников катастрофой. Стремительная местами река несла плот и кидала его, как щепку, на скалы, карчи, вертела десять минут в водовороте и, наконец, выбросила на широкий каменный мыс. ("Путевке очерки Чжунгарии", Записки Западно-Сибирского отд. Русского Географического общества", т. I, 1879, стр. 35).
9. Упоминаемый вид куропатки, видимо, не Perdix cinerea, а скорее Р. daurica (даурская куропатка).
10. Чингиль не длиннее Булугуна. Начинаются они в одном горном узле Монгольского Алтая, их долины разделяются его южным отрогом. Здесь Пржевальский оставляет Джунгарию и входит в пределы современной Монгольской Народной Республики (Кобдоский аймак). Долина Булугуна пустынна в своих низовьях, выше появляется обильная урёмная растительность, а также лиственичный лес по склонам гор.
11. Пржевальский упоминает названия западномонгольских племен дюрбетов, хашатов, хойтов, олютов; к последним он относит и торгоутов. К этому списку можно добавить и дзахачинов, живущих по соседству на восток от булугунских торгоутов в Монгольской Народной Республике.
Далее приводится рассказ о большом переселении калмыков с Волги в Джунгарию и Алтай, которое происходило во второй половине XVIII века.
12. Ныне считается уже устаревшим представление о Ханхайском море, которое не существовало на месте Гоби, так же как не существовало и единого Арало-Каспийского моря.
Почти для всей Гоби уже давно был присущ континентальный режим. В третичное время в Центральной Азии существовали только сравнительно небольшие морские заливы, как, например, в Кашгарии. В Средней же Азии, в западной ее части, широко разливалось сарматское море (миоцен), протянувшееся от Австрии и Польши до Аральского моря. Но уже в плиоцене и в четвертичное время Каспийское и Аральсксе моря не представляли единого бассейна.